Например, Рут, мать двоих детей, живущая в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене, так прокомментировала решение жить в кооперативном доме:
Думаю, я задавалась примерно таким вопросом: кто живет в этом доме? Знаете, это когда не хочется, чтобы в доме были люди, которые не прошли через отбор или что-то в этом роде.
Ванесса, одинокий молодой специалист, так объясняет, почему ей нравится жить в кооперативном доме:
Есть некое ощущение, что я знаю, что кому-то еще пришлось пройти через все те же муки, чтобы попасть в совет кооператива; у меня практически улучшается настроение, когда я понимаю, что… мой сосед не убийца с топором или что он не платит за квартиру деньгами от продажи наркотиков [смеется].
Патрисия, живущая в элитном доме в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, так объясняет причины, по которым она купила здесь квартиру:
Я думаю, что это очень гомогенная территория… Я действительно была уверена в гомогенности дома, мне бы не хотелось обнаружить тут кого-то, кто сильно отличается от меня.
Однако другие жильцы считают, что в процессе подачи заявлений, который и создает гомогенность, успокаивающую большинство обитателей кооперативных домов, присутствует расизм. Вряд ли стоит считать процесс отбора его активным проявлением, но можно отметить многочисленные случаи, когда «цветные» ощущали, что к ним проявляется специфическое отношение. Юл, представившийся как филиппинец, рассказал, как во время собеседования при подаче заявления ему задали вопрос, который он воспринял как расистский:
Ближе к концу тот [белый] парень меня спросил: «А вы какой расы будете?» – и я бы сказал, что [другие члены совета] были крайне недовольны этим вопросом, но, знаете, мне как представителю меньшинства иногда задают странные вопросы о таких вещах, о которых не спрашивают на собеседовании при приеме на работу, потому что за это можно подать в суд… В моей квартире на Манхэттене один чувак [член совета] меня спрашивал: «А вы готовите какую-нибудь национальную еду, которая гадко пахнет?»
Ивонна, молодая американка корейского происхождения, так объясняет свои опасения по поводу того, что право совета кооператива отказывать соискателям без объяснения причин может привести к ощущению расовой и этнической дискриминации:
Я думаю, дискриминация может сойти с рук кооперативным советам без… открыто… они делают это открыто, потому что им не нужно сообщать вам, что им нравится, а что не нравится… Один человек… это была пожилая женщина, и, кажется, она сказала: «Ой, не могли бы вы придержать для меня дверь?» – и если бы я это услышала, я бы, конечно, придержала дверь, но я этого не сделала,… и когда она вышла, то просто сказала: «Такие вы, китаянки». А я такая [хлопает] типа поворачиваюсь и говорю ей: «Вы со мной разговариваете?» [Смеется]. Я же тут была единственной азиаткой, так что будет еще всякое… Думаю, это связано с… и, может быть, это мое восприятие, но я думаю, что этот дом… в целом, как и белые старики, все это меняется, но, знаете, я просто, я могу… это просто шокировало меня. Мы в Нью-Йорке [смеется], а меня только что назвали «китаянкой» на улице [смеется].
Некоторым жильцам не нравятся процесс подачи заявлений и финансовая проверка со стороны правления кооператива, они даже ставят под сомнение эти процедуры, но в конечном итоге приходят к выводу, что это, вероятно, «хорошее дело». Вот как информантка по имени Керри объясняла, почему отбор – это важно:
Сначала я подумала как-то так: «Ну и тягомотина! Кто они такие, чтобы мне все это говорить?»… Вы просто хотите, чтобы люди, которые вроде как не прошли проверку, шли лесом? Но… но как вы узнаете, как проверять людей? …Если за тебя поручился один или два работодателя и у тебя есть деньги, чтобы за все это заплатить, ты должен быть принят вне зависимости от того, кто – если только ты явно не… типа фриковатый, понимаете, чел, – хотя я не знаю, кому положено судить об этом… Я думаю, что это, наверное, хорошее дело, наверное.
