— Эй, Вернон, — снова заорал я, помахав рукой Тому, который в этот момент как раз скрывался за дверями магазина. Я выскочил на дорогу. Том обернулся; под мышкой у него все еще была зажата картонная коробка. Он ждал меня, придерживая ногой дверь.
— Ты назвал меня Верноном? — спросил он.
Я стряхнул с куртки капли дождя, вытер сапоги о резиновый коврик и недоуменно уставился на Тома.
— Верноном? — Я покачал головой. — Я крикнул: «Подожди, Том».
Когда я оглянулся, на ступеньках у входа в ратушу уже никого не было.
В моем кабинете было сумрачно, жалюзи опущены, но я не стал зажигать свет. Я сразу прошел к столу и вытащил из пакета пистолет. Он весь был в крошках от булочек.
Часы на стене показывали: 9.01.
Я потер пистолет о брюки, смахивая крошки. Потом загрузил патронами.
Когда на циферблате часов высветилось 9.02, я поднял трубку телефона, чтобы позвонить Саре. Линия была занята.
Повесив трубку на рычаг, я снова вернулся к пистолету. Я попытался запихнуть его в правый карман куртки, но он оказался слишком громоздким: рукоятка высовывалась, а сам карман отвис, и куртка как-то странно перекосилась.
Я разделся, расстегнул рубашку и заткнул пистолет за пояс. Он лег мне на живот, и я ощутил его холодное прикосновение к коже. Его тяжесть словно и мне придала весу, наполнила каким-то странным волнением, я почувствовал себя эдаким гангстером, героем крутого боевика. Я застегнул рубашку, но не стал заправлять ее в брюки, так чтобы она прикрывала оружие. Потом надел куртку.
На часах было 9.03.
Я вновь набрал номер домашнего телефона. Сара тут же сняла трубку.
— Это он, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду?
Я быстро передал ей свой разговор с Карлом об удостоверении, рассказал о том, как Бакстер отказывался фотографироваться, как я выкрикнул его имя. Сара слушала внимательно, не перебивая, но по мере того как я говорил, уверенности в собственной правоте во мне заметно поубавилось. Я вдруг понял, что всему случившемуся можно найти и другие объяснения, которые будут выглядеть более правдоподобно, нежели предположение о том, что агент Бакстер — самозванец.
— Я звонила в ФБР, — сообщила Сара.
— Ну, и?..
— И мне сказали, что он на задании.
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
— Так, выходит, агент Бакстер существует?
— Так мне сказали.
— Ты спрашивала Нила Бакстера?
— Да. Агента Нила Бакстера.
Я застыл на месте, прижав к щеке телефонную трубку. Меня обуял ужас; такого поворота событий я никак не ожидал.
— И что, по-твоему, это означает? — спросил я. Даже по телефону я угадал, что она пожимает плечами.
— Вполне возможно, что это не более чем совпадение.
Я попытался заставить себя поверить в это, но тщетно.
— Бакстер — не такая уж редкая фамилия, — добавила Сара.
Я чувствовал, как врезается в живот пистолет и, словно живое существо, массирует меня. Я чуть передвинул его в сторону.
— Может, он и знал, что есть такой агент, Бакстер, — продолжала она. — Он мог намеренно выбрать это имя.
— Так ты хочешь сказать, что это все-таки он?
— Подумай о том, что ты мне только что рассказал, Хэнк. Что у него нет документов и все прочее.
— Я не говорил, что у него нет документов. Я лишь сказал, что он не показывал их Карлу.
Сара промолчала. Я расслышал, как где-то за ее спиной поет медвежонок Джекоба.
— Так скажи мне, — поторопил я ее.
— Что ты хочешь услышать?
— Думаешь ли ты, что это он.
После некоторых колебаний она произнесла:
— Думаю, что да, Хэнк. Я даже почти уверена в этом.
Я удовлетворенно кивнул, но ничего не сказал.
— А ты? — спросила она.
— Я тоже так подумал, — ответил я. И подошел к окну. Подняв жалюзи, я выглянул на улицу. Все было окутано дымкой. Ворота кладбища проступали в ней черной сеткой, а надгробия вырисовывались Неясными, серыми и холодными силуэтами. — Пожалуй, и до сих пор так думаю, — добавил я.
— Так ты возвращаешься домой?
— Нет. Я еду с ними.
— Но ты же только что сказал…
— Я раздобыл пистолет, Сара. Взял у Карла на время.
На другом конце провода воцарилось молчание; я чувствовал, что Сара напряженно думает. Казалось даже, что она не дышит.
— Я хочу защитить его, — сказал я. — Хочу быть уверенным в том, что он не пострадает.
— Кто?
— Карл. Если этот парень окажется Верноном и вытащит пистолет, я убью его.
— Ты не сделаешь этого, Хэнк, — воскликнула Сара. — Это же безумие.
— Нет. Это не безумие. Я все продумал, и мое решение кажется мне единственно верным.
— Но, если это Вернон, для нас очень важно, чтобы он исчез. Тогда никто больше не узнает, сколько денег было в самолете.
— Если это Вернон, он убьет Карла.
— Это не наше дело. Мы ничем не можем ему помочь.
— О чем ты говоришь? Только мы и можем помочь. Мы ведь знаем о замысле Вернона.
— Это всего лишь догадки, Хэнк. Наверняка мы ничего не знаем.
— Я смогу остановить его, если пойду с ними.
— Может быть, сможешь, а может, и нет. Пистолет — это не ружье. С ним гораздо легче промахнуться. И если ты промахнешься, он убьет вас обоих.
— Я не допущу осечки. Буду все время держаться у него за спиной. С близкого расстояния не промахнусь.
— Он убийца, Хэнк. И знает, что делает. Тебе его не перехитрить.
Медвежонок все пел за ее спиной, правда, уже не так бодро; голосок его чуть подрагивал. Я заткнул пистолет поглубже. Мне не хотелось слушать Сару, я жаждал идти и действовать, но ее слова, словно крошечные семена, оброненные в мое сознание, уже прорастали первыми сомнениями. Я начал колебаться. Я все еще пытался обрести былую решимость и уверенность в себе, мысленно представляя, с каким упоением я достану из-под куртки пистолет и, припав на одно колено, как полицейский, герой телебоевика, прицелюсь Вернону в грудь и нажму курок, но вместо этого перед глазами вставали совершенно иные картины: пистолет цепляется за рубашку; сапоги мои скользят по снегу; пистолет не стреляет, а если стреляет, то мимо цели, и Вернон оборачивается ко мне с ледяной улыбкой на лице.
Я вдруг с ужасом понял, что боюсь его.
— Ты должен подумать о ребенке, Хэнк, — сказала Сара. — И обо мне тоже.
Дилемма, стоявшая передо мной, казалась удивительно простой: пойти или остаться. Конечно, первый вариант был благороднее и честнее, но и более рискованным. Если и в самом деле нашим спутником окажется Вернон, то он наверняка планирует убить и Карла, и меня. Останься я дома — и можно избежать трагедии. Да, в этом случае я бы бросил Карла на произвол судьбы, зато спас бы свою жизнь.
Я стоял у телефона, мучительно выбирая между двумя вариантами. Сара молчала, ожидая моего решения. Левую руку я держал в кармане, перебирая какие-то монетки, ключи от машины, маленький перочинный ножик, который принадлежал еще моему отцу. Я вытащил первую попавшуюся монету. Ею оказались двадцать пять центов.
«Если упадет лицевой стороной, — загадал я, — пойду с ними».
Я подбросил монету в воздух и на лету поймал ее. Выпала лицевая сторона.
— Хэнк? — раздался в трубке голос Сары. — Ты здесь?
Я уставился на монету, чувствуя, как в животе расползается холодок. Я вдруг понял, что хотел увидеть другую сторону, втайне молил об этом. Нахлынули сомнения — может, стоит подбросить еще раз, принять решение по принципу «два из трех», но я знал, что, в сущности, это ничего не изменит. Я ведь мог сколько угодно подбрасывать монету, добиваясь того результата, которого хотел. Все это было самообманом, уловкой, попыткой успокоить совесть, оправдать собственную трусость. Что и говорить: я просто боялся идти.
— Да, — ответил я. — Я здесь.
— Ты же не полицейский. Ты ничего не смыслишь в оружии.
Я промолчал. Подбросив в очередной раз монетку, я добился того, что она легла на ладонь обратной стороной.
— Хэнк?
— Все в порядке, — тихо произнес я. — Я еду домой.
Я позвонил Карлу и сказал, что у ребенка сильная рвота и Сара в панике.
Карл был полон участия.
— Линда сейчас здесь, — сказал он. — В свое время она работала медсестрой. Я уверен, что она не откажется поехать с тобой, если тебе нужна помощь.
— Очень любезно с вашей стороны, Карл, но не думаю, что это так уж серьезно.
— Ты уверен?
— Конечно. Тем более что на всякий случай я сегодня же покажу девочку доктору.
— Тогда езжай скорее домой. Я уверен, что мы и сами справимся. Ты ведь действительно ничего не видел?
— Нет. Совсем ничего.
— Ты говорил, что гул был слышен на южной окраине заповедника? У фермы Педерсона?
— Надо проехать немного вперед.
— Хорошо, Хэнк. Может, я позвоню тебе, когда мы вернемся, расскажу, как все прошло.
— Буду рад.
— И надеюсь, с ребенком все будет в порядке.
Он уже собирался повесить трубку.
— Карл? — остановил я его.
— Что?
— Будьте осторожны, о'кей?
Он рассмеялся.
— С чего это вдруг?
Я помолчал. Мне хотелось предупредить его об опасности, но я не мог сообразить, как это сделать.
— Да, дождь моросит, — вымолвил я наконец. — А днем обещают похолодание. Дороги подмерзнут.
Он опять рассмеялся, но, казалось, был тронут моим участием.
— Тогда и ты будь поосторожней, — сказал он.
Грузовичок шерифа был виден из моего окна — он был запаркован напротив входа в церковь, — так что я, притаившись за жалюзи, стал ждать, пока Карл и Бакстер уедут. Они появились почти в тот же миг. На Карле была зеленая форменная куртка и фуражка лесничего. Дождь уже хлестал вовсю, превращая талый снег в лужи, добавляя сырости, которая проникала даже сквозь плотно закрытые окна.
Грузовичок Карла ничем особым не выделялся, разве что на крыше была установлена сигнальная лампа, а в салоне имелся полицейский радиопередатчик, да на крюке у заднего окна висела двенадцатикалиберная винтовка. Она была темно-синяя, с надписью, сделанной белыми буквами: «ПОЛИЦИЯ АШЕНВИЛЯ». Я проследил, как Карл уселся за руль, потом перепрыгнул через сиденье, чтобы открыть дверцу агенту. Я слышал, как заработал мотор, видел, как они накинули привязные ремни, потом заскользили по стеклу щетки, очищая его от капель дождя. Карл снял фуражку и пригладил волосы рукой.