— Ого! — воскликнула Нэния.
— Что такое? — спросил Виш.
— Ну, я могу сказать, что не я одна, а ещё и другие прорицатели, прорицательницы, колдуны и колдуны ходили в царский дворец, и вели беседы с теми знатными людьми, до которых были допущены. Всё об одном: о том, что в Ой-Чип-он вернулся ЧИП, и что теперь возможно возрождение этой зловещей империи. Сейчас собрали экспедицию, но в неё входят воины да ещё — пара-тройка слабосильных колдунов. В общем, толка от них будет мало… А вас я понимаю… Очень даже понимаю. Хотите исправить совершённое, да?
И Нэния пристально взглянула в глаза Винда. Юноша вздрогнул и спросил:
— Вы о чём?
— Да так…
Тяжело было на сердце у Винда. Он думал: "Неужели моя тайна уже не тайна? Прикоснувшись к моей голове, колдунья узнала моё прошлое, то, как я помог ЧИПУ вернуться".
Нэния же как ни в чём не бывало продолжала:
— Самым ценным, в вашей компании, помимо искреннего рвения, является вот он…
И колдунья кивнула на зелёную нить, который вытягивалась от Крылова.
— Он — настоящее сокровище. Такое сокровище, которое ни за какие деньги не купишь… Ведь он твой друг? — спросила она у Винда.
Юноша кивнул, потом проговорил:
— Он — живой корабль, он вылупился из яйца, и я при этом присутствовал.
— Знаю, знаю…
— Я вообще с Каэлдэрона. Вы слыхали о таком мире?
— Прежде не слыхала.
— Ну и не удивительно. В Многомирье неисчислимое множество миров, и Каэлдэрон только один из них… Он бы вообще ничем не был примечателен, если бы не это сияющее яйцо, из которого и вылупился Крылов.
— Только не говори мне о том, что такие яйца у вас растут, словно огурцы на грядках.
— Нет, не стану я этого говорить, потому что сам никогда ничего подобного не видел.
— Тебе очень повезло, Винд, — молвила Нэния. — Ты присутствовал при рождении Крылова, и поэтому он привязался к тебе…
— Я его ещё от одного рогоносого спас. Он на такие вот живые корабли охотился…
— Вот, а это вас ещё крепче связало.
— Но что тебе известно о Крылове? Почему ты говоришь об особой удаче (хотя я, конечно, согласен, что нашёл верного друга и это — замечательно).
— Удача в том, что рождение такого корабля вообще — большая редкость. А он привязался к тебе, Винд, и служит тебе.
Следующий вопрос задал уже сам Крылов. Дело в том, что живой корабль заинтересовался рассказом Нэнии, сам взмыл от причала, и прилетел к этому внутреннему двору.
Теперь он нависал над фонтаном, сиял, переливаясь изумрудными оттенками, нить же свою убрал. Он и без нити всё слышал и способен был говорить.
Нэния, нисколько не смутившись его, столь стремительного появления, сама у него спросила:
— А что тебе известно о своём предназначении?
Крылов ответил:
— Я до сих пытаюсь понять, кто я, почему я появился, и не нахожу однозначного ответа. Вот есть в моей жизни Винд, и его друзья, которые тоже стали близки мне. Мне в радость помогать им; хотя, к сожалению, они могут ошибаться…
— Да уж, — проговорила Нэния, и вновь бросила пронизывающий взгляд на Винда.
Юноша поёжился, вновь кольнула его мысль: "Ну, конечно, колдунье известно, о том, что я помог вернуться ЧИПУ… Но ведь я хочу искупить свою вину!".
Крылов же продолжал:
— Я знаю, что мне в радость летать — мчаться по бескрайнему, ясному небу, от мира к миру, ловить потоки солнечного света, и двигаться к солнцу. Свет дарит мне жизнь, от света я росту. Но у других живущих есть родители, а вот кто мои родители — я не знаю.
— Тебя породил мир Каэлдэрон, — молвила Нэния. — Из самого ядра этого мира, сквозь твердь, протянулся стебель, на конце которого выросло яйцо, ну а в яйце — был ты. Но только повторюсь: в мире Каэлдэроне нет ничего особенного. Каждый из миров в Многомирье способен на такое, вот только происходит это крайне редко… Из яиц вылупляются птицы…
— Птицы, — повторил Винд.
— Ну, или не птицы, а, например, драконы, змеи, ящерицы, летающие замки, а чаще всего — облака, но только всё это: не простые драконы, змеи, ящерицы, летающие замки или облака. Все они, также как и Крылов, наделены разумом; все — радуются свету, и растут в полёте. Я, так думаю, что стремиться они могут не только к Солнцу, но и в самые разные стороны, чтобы миры произрастали равномерно…
— Что-то я не совсем понимаю, — признался Винд, а остальные были с ним согласны.
Тогда Нэния пояснила:
— Крылов, и все остальные, вылупившиеся из сердцевины миров — они растут и летят не просто так. Однажды они останавливаются и чувствуют: вот место, которое предначертано мне, и зависают в воздухе, между мирами, постепенно преображаются и растут до тех пор, пока не достигают, двадцать-тридцать километров в диаметре. Они становятся круглыми, а на их поверхности появляются леса, реки, озёра, холмы; всякие существа заселяют их, строят свои дома, храмы дворцы… Ну так, кто из вас догадался, в кого, в конце-концов превратиться Крылов?
Все догадались, и все были удивлены. Ну а Винд изумился до такой степени, что на некоторое время даже позабыл о ЧИПЕ. Он воскликнул:
— Неужели Крылов превратиться в новый мир!?
— Да, — кивнула Нэния. — Он станет ещё одним миром в Многомирье. Ты ещё, может, спросишь, почему он такой — выглядит как корабль, а не как облако. Я объясню. В момент его рождения рядом был ты; он почувствовал тебя, и принял именно такую форму, которая больше всего подошла для тебя. Ты мечтал о путешествиях — вот тебе воздушный корабль…
— А я и не знал об этом. Всё это произошло неосознанно, — сказал Крылов.
— Ну а долго ему ещё расти до того, как он миром станет? — спросил Винд.
— Вот этого я не знаю. Ты сам то, Крылов, чувствуешь, сколько тебе осталось?
— Чувствую только, что мне летать нравится. Должно быть, сейчас ещё моя молодость.
— Хорошо, если так. Значит, время у нас есть — кивнула Нэния. — Я уже сказала, что Крылов — настоящее сокровище; такого как он, ни за какие деньги не купишь; в нём огромная сила, которую он ещё и сам, может, не осознаёт, которой ещё не умеет пользоваться, но мы должны ему в этом помочь.
— Ну а что это за силы? — спросил Винд.
— Мне самой, к сожалению, не так много известно…
Воцарилось молчание. Слышно было как журчит фонтан, а в отдалении, за стенами однообразно шумел многолюдный Светлоград.
— Сыты ли вы? — спросила, наконец, Нэния.
— О, спасибо за угощение. Всё как всегда было просто восхитительно, — молвил четверорукий Виш.
Остальные были с согласны с ним. Разве что каменный Гхал искал своим единственным глазом — что ещё слопать, так как еда была необходима ему для выработки полётного газа.
Нэния поинтересовалась:
— Когда же вы готовы отправиться в путешествие, которое для некоторых из вас, если не для всех, может стать последним?
— Да хоть сейчас! — воскликнул Винд.
Остальные тоже не хотели терять времени. Тогда Нэния молвила:
— Ну что ж. В таком случае вылетаем уже завтра… Да-да, прямо сейчас я не готова. Надо мне кое-что собрать в дорогу…
Гхалу же сказала:
— Вон видишь каменную пристройку? Своим цветом и формами она не вписывается в изящество моего дома, так что можешь её слопать.
— Благодарю! — пробасил каменный истукан и направился к пристройке.
Вскоре раздался треск от разгрызаемых его могучими челюстями каменных блоков…
Вторая частьВойна
I
Но отставим на время Винда, Эльрику, Виша, Гхала, Нэнию и всю остальную отважную компанию, которая собиралась в полёт к Ой-Чип-Ону… А перенесёмся мы туда, где уже побывала часть Винда; туда, где так долго томился, меняя человеческие тела, забывший о том, кто он на самом деле — ЧИП. Перенесёмся из солнечного Многомирья, в громадный, и такой разный, но лежащий под одним небом мир, на планету Земля.
Там, в городе Москве, случилось одно происшествие — одно из бессчётных, в числе хороших и плохих… Это было происшествие которому суждено было попасть в новости, и довольно быстро забыться всеми, кроме жильцов одного дома…
Это был тот старый кирпичный дом, на восьмом этаже которого жил ЧИП. Как, должно быть, помнит читатель, ЧИП, вспомнив, что он правитель великой империи, очнулся от дрёмы, в которую древним колдовством была погружена его душа. И так велик был поднявшийся из него пламень, что он одним прикосновением своих ладоней вдребезги разбил окно, и, уже обратившись в вихрь, понёсся над московскими улицами, над крышами домов, туда, куда влекла его мистическое чувство — на городскую окраину к проходу между мирами.
А в оставленной ЧИПОМ квартире как раз и началось то происшествие, которое быстро забылось всеми, кроме жильцов кирпичного дома. На включенной конфорке сначала поджаривалась, а потом дымила и чернела яичница; сама же конфорка накалилась и источала жар. Но жар быстро растворялся в потоках холодного зимнего воздуха, который вливался на кухню через выбитое окно. В порывах ветра качались, задевали плиту шторы… Вот они задержались чуть дольше, быстро задымились, и уже вернувшись к окну, вспыхнули. Пламя поползло вверх, ветер разбрасывал искры и вскоре на кухне появились новые очажки огня. Наконец, вспыхнул и линолеум, которым был покрыт пол. Начался пожар…
Вот это и было происшествием. Соседи звонили «01», но, когда приехали пожарные то, вся квартира ЧИПА уже была объята пламенем…
Бывшая квартира ЧИПА совершенно почерневшая, выжженная, представляла и страшное и отталкивающее зрелище. Все очаги дыма уже залили пеной, а проходящий через выбитые и лопнувшие окна воздух быстро охлаждал стены.
— Ну что? — спросил у своего напарника пожарник Степан Вдовий.
— Трупов нема, — проговорил тот устало.
— Кто жил, выяснили?
— Ага…. Корбудзо Яков Фёдорович, шестьдесят седьмого года рождения, вдовый… Нет, это ты у нас Вдовий, а он просто — холост.
— Нашли его?
— На работу звонили. Сказали — ушёл в обычное время. По времени, уже должен был домой вернуться, а вот — вишь, задержался где-то.