Идея создания в Филадельфии национального исторического парка возникла после принятия в 1935 году федерального закона «Об исторических местах». Планирование парка и приобретение участка для него начались в конце 1940‐х годов, а снос имевшихся на нем построек, подготовка территории и строительство велись в течение 1950‐х. Основным предметом споров в этот период был вопрос о том, в какой степени необходимо уничтожить уже существующую городскую застройку, чтобы сформировать надлежащий антураж для зданий XVIII века, связанных с борьбой за независимость североамериканских колоний. Кварталы к востоку и северу от площади Независимости были плотно застроены коммерческими зданиями из гранита, мрамора и песчаника, имевшими возраст от сорока до ста лет, причем основная их часть была построена в 1860–1890‐х годах. В ситуации 1950‐х годов, когда в США происходили расчистка трущоб и реконструкция городов, такие кварталы считались символами упадка и угрозой для дальнейшего процветания центральной части городов. Но ряд специалистов, в особенности архитекторы и историки, выступали за основанный на бережном отношении к существующей застройке подход к реконструкции, который позволил бы сохранить некоторые из наиболее выдающихся сооружений.
Ил. 4.1a. Карта центральной части Филадельфии с указанием местоположения Национального исторического парка Независимости (Эрин Лилли)
Проект НИПН стал частью более масштабного плана по реновации района Сосайети-Хилл, расположенного к востоку от Восьмой улицы и к югу от района Уолнат, который прилегал к новому национальному парку (ил. 4.1). В этом районе, расположенном неподалеку от иммиграционного центра Филадельфии на реке Делавэр по Вашингтон-авеню, первоначально проживало многонациональное население, включавшее афроамериканцев, восточноевропейских евреев, итальянцев, поляков, ирландцев и украинцев. К 1940‐м годам район становился все более бедным и преимущественно афроамериканским, хотя в нем еще сохранялись очаги иммигрантских сообществ.
Ил. 4.1b. Карта, предоставленная Национальным историческим парком Независимости
Из-за близости к проектируемой территории парка и высокого качества значительной части находящихся здесь зданий городские власти рассматривали создание НИПН как возможность реконструкции всего прилегающего района. Целым кварталам Сосайети-Хилл был присвоен статус зон перепланировки, а домовладельцам был предоставлен выбор: реставрировать свои объекты в соответствии со строгими правилами сохранения исторических памятников или продать их управлению по перепланировке. Поскольку позволить себе дорогостоящую реставрацию могли немногие, большинство собственников пошли по второму пути. Затем город предложил объекты недвижимости по номинальной цене покупателям, которые могли подтвердить наличие финансовых ресурсов для получения ипотечного кредита и завершения реставрации. Банки, индустрия недвижимости и новостные СМИ в сотрудничестве с городом создавали благоприятный имидж зоны реконструкции, формируя тем самым рынок для состоятельных и преимущественно белых покупателей. В результате в течение примерно полутора десятилетий новое сообщество, состоявшее в основном из белых профессионалов, растворило и заместило давно сложившееся здесь преимущественно бедное, неоднородное и афроамериканское население.
Социальные и материальные напряжения, связанные с созданием Национального исторического парка Независимости, усугубились из‐за отсутствия коммуникаций с местными сообществами и масштабным сносом застройки, в результате которого были уничтожены имевшие особое значение для района места для повседневных занятий, игр и работы. Национальный парк стал новой, искусственно созданной средой, из которой были тщательно стерты многие характерные черты истории города XIX – начала XX века.
Опыт афроамериканцев и их восприятие НИПН
Результаты этого социального и материального искоренения наследия были отражены в ходе интервью и фокус-групп с афроамериканцами, жившими в Саутуорке, жилом районе в нескольких кварталах к югу от парка. Например, один мужчина сообщил следующее:
Я не хожу [в этот парк], потому что ко мне он не имеет никакого отношения и ничего для меня не значит… Там не показана история или культура чернокожих. Мы там не представлены, хотя мы помогали строить эту страну.
А вот что добавила еще одна женщина:
Конечно, это история… это часть того, как преподается история, хотя некоторые люди прожили тут всю свою жизнь и не ходили в этот парк. Но в этом месте есть еще очень много такой истории, о которой люди не знают… Это история чернокожих.
Местный историк Чарльз Блоксон отмечал, что у афроамериканцев могло бы возникнуть сильное культурное отождествление с парком, если бы там присутствовали какие-то зримые метки или интерпретация истории чернокожих и их роли в создании этого места:
Афроамериканцы тут были при деле с самого начала… Хотя мы сходили за три пятых человека – я имею в виду, что большинство были рабами, – но и свободные афроамериканцы – плотники и рабочие – помогали строить и создавать Индепенденс-холл. Мы должны рассказать их историю.
Кроме того, по словам Блоксона, площадь Вашингтона в юго-восточной части парка первоначально была местом захоронения афроамериканцев, а позже использовалась как место для их собраний, получившее название «площадь Конго». Эта покрытая травой территория, включенная в исходный план Филадельфии Уильяма Пенна, сохраняет большое значение для афроамериканских жителей города, но на момент проведения интервью в 1995 году городские власти так и не сделали ее памятным местом и не включили ее официально в состав парка.
Впрочем, большинство афроамериканцев утверждали, что парк не имеет для них особого значения. Одна пожилая женщина сказала по этому поводу так:
Нет у меня каких-то особых чувств… Что тут врать… когда дети были маленькими, [это место было важнее].
Женщина средних лет добавила:
Никаких особых чувств… Колокол Свободы треснул51… Что тут смотреть, треснул он… и мы все об этом знаем.
Еще одна женщина, помоложе, утверждала:
Колокол Свободы, мне-то какая разница. Нам от этого толку никакого… Зачем это людям, когда у нас нет денег? Когда в аптауне52 нужно что-то починить, они приходят сюда и просят помочь. А слабо починить что-то здесь [в Саутуорке]? Здешним людям этот парк ничего не дал. Это изолированный район. Это не точка на карте. Когда мы ходили с родственниками в Пеннс-лэндинг53, мы смотрели на карту. А нас на карте нет. Это место – не-место.
Еще один мужчина сказал, что эта территория не имеет для него никакого значения, поскольку не предназначена для местных чернокожих посетителей:
Это район для туристов. Это белая территория. Она предназначена для того, чтобы белые увидели Колокол. Для афроамериканцев все это не имеет значения. Это не для них. Единственное черное, что есть в парке, – это чернила, которыми все это написано.
Другой информант добавляет: «Это [парк] не имеет значения для афроамериканцев, вот они туда и не ходят». Следующий информант заявил, что «большинство людей, которые там бывают, ходят посмотреть на собственный народ. Это витрина для белых».
У ощущения, что в парке афроамериканцам не рады, давняя история. Одна женщина в фокус-группе рассказала, что в прошлом
не всех там приветствовали, не всех пускали в парк. Сейчас все по-другому, [но раньше] некоторым нашим детям запрещалось входить в парк… Про них знали, что они живут в неправильной части района и что им нельзя туда заходить. Они не могли устраивать там пикники, [поэтому] мы туда не ходили.
Затем ведущий фокус-группы спросил: «А было ли что-то особенное, из‐за чего вы ощущали, что не можете туда ходить?» Одна женщина ответила:
Не то чтобы что-то особенное. Просто все знали, что нам туда нельзя. Чтобы там побывать, нужна была конкретная причина.
Пастор Лит из церкви Матери Бетель, расположенной рядом с парком, добавил:
У этого места нет четкого послания… нет представления о [расовом] разнообразии: …вы пойдете осматривать парк, да так и не узнаете, что в Филадельфии колониального периода жили афроамериканцы.
Отождествлять себя с парком должны носители разных культур, отмечали представители баптистской общины «Назарет»: «Разным культурам нужно за что-то ухватиться, дети должны с чего-то начать понимание этого места». Говоривший от лица общины прихожанин церкви считал, что в парке нет какого-то основательного проявления идентичности, с которой могли бы соотносить себя афроамериканцы. История культуры начинается здесь, добавил он, «с этой церкви и этой общины… церковь – это корни для нас, афроамериканцев». В то же время многие другие участники фокус-группы утверждали, что парк должен быть актуальным, и соглашались с мнением другого участника интервью, полагавшего, что «любому ребенку должно быть ясно, как мы получили свободу».
Этнографическое исследование, проведенное на материале НИПН, продемонстрировало, насколько значима культурная репрезентация для появления отождествления и значимых отношений с конкретным местом. Ликвидация исторических зданий и вызванная этим амнезия в отношении имеющих историческую ценность мест, а также повседневные расистские практики отдельных сотрудников парка показали, каким образом люди, в особенности афроамериканцы, считывают признаки исключения в антропогенной среде и реагируют на них. Эти сигналы и стирание присутствия черной расы оказались частью социального конструирования парка как белого колониального пространства, которое маргинализировало другие расовые, гендерные, этнические и классовые притязания на это знаковое место американского наследия.