ти, когда заметила на полу около двери знакомый черный прямоугольник.
Вот же задница, ее пропуск!
Похоже, его подсунули под дверь. Возможно, даже до того, как она вошла. Быть может, в спешке его просто не заметила? Или его подбросили, пока она принимала душ?
С заветным пластиком в руках и полным непониманием происходящего девушка поспешила в деканат. Что же делать? Сказать все, как было, или сослаться на невнимательность, мол, пропуск провалился за подкладку? Во втором случае наверняка схлопочет дисциплинарное взыскание и какие-то общественные работы в придачу – это понятно. А вот в первом так легко не отделаться.
Марори буквально видела себя вжатой в спинку стула в окружении преподавателей, администрации и вопросов. Кто поверит простокровке, что она не сообщница двух небеснорожденных и что знать ничего о них не знает? Можно попытаться добиться ментального сканирования, но это настолько сложная процедура, что пока все мыслимые и немыслимые инстанции дадут на нее разрешение, она благополучно состарится.
В такие моменты Марори как никогда остро ощущала одиночество. Не у кого спросить совета, не на кого опереться. Только Ним и есть, но она и так слишком часто доставляет ему хлопоты. Скоро и он поймет, что лучше обходить ее десятой дорогой. На всякий случай.
– Я прошу прощения за то, что ввела в заблуждение, – прямо с порога, не дожидаясь, пока ее спросят, соврала она. – Пропуск упал за подкладку моей сумки и все время был там.
Декан, черный, как туча, постучал пальцем по столу, предлагая предъявить доказательство. Он долго и тщательно изучал пропуск, потом передал его помощнице и посмотрел на студентку.
«Я хочу найти повод зацепиться, дай мне его», – говорил его хищный взгляд.
Марори заставила себя стоять ровно, как вбитый в доску гвоздь. Нет ничего хуже неправды. Соврешь один раз – и потом будешь всю жизнь оглядываться, боясь разоблачения. А за вранье наказывают больнее, чем за сказанную вовремя правду. Только вот и правда бывает такая, что хоть в петлю полезай, а все равно не поверят и не поймут.
Через некоторое время, пока они с деканом играли в молчанку, вернулась его помощница с пропуском и коротким: «Все в порядке». Седого демона это еще больше раззадорило. Он не спешил возвращать пластик, вместо этого методично постукивал его уголком о столешницу.
– Вы здесь и так на птичьих правах, – предупредил декан.
– Я понимаю.
– Где вы провели ночь, айра Милс?
Она мысленно сжалась. Ну вот, начался допрос. И оказалась совершенно к нему не готова. Что ответить? Что без памяти всю ночь провалялась в грязи?
– Я была с айром Эашу, – брякнула первую же пришедшую на ум мысль.
Декан покачал головой.
– Это не оправдывает ваш внешний вид. Вы позорите заведение, айра.
– Мне очень жаль, – она опустила взгляд в пол. Может быть, ее смирение отобьет у него охоту продолжать. – Вашего «жаль» недостаточно, мягко говоря! – рявкнул он. Марори с трудом заставила себя не поддаться его гневу.
– Напишите подробную объяснительную. Я сегодня же доложу о вашей выходке Магистру, и пусть он решает, что с вами делать. Против вас уже начато разбирательство. Очень надеюсь, эту выходку Магистр сочтет достаточно весомой, чтобы присовокупить ее к решению выбросить вас вон.
Девушка подчинилась. Старательно выводя каждую букву, написала нужное и с радостью вышла из деканата, когда Халар сказал, что она может быть свободна. Ним поджидал за дверью и напряженно грыз ноготь большого пальца. Он сразу набросился с вопросами: что случилось, где она была, что с ногой и какого, вообще, фига происходит?
Марори с радостью ответила бы на все его вопросы, но перво-наперво следовало уладить одну очень неприятную вещь, а именно: найти Эашу и уговорить его подтвердить ее алиби, если до этого дойдет.
– Ним, мне нужно бежать, извини, сейчас времени совсем нет. Я позвоню.
– А как же сегодняшние планы? – догнал ее в спину вопрос эльфа.
– Я позвоню!
Эашу она нашла не сразу. Инкуб обладал удивительной способностью появляться в самый неподходящий момент и исчезать, когда был позарез нужен. Дело усложнял выходной: большинство студентов еще в пятницу вечером разъезжались по домам или просто сбивались в компании и выбирались за город. А Эашу был известным любителем потусоваться в компании суккубов и не обремененных стыдом и моралью девчонок. На звонки он не отвечал. Ее сообщение ему в «ТиН[2]» – «Ты где? Нужно срочно поговорить!» – висело без отчета о просмотре. В конце концов, паника подстегнула Марори нанести Эашу визит по месту его проживания в спальном корпусе. Трижды она стучала в дверь, но никто не отвечал. А когда все-таки сдалась и засобиралась уходить ни с чем, из-за двери раздался приглушенный женский смех. Ну, или не смех, а что-то среднее между сладостным стоном и довольным помуркиванием.
Марори залилась краской и снова настойчиво постучала.
– Эашу, мне правда очень нужно с тобой поговорить. Ты знаешь, я никогда ни о чем тебя не просила, но сейчас ты действительно очень мне нужен. Если хочешь, – она грустно вздохнула, – это вопрос жизни и смерти. Моих жизни и смерти.
В комнате наметилась возня, затем дверь резко распахнулась – и на пороге показалась взлохмаченная девица в наброшенной на плечи мужской рубашке. Рубашка ничего не скрывала, но призвана была, судя по всему, создать хотя бы намек на соблюденные приличия.
– Ты кто? – сощурилась девица.
– Мне нужен Эашу, – выпалила Марори, чувствуя, как краска стыда на щеках становится гуще. Да что там на щеках – румянец наверняка уже превратила ее лицо в зрелый помидор.
– Ну, заходи, если пришла. – Девица вальяжно шагнула в сторону, позволяя незваной гостье пройти мимо. – Не стесняйся. Даже можешь присоединиться.
Дверь за спиной Марори захлопнулась. На мгновение захотелось развернуться и броситься прочь. Чувство стыда вмиг превратило ноги в пару надломленных деревяшек. Но пасовать сейчас – значит дать инкубу повод послать подальше и просьбы, и ее саму.
На нее смотрели с интересом. Даже не пытаясь скрыть улыбки, о чем-то перешептывались. Их было четверо. Четверо девиц разной степени оголенности, буквально ползающих по Эашу. Вся компания расположилась на большом кроваво-алом диване, среди множества подушек самых разных размеров и форм.
Момент для разговора не то чтобы не подходящий – он глуп и абсурден. Но отступать поздно.
– Привет, – выдавила из пересохшего горла Марори. – Мы можем поговорить? Наедине.
Девицы замерли, на их лицах появилось явное недовольство.
– Обязательно сейчас? – нарочито громко вздохнув, спросил инкуб.
Одна его рука лежала на заднице одной из подруг, вторая скользила по груди ее соседки.
– Да, именно сейчас.
Если бы он послал ее ко всем чертям, Марори бы ничуть не удивилась и не обиделась. Но он не послал. Еще раз вздохнув, высвободил руки, сел ровно.
– Прошу прощения, дамы, но на сегодня наше свидание окончено. Я позвоню. Обязательно.
Дамы попытались возобновить то, на чем их прервал визит незнакомки, но инкуб решительно пресек все поползновения. Бросая на виновницу своей неудовлетворенности косые взгляды, девицы быстро рассредоточились по комнате, собирая свою немногочисленную одежду. Затем одна за другой покинули обитель несостоявшейся оргии.
Все это время Эашу сидел молча, не шелохнувшись, сверлил Марори странным пристальным взглядом. Лишь когда дверь за последней девицей захлопнулась, взял с подлокотника дивана короткое полотенце, обернул его вокруг бедер.
– Извини, у меня не прибрано.
Не прибрано – слишком мягкое определение для царившего в комнате бардака. Всюду валялись вещи, бутылки из-под спиртного, окурки, обертки от средств предохранения. На дверной ручке в спальню висели женские стринги. Эашу поднялся, захлопнул дверь.
– Ну и что случилось у моей цыпочки?
Он прошлепал до письменного стола. Вместо положенных учебников и тетрадей там стояли бокалы, пепельницы, валялась коробка из-под пиццы, а в металлическом ведерке стояла початая бутылка шампанского. Эашу наполнил бокал, предложил гостье, но та отказалась.
– Так о чем речь? – после жадного глотка спросил он.
– Прости, но. ты не мог бы одеться?
Ей не нравилось, что полотенце – его единственная одежда. Не нравилось, что взгляд волей-неволей упирается в его пирсингованный пупок.
– Ох уж эти мне девственницы, – Эашу изобразил вселенскую скорбь и пошел в ванную. Но на полпути резко развернулся, и сграбастал Марори в охапку. – Но раз уж ты сама ко мне пришла.
Он сделал вид, будто собирается ее поцеловать. Девушка уперлась ладонями ему в грудь, как угорелая замотала головой.
– Нет! Хватит! Прекрати же!
И он подчинился. Разжал руки, отступил. И снова тот же грустный мимолетный взгляд. Узнать бы, что за ним скрывается. Марори бросилась к двери. И о чем она только думала, первая придя к парню в комнату, да еще и к инкубу, который самым непрозрачным образом заявил права на ее невинность. Дура, троекратная дура!
– Эй, цыпочка, погоди.
Она сжала пальцы на ручке двери.
– Я не до такой степени подонок, чтобы тебя насиловать, даже если это всего лишь поцелуй. Располагайся, я быстро.
Пока его не было, Марори навела хоть минимальный порядок: собрала грязную посуду, вытряхнула пепел в коробку из-под еды, проветрила комнату и застелила постель.
Стены комнаты инкуба были густо украшены плакатами с обнаженкой, на масляной картине над диваном была изображена гротескная оргия. Очень соответствующее хозяину место: своим горячим темпераментом инкубы славились еще больше, чем способностью соблазнить все, что движется, шевелится и способно к совокуплению. Странно, что администрация допускает такие вещи: курение, выпивка, оргии. Хотя, конечно, контингент соответствует: оставить инкуба без плотских утех – все равно что перестать поливать цветок. Засохнет и скукожится.