С XI в. термин «ал-ифрандж» приобретает в арабо-исламской историографии совершенно иной смысл и значение вследствие нарастания западно-христианской экспансии на мусульманские земли. Вследствие возросшей интенсивности контактов знания о «франках» из области науки переходят в область практических интересов, затрагивающих насущные проблемы политики, войны, торговли и дипломатии[265]. В этой связи географический термин «ал-ифрандж» становится синонимом «латинско-христианского экспансионизма», этнонимом для обозначения народов, сообществ и правителей Западной Европы[266]. А поскольку норманны являлись авангардом латинского христианства в Испании, Южной Италии, Сицилии и Малой Азии, то вполне естественно было в рамках мусульманской традиции именовать их «ал-ифрандж»[267].
При описании похода Алп Арслана на Византию под 1068 г. в «Зубдат ат-таварих» говорится о неких «франках» (ал-фарандж) в «округе Шаки»[268]. По мнению Садр ад-Дина, самыми храбрыми из воинов ар-Рума были франки (ал-фарандж) и пешие воины из Шаки[269]. Вслед за этим он сообщает, что в ставку султана прибыли повелитель франков (малик ал-фарандж) и [владетель] Шаки Акситан с некоторым числом всадников[270]. Переводчик и комментатор «Зубдат ат-таварих» 3. М. Буниятов полагает, что в данном случае речь идёт о варягах, которые находились на службе у Баграта IV[271].
С другой стороны, приведённые отрывки из «Зубдат ат-таварих» позволяют заключить, что, в противоположность пехотинцам из Шаки, «франки» представляли собой конный отряд. Косвенным подтверждением этого предположения может быть упоминание о франках, которое относится к более позднему периоду. Противник крестоносцев Менгю-Барс заслужил у Садр ад-Дина лестную характеристику как знаток построения войск и способов ведения войны[272]. В числе его достоинств хронист называет то, что если он был в армии или в [отдельном] конном отряде, ни один из франков (ал-фарандж) не мог противостоять ему из-за его мужества и силы[273]. В данном случае Садр ад-Дин имеет в виду крестоносцев и косвенно указывает на противостояние «франкской» коннице.
Арабоязычные авторы упоминали франков при описании Манцикертского сражения. В переводе 3. М. Буниятова Садр ад-Дин называл франков среди «головорезов ар-Рума»: армян, персов, печенегов, гузов и франков — народов, один вид которых устрашал взоры, а христиане видели в них возвышение своих основ[274]. В. Р. Розен переводил этот отрывок следующим образом: И вывели греки против султана лучшие свои силы, а земля (их) выпустила из своих недр несметное количество всего необходимого и собралось к этому царю разной сволочи из греков и армян и персов и баджнаков и гузов и фиренджов[275].
Имад ад-Дин, ал-Бундари и Ибн ал-Асир при перечислении племён, которые были в составе византийской армии при Манцикерте, упоминали «русов» и «франков»[276]. Имад ад-Дин сообщал, что Роман Диоген выслал в Ахлат (Хелат) военачальников из русов с 20 тыс. всадников; при них находился также крепчайший их глава и главнейший их крест[277]. Каэн считал, что в данном отрывке у Имад ад-Дина речь идёт о «закованных в броню» «русах», упоминание о которых обыгрывается арабским автором в значении слова «голова» и собственно названия народа[278]. В сообщении Ибн ал-Асира присутствует упоминание «начальника русов», который во главе нескольких тысяч «греков» ведёт бой под Ахлатом с турками-сельджуками[279]. В обоих случаях предводитель «русов» терпит поражение и попадает в плен, после чего султан приказывает отрезать ему нос[280].
В. Г. Васильевский сравнил сообщения Ибн ал-Асира и непосредственного очевидца событий Михаила Атталиата, который нигде прямо не говорит об участии «русов» в битве при Ахлате или Манцикерте, но зато упоминает «франков» во главе с Русселем де Баллиолем, отправленного Романом Диогеном к Ахлату[281]. На этом основании он пришёл к выводу о том, что арабские авторы могли ошибочно смешать «русов» и «Русселя», имя которого неоднократно упоминается в византийских источниках[282]. В. Г. Васильевский справедливо признаёт «шаткость» своей гипотезы, которая базируется только на сведениях норманнского хрониста Амато и противоречит данным византийских авторов, свидетельствующих о том, что Руссель во время этой кампании избежал плена[283].
Вместе с тем выдвинутое В. Г. Васильевским предположение не кажется таким абсурдным, если допустить возможность знакомства арабских авторов с событиями, изложенными в византийских источниках. В тексте Михаила Атталиата после сообщения об отправке отряда «франков» во главе с Русселем в Ахлат[284] говорится об одном происшествии. Некий воин украл осла и предстал перед императором. Роман Диоген отказался решить дело денежным штрафом и приказал отрезать нос преступнику. Приговорённый молил о пощаде, предлагал выплатить любой штраф и обращался к заступничеству особо почитаемой иконы Богоматери Влахернской, которая обычно сопровождала византийских императоров в походы и служила им в качестве непобедимого оружия. Но даже это не поколебало решимости императора, и приговор был приведён в исполнение. Данное событие произвело очень тягостное впечатление на Атталиата, а возможно, и на других воинов византийской армии и убедило в неминуемости Божьей кары[285].
Данный рассказ имеет некоторые черты сходства с сюжетами, приведёнными у арабских авторов. Возможно, что события, изложенные у очевидца и историка Михаила Атталиата, стали частью устной традиции, в которой слились события под Ахлатом, некий «военачальник русов», сюжет жестокой казни с участием почитаемой святыни накануне сражения.
В «Данишменднаме» представлена целая галерея образов «франков», союзников византийцев и врагов мусульман[286]. Каждый из них является отражением определённой эпохи, а также имеет свои общие и особенные черты. По мнению И. Меликофф, собирательным образом для обозначения норманнских наёмников в Малой Азии перед Первым крестовым походом в турецком эпосе послужил Турсувар франк[287]. В соответствии с «Данишменднаме» этот «разбойник» обитал в некой долине, возглавлял банду из четырёхсот воров, в которую входили «греки», а также «франки», и грабил мусульман[288].
Данный образ вполне согласуется с арабоязычной исторической традицией. Ибн ал-Асир сообщает о некоем «афранжи», который владел крепостью в окрестностях Харпута со времён Филарета Варажнуни (1071–1085). Этот франк разбойничал на дорогах и нёс смерть и погибель мусульманам. Туркменский вождь Чубук прислал ему подарки и предложил союз. Франк ответил согласием, и некоторое время они действовали заодно. После того как между ними установились доверительные отношения, Чубук пригласил франка принять участие в очередной совместной вылазке. Когда франк и его люди прибыли к Чубуку, тот связал франка и отправился с ним к крепости. Чубук предложил христианам в крепости открыть ворота добровольно и пригрозил в обратном случае убить всех. Христиане сдали крепость Чубуку, который приказал содрать кожу с франка, захватил его богатства и оружие. По мнению Ибн ал-Асира, благодаря этой победе Чубук получил большое влияние в регионе и укрепил положение своей династии в Харпуте[289].
В. С. Гарбузова отмечает, что в тексте «Данишменднаме» отсутствует описание внешности врагов мусульман, но отмечается, что неверные были тяжёлым войском, а это, по мнению Гарбузовой, означает, что воинов Данишменда, имевших лёгкое и подвижное вооружение, поражала тяжёлая броня европейских воинов[290]. Кроме того, по-видимому, сразу бросалось в глаза изображение креста на броне и вооружении — обычай, как известно, распространённый среди европейского рыцарства[291].
И. Меликова считает, что большое влияние на турецкий эпос оказали события, последовавшие за сражением при Манцикерте: мятеж Русселя де Баллиоля в Армениаке; поход на Константинополь и провозглашение императором кесаря Иоанна Дуки; привлечение Михаилом VII Артука ибн Эксеба для подавления мятежа; освобождение Русселя и его возвращение в Армениак. Руссель де Баллиоль стал одним из прообразов главного врага Данишменда правителя Амасии Шаттата[292].
Таким образом, в мусульманской исторической традиции норманны перед Первым крестовым походом обозначаются термином «франк» и предстают христианами, союзниками византийцев и армян, тяжеловооружёнными всадниками.
Как воспринимали норманнов арабоязычные авторы в эпоху крестовых походов? Для рассмотрения данного вопроса нами были отобраны некоторые хорошо известные в переводах на европейские языки произведения арабо-мусульманских авторов.