Некоторые белые жители кооперативных домов понимают, что их ощущение безопасности и представление о том, что они живут с такими же людьми, как они, порождены чем-то вроде «пассивного (laissez-faire) расизма» и сами порождают его, – а экономические и социальные структуры, такие как жилье, трудовое положение и социальный статус, этот расизм, как правило, закрепляют (Bobo, Kluegel and Smith 1997). Вот что сказал нам житель Квинса по имени Гэри:
Потому что прежде всего существует проверка доходов. К тому моменту, когда люди оказываются в доме типа этого, они по меньшей мере могут позволить себе арендовать жилье и взять в ипотеку квартиру за миллион долларов. Вот как эта квартира, я купил ее за шесть[сот] пятьдесят [тысяч]. А другую, такую же, только что продали, причем за миллион две[сти]. Но человек, который ее купил, не устраивал совет. Потом ее перепродали примерно за миллион. В общем, к тому времени, когда вы достигаете этого уровня, вам уже все равно, кто перед вами – белый, черный или еще какой-то, вы не замечаете так много цветов.
Когда кооператив отказывает потенциальному покупателю, даже если тот уже получил ипотечный кредит, а продавец согласен с ценой и деталями договора, продавец обязан отклонить предложение и, как в описываемом Гэри случае, возможно, будет вынужден принять предложение с меньшей ценой от того, кто более приемлем для правления.
Гэри, живущий со своим парнем, удивился, когда осознал, что же он наговорил, рассказывая о жильцах своего дома. Затем он попытался дистанцироваться от своих утверждений, которые могут быть восприняты как расистские, сообщив, что среди его друзей есть латиноамериканцы и азиаты:
М-да… это все определенно связано с деньгами. Ну, еще бы – эта квартира стоит две триста в месяц, если бы я ее снимал, или, если добавить мою ипотеку плюс плату за содержание, то да, получится две триста в месяц. Так что у вас должны быть люди с деньгами, м-да… Я пытаюсь вспомнить, видел ли я когда-нибудь [здесь «цветных»] – я не знаю… Я бы сказал, что большинство, ну, так уж получилось, это белые. Я просто пытаюсь припомнить, видел ли я. Не думаю, что видел. Думаю, что видел кого-то типа латиноамериканцев. Не знаю, видел ли я когда-нибудь тут афроамериканцев, кроме управляющего. Честно говоря, никогда не думал об этом, пока вы не начали этот разговор [смеется]. Думаю, просто так вышло, потому что они очень разборчивы в финансовых вопросах и хотят убедиться, что люди могут себе это позволить, мда… Я-то не из расистов. У меня лучший друг может быть афроамериканцем, латиноамериканцем или, там, азиатом, вообще без разницы. Мне важно, чтобы люди гордились местом, где они живут, понимаете. Я здесь на самом деле не зависаю и не провожу много времени. А знаете, один из моих самых лучших друзей – он азиат. Человек, с которым я встречаюсь, латиноамериканец. Мне все равно – меня это не беспокоит, пока люди уважают это место. Вот как интересно, я ведь никогда не думал об этом, пока вы не подняли эту тему [смеется].
Ряд жильцов кооперативных домов отметили, что единственные афроамериканцы, которых они видят в своих зданиях, – это обслуживающий персонал: швейцары, управляющие и уборщики. В одном из домов с садом на крыше правление кооператива приняло ряд правил, которые позволяли пользоваться им только пайщикам, поскольку администрация дома не хотела, чтобы техперсонал и их семьи – а это в основном были афроамериканцы – имели доступ к этому пространству.
Несмотря на то что некоторые жители пытаются дистанцироваться от практики управления кооперативом – финансовых проверок, длительного процесса рассмотрения заявлений, использования этнических или расовых стереотипов для грубого обращения с «чужаками», – вместо них роль «стражей» дома берут на себя агенты по недвижимости, показывающие квартиры только «правильным» людям. Например, афроамериканка Бет рассказала мне о своем опыте общения с одним агентом, который во время открытого показа квартир решил, что она интересуется попаданием в список членов кооператива:
Думаю, он знал, что совет директоров будет больше всего озабочен тем, сможет ли заявитель, эм-м, доказать свою финансовую состоятельность для этого места. Поэтому его всегда беспокоил вопрос денег, и почему-то он предположил, что я рассматриваю это место. Может быть, его смутило то, как я был одета. Было лето, и я, знаете, была как будто полуголая или что-то в этом роде. Думаю, он был немного скептичен, типа «что это за женщина [смеется] тут смотрит на это дорогое место?». Тогда он спросил меня, чем я занимаюсь. Он был очень… Это был самый прямой [пауза] вопрос, который прозвучал на этом открытом показе. В общем, он спросил: «Чем вы зарабатываете на жизнь?» – а я отвечаю: «Я врач». Думаю, это его успокоило – он был такой типа «ого!».
Однако поддержание стерильной социальной среды требует и постоянной бдительности. Дело не просто в том, что для появления ощущения безопасