— Эй, Чжу Сяо-сы, негодяй! Я тебя ведь зову! Что ты, такой-сякой, сегодня не показываешься?
— Сяо-сы идет, папаша, — донесся из-под земли глуховатый голос.
Вскоре могильная насыпь разверзлась, оттуда вылез какой-то человек и ушел с тем, кто его звал. Увидев такое, учитель и господин Ван Седьмой от ужаса задрожали[110].
Между тем дождь прекратился, и они бросились прочь. Было скользко, да к тому же они тряслись от страха: сердце в груди прыгало, как олененок, ноги подгибались, как у петухов после хорошего боя; но они, больше не оглядываясь, спешили дальше, будто за ними гнались тысячи пеших солдат и десятки тысяч всадников. Добравшись до вершины горы, они прислушались: внизу, в ущелье, раздавался звук, словно кто-то рубит в лесу дрова. Немного спустя они увидели тюремного служащего — он гнался за тем самым человеком, который вышел из могилы. Когда оба скрылись из глаз, учитель и господин Ван Седьмой бросились наутек. На склоне горы им попался заброшенный храм Шаньшэньмяо, они вбежали туда, поспешно захлопнули за собой дверь и налегли на нее всей своей тяжестью. Вот уж, поистине, они не смели ни громко вздохнуть, ни испустить ветры и только прислушивались к тому, что творилось снаружи.
— Не бейте меня! — донесся до них громкий вопль.
— Оборотень проклятый! — раздалось в ответ. — Ты, мерзавец такой, взываешь к моей доброте, а сам чем мне отплатил? Как же мне тебя не бить?
Господин Ван Седьмой прошептал на ухо учителю:
— Голоса, которые доносятся снаружи, принадлежат тюремному служащему и тому, кто выскочил из могилы.
Учитель, несмотря на испуг, который заставил его вместе с господином Ваном Седьмым спрятаться в этом храме, не смог удержаться от упреков.
— Это ты понапрасну заставил меня натерпеться здесь страху, — сказал он. — А жена ждет меня дома и не знает, что и подумать!
Не успел он договорить, как вдруг в дверь постучали.
— Откройте! — попросил кто-то снаружи.
— Кто там? — спросили оба разом и стали внимательно прислушиваться.
В ответ послышался женский голос.
— Хорош же ты, господин Ван Седьмой! — услыхали они. — Ты заставил моего мужа проторчать здесь всю ночь, и в поисках его я была выпуждена сама явиться сюда. Цзинь-эр, давай откроем дверь и возьмем с собой нашего хозяина.
Учитель понял, что за дверью стоит не кто иная, как его жена со своей служанкой Цзинь-эр. «Но как же они могли узнать, что я с господином Ваном Седьмым нахожусь здесь? — подумал он. — Не иначе, как они тоже оборотни». Ни он, ни господин Ван Седьмой не смели произнести ни звука.
— Если ты не откроешь мне, — послышалось снова, — я проберусь через щель в двери.
Когда они услышали такое, все выпитое ими за день вино вышло из них холодным потом.
— Я хочу сказать тебе, госпожа, только не прими это за дерзость, что сейчас нам лучше уйти отсюда, а завтра хозяин сам вернется домой, — донесся другой голос.
— Ты права, Цзинь-эр. Я пойду домой, но ему этого не забуду, — сказал первый голос и громче добавил: — Господин Ван Седьмой! Я сейчас ухожу, но завтра утром пришли моего мужа домой!
Смел ли кто-нибудь из обоих мужчин произнести хоть слово в ответ!
— Учитель У, твоя жена и ее служанка Цзинь-эр — оборотни! — сказал господин Ван Седьмой, когда обе женщины ушли и снаружи все стихло. — Не место здесь людям, пойдем-ка скорее отсюда!
Когда они открыли дверь и выглянули наружу, им показалось, что время подошло к пятой ночной страже[111]; ни одного прохожего не было видно. Спускаться с горы им оставалось еще более одного ли, как вдруг они увидели две выходящие из леса фигуры. Впереди шла матушка Чэнь, а за ней следовала старуха Ван.
— Учитель У, мы ждали тебя очень долго, — сказали они, приблизившись к учителю и господину Вану Седьмому. — Откуда это вы идете?
В ответ на эти слова учитель и господин Ван Седьмой воскликнули в один голос:
— Выходит, эти старухи тоже оборотни! Бежим быстрее отсюда!
И вот, мчась, словно сайги, скача, как олени, прыгая, как обезьяны, и летя, словно соколы, они спускались с горы. А за ними гнались старухи. Оба мужчины за ночь страшно переволновались, а к тому же у них не было ни крошки во рту, и они почувствовали сильный голод. В течение ночи они видели столько ужасов, что потеряли надежду встретиться хоть с одним живым человеком. В таком состоянии они вдруг увидели у подножия горы какой-то домишко с вывеской над дверью.
— Самое большее, что здесь можно достать, — это тростниковое вино, — сказал господин Ван Седьмой. — Давай купим немного вина, выпьем для подкрепления сил и, кстати, укроемся от этих старух.
Вбежав в лавку, они увидели виноторговца:
Обмотана его голова
Платком головным,
зеленым, словно желчь у быка;
Обернута поясница его
В пояс широкий,
багровый, словно печень свиньи.
Изношенные по колено штаны;
Соломенные на ногах его туфли.
— Какое у тебя есть вино, подогретое[112] или холодное? — спросил господин Ван Седьмой.
— Теплого еще нет, — сказал тот.
— Что ж, принеси нам пока по чашке холодного, — попросил учитель У.
Но парень не двинулся с места и не ответил ни слова.
— И этот ведет себя как-то странно; видно, он тоже оборотень! — воскликнул господин Ван Седьмой. — Идем-ка отсюда!
Не успел он еще договорить, как в лавке поднялся сильный ветер.
Пусть это никак не рычание тигра,
Хоть это, конечно, не стоны дракона, —
С рассветом едва ли сумеют
соцветья раскрыться на ивах плакучих;
Под мраком во множестве скрылись
и бесы речные, и горные духи.
Одним дуновеньем
у врат преисподней земля обнажилась;
И сразу взметнулась
у горного склона Фэнду[113] туча пыли.
Когда ветер стих, винная лавка и ее владелец бесследно исчезли, а учитель и Ван Седьмой оказались стоящими на могиле. От испуга у обоих душа ушла в пятки. Они бросились бежать к винокурне, что на Цзюлисун, там наняли лодку и сошли на берег у ворот Цяньтанмэнь. Господин Ван Седьмой пошел домой, а учитель У сначала отправился к старухе Ван, которая жила недалеко от ворот, но нашел дверь запертой. Он принялся расспрашивать соседей и узнал от них, что прошло уже пять с лишним месяцев, как старуха Ван умерла. От неожиданности и испуга у учителя глаза полезли на лоб и отнялся язык; он не знал, что ему делать. Наконец, от ворот Цяньтанмэнь он направился к нынешнему монастырю Цзинлингун и экзаменационному двору[114], прошел мост Мэйцзяцяо и оказался у пруда Байяньчи. Тут он спросил, где живет матушка Чэнь. Подойдя к дому, который ему указали, он увидел, что дверь заколочена крест-накрест бамбуковыми жердями. На дверях под фонарем было написано восемь слов:
Сердца людские — будто железо,
Законы казенные — словно печи.
На вопрос, где матушка Чэнь, ему ответили, что прошло уже больше года, как она умерла. Учитель У ушел от пруда Байяньчи и направился к мосту Чжоуцяо, но двери его собственного дома тоже оказались закрытыми.
— Куда пошли моя жена и служанка? — спросил он у соседей.
— Вчера ваша жена со служанкой Цзинь-эр вышла из дому следом за вами, — отвечали ему. — Она сказала нам, что идет к матушке Чэнь. Они до сих пор еще не вернулись.
Учитель в растерянности уставился на соседей и не мог произнести ни единого слова. Вдруг он увидел покрытого лишаями даоса[115], который приближался к нему.
— Я вижу, у вас тут творятся странности, — сказал даос, взглянув на учителя. — Давайте, я поскорей выгоню оборотней, чтобы избавить вас от грядущих бед.
Учитель тотчас же пригласил даоса войти, приготовил благовонные свечи и наговорную воду.
И вот этот даос принялся за свое колдовство, пробормотал несколько слов и выкрикнул: «Спеши!» Тут же явился перед ним дух-воитель:
Сеткою желтой покрыт его лоб;
Пояс парчовый обвил его стан.
Рукава у халата из бурого газа,
расшиты кругами цветов;
Охватившие тело златые доспехи
сидят вплотную на нем.
Меч поперек — как осенний ручей;
Туфли ступают — как лапы у льва.
Сверху вторгается
прямо в Лазурную Сеть[116];
Снизу стоит
на полу в Подземелье Девятом[117].
Судеб дракона и беса простого
Может со дна из-под толщи морской
вытащить на поверхность;
Оборотней и нечистую силу
Может в горах по пещерам и норам
выловить и предоставить.
У алтаря Лю Дина[118] представши,
Имя по праву он получил бы
«Жребия Исполнитель»;
Перед троном Владыки Верховного
Имя, конечно, ему бы дали:
«Воин — Служитель Неба».
Дух-воитель выказал почтение и спросил:
— Куда святой повелитель изволит меня послать?
— В доме У Хуна, — ответил святой, — завелись оборотни. Они вместе творят пакостные дела на склонах гряды Тосяньлин. Всех их доставить ко мне!
Дух-воитель исполнил приказ, и тотчас же порыв ветра налетел на дом учителя У.
Он без облика, он без тени,
но пронзает людскую душу.
Во вторую луну он персик
расцветать понуждает дружно.
Перед этим он обрывает
на деревьях желтые листья
И в горах заставляет тучи
из ущелий выплыть наружу.
Когда ветер стих, все оборотни предстали перед даосом. Оказалось, Ли-музыкантша — в прошлом жена судьи из управления сановника Циня — умерла в объятиях судьи. Служанка Цзинь-эр была загублена ею из ревности. Старуха Ван отравилась нечистой водой. Матушка Чэнь, стиравшая одежду всем своим близким в пруду Байяньчи, однажды упала в воду и утонула. Чжу Сяо-сы, дух которого на вершине горы вышел из могилы на зов тюремного служащего, был смотрителем кладбища, умершим от тяжелой работы. Хозяин винной лавки на склоне горы умер от простуды. После смерти все они стали оборотнями.