— Но пожар ведь на кухне возник, — произнёс внимательный Степан Вдовий.
— Ага. От плиты всё пошло…
— Кто же плиту включил? Кто окно выбил? Выбросился, может, кто-то? Тогда почему под окнами труп не нашли?..
— Да ты что, Стёпа? Охота тебе голову ломать? Ты разве прокуратура? Вон, гляди, сыщики понаехали; сейчас и нас попросят удалиться, будут осмотр делать…
Степан Вдовий — тридцати трёх лет от роду, пожарник, мужчина серьёзный, женатый, отец двоих детей; обладатель роскошных, пшеничного цвета усов, слыл человеком рассудительным и деловым. Если кто-либо поступал неправильно, он таких людей поправлял; сам почти не пил, и совсем не курил, заработанные деньги нёс в семью… В общем, он был одним из тех людей, которым просто на раду написано — жить слаженно, как по расписанию, до конца своих дней, хотя его опасная профессия весьма остро ставила вопрос — когда наступит этот конец его дней.
Но сам Степан уже десять лет работал пожарным, многое за эти годы повидал, и поэтому саму службу свою — кажущуюся сторонним людям чем-то невиданно опасным — воспринимал как дело совершенно обыденное. И теперь, оглядывая сгоревшую квартиру ЧИПА (он же — Корбудзо), Степан Вдовий задавал вопросы машинально, просто играя эрудицией, представляя себя в роли настоящего сыщика. В то же время, Степан понимал, что забудет эту квартиру — встанет она в длинный ряд виденных им выжженных помещений; все они, в общем-то, на одно лицо — выгоревшие, изуродованные. Сам ведь верил, что такое лучше и не помнить, а забыть поскорее…
Он уже собирался уходить, но что-то замешкался, сделал одно неверное движение, и споткнулся об обугленный кусок серванта. Давненько с ним такого не было; обычно, на работе, он был точен и ловок, а тут, значит, уже расслабился, предчувствуя, что тяжёлый день закончен…
Степан не упал на пол, а, выставив перед собой руки, замер в таком положении, будто собирался отжиматься. Под обломками серванта была шкатулка: обугленная, с подплавленной крышкой, но внутри шкатулки что-то отчётливо билось.
И тогда Степан быстро, пока никто не заметил, запихнул шкатулку в карман. Никогда-никогда прежде не собирал он чужие вещи на месте пожаров; считал это мародёрством, а тут сделал это почти бессознательно, просто потому, что вдруг страстно, до боли в сердце, до нездорового жжения в висках захотелось ему узнать, что же там — в коробке. Он и не думал воровать, он собирался просто заглянуть туда, увидеть, а уже потом, когда Яков Фёдорович Корбудзе вернётся на пепелище, вернуть ему находку, заявив, что спас эту ценность из пламени.
В общем, Степан Вдовий совершил несвойственный для себя поступок и жизнь его вскоре совершенно изменилась. О чём и пойдёт речь.
Ночь… За окнами было совсем темно. Спал укутанный снежным покрывалом город..
Степан Вдовий сидел в своей комнате, за широким дубовым столом. На стене отсчитывали время часики; но их тиканье столь привычно, что Степан и не замечал его…
За дверью — спальня жены, за другой дверью — коридор, и дальше: детская, ванная, туалет, кухня. Все уже давно спали в этой квартире, да и Степан, после такого тяжёлого дня должен был бы спать. Но нет — ему совсем не спалось; странная шкатулка, подобранная в квартире погорельца Якова Фёдоровича Корбудзо, никак не давала ему покоя.
Что так шевелилось и билось в этой коробке? Зверёк? Нет — не мог это быть зверёк, потому что во время пожара шкатулка накалилась и он бы, несомненно, погиб.
Тогда что? Механизм? Но какой механизм может сидеть в шкатулке и стучаться?..
Надо сказать, что иногда, в свободное от основной работы время, Степан занимался механикой. Например, чинил часы, собрал миниатюрную железную дорогу, с поднимающимися и опускающимися шлагбаумами и другими прелестями — подарил её сыну Вите, дочери же Людмиле — собрал подвижную куклу. Сам считал эти дела своим хобби, но, тем ни менее, в ящиках его стола хранилось немало полезных инструментов.
Повертев в руках сплавленную шкатулку, Степан достал из ящика алмазную резку, и медленно, осторожно, чтобы не издавать резких, столь чуждых для ночной квартиры звуков, начал срезать налёты. Работа шла плохо: метал, из которого была сделана шкатулка, оказался слишком твёрдым.
Через полчаса Степан запыхался, на лбу его выступила испарина. Уже давно, даже во время тушения пожаров, он не уставал так, и уже не помнил, когда ему было так интересно…
Из спальни вышла жена, спросила:
— Ты что здесь сидишь? Завтра же на работу…
— Да вот, почитать, что-то захотелось, — молвил, быстро пододвигая к себе толстый фолиант Степан.
Спрятал под обложкой испачканную в золе ладонь и подивился на себя: в кои-то веки он так вот, словно нашкодивший школьник, обманывает, увиливает, скрывает? Жене хотелось верить своему мужу, а ещё больше ей хотелось спать, поэтому выслушав его обещание вернуться в кровать через десять минут, она удалилась в спальню.
Степан ещё несколько раз провёл резцом по неподатливой шкатулке, разочарованно вздохнул, а затем убрал и шкатулку и свои инструменты в ящик стола и закрыл ящик ключом.
Но он, должно быть из-за усталости, не заметил, что всё же проделал в шкатулке небольшое отверстие. Это была трещинка, но что там, за этой трещинкой, невозможно было разглядеть. В шкатулке пока что никто не шевелился.
Следующий день был вполне обычным: холодный, серый, морозный и снежный день в Москве. Но ни холод, ни снег не были властны над огнём, который словно ненасытный зверь вспыхивал то в одном, то в другом месте этого огромного города. И приходилось пожарным выезжать по вызовам. Вызовы, на которых был Степан оказались пустяковыми: задымление подъезда, помойка под окнами загорелась, ещё какая-то чепуха, и весь этот день Степан думал о шкатулке…
Узнавал, объявился ли Яков Фёдорович Корбузо, и ему отвечали, что этот Корбузо как в воду (или, скорее уж — в огонь) канул…
Наконец, рабочий день закончился и уже в сумерках Степан вернулся домой. Жена готовила ужин, дети гуляли во дворе. Пока Степан мыл руки в ванной, жена стояла за его спиной и говорила:
— Слушай, я сегодня в пять с работы пришла; в коридоре раздеваюсь, слышу — из твоей комнаты скрежет. Я — испугалась. Думаю, может, воры пробрались.
— Чего?
— Ну звук такой, будто кто-то что-то подтачивает, дерево режет и ещё железками скрипит. В общем, странный такой звук.
— И?
Степан прошёл на кухню.
— Я заглянула в комнату. Спрашиваю: "Есть кто?", а сама уже газовый баллончик держу. Перепугалась! А как спросила, сразу шорох этот прекратился. Я потом всё осмотрела, в каждый угол, в каждый шкаф заглянула и под диваном глядела. Нет никого.
— Ну и?
— Думаю, из твоего стола эти звуки.
— Из стола? — рассеяно спросил, поглощая мясные с запечёнными в них яйцами котлеты и запивая их молоком, Степан.
— Ну да. Ведь в стол я заглянуть не могла. Ты ж его запираешь, а ключ…
— А ключ — у меня, — ответил Степан.
— Ну и что там так двигаться-то могло, а, Стёпа?
— Мало ли, ерунда какая-то. Не бери в голову…
И Степан постарался изменить тему разговора, хотя сам вновь и вновь вспоминал про шкатулку. Неужели в ней опять что-то или даже кто-то шевелится? И, после обычного разговора о делах на работе, об успехах детей в школе, когда жена начала мыть посуду, он прошёл в комнату, достал из кармана ключ (он носил его в связке с остальными ключами) и открыл тот ящик стола, в который накануне положил шкатулку.
Прежде всего, обратил внимание на то, что инструменты и всякие детали, которые он прежде аккуратно раскладывал, теперь, либо были перемещены и разбросаны, либо же вовсе исчезли.
Пришла вполне логичная, хотя и невероятная мысль, что повинно в этом было нечто, выбравшееся из коробки.
И Степан Вдовий ещё дальше выдвинул ящик стола; при этом был уверен, что теперь-то непременно увидеть это загадочное существо. Но увидел только широкую овальную дырку. Оказывается, существо прорезало днище и пробралось в нижний ящик, где также хранились всевозможные и, в основном, весьма крупные детали.
Степан прислушался и смог уловить негромкий, едва приметный шорох, который доносился именно из нижнего ящика. Теперь не оставалось сомнений — существо было там. Он склонился и позвал негромко, чтобы жена ненароком не услышала:
— Эй, ты что за зверёк? Не бойся…
Но шорох не повторился и в тёмном отверстии ничего не было видно. Тогда Степан задвинул верхний ящик, и отпер ключом нижний. Но сразу открывать его не стал, так как испытывал вполне оправданные опасения. Ведь этот «зверёк» мог оказаться весьма опасным — не даром ведь прогрыз твёрдую обшивку ящика. Поэтому Степан взял один из лежавших отдельно инструментов, а именно — молоток и, держа его наготове, чуть приоткрыл нижний ящик.
— Тихо, тихо… — шептал он.
И сильно вздрогнул, когда сзади раздался громкий голос жены:
— Ну что, разобрался, кто у тебя в столе шумит?
— А… это-то… — вздохнул Степан. — Это я так — побаловаться решил; ещё один механизм собрал.
— А что этот механизм делает? — любопытствовала жена.
— Механизм-то?.. Он… Пока ничего особенного…
В это мгновенье нижний ящик стола весьма ощутимо вздрогнул и из него донёсся скрежет.
Жена возмутилась:
— Ничего особенного не делает, а шумит! А если ночью будет скрежетать? Заснуть не даст… Ещё замкнёт чего, пожар начнётся.
— Ничего не будет, не волнуйся, — уверенно заявил Степан.
Он решил, что окончательно разберётся с этим неведомым существом до того, как ляжет спать.
Но тут пришли дети, и надо было с ними поговорить по поводу их плохого поведения и оценок в школе, потом надо было разобраться с протекающим краном в ванной. Всё это отняло некоторое время; после чего Степан вернулся в комнату, и, сжимая в руке молоток, резко выдвинул нижний ящик стола…
Он ожидал увидеть зверька — возможно, экзотического; возможно — зубастого, но не увидел ничего: ни зверька, ни своих инструментов, ни запасных деталей… Ещё можно было бы понять, если бы Степан хранил там еду, и еда пропала бы — значит, зверь съел её, но куда могли исчезнуть всевозможные железки и провода?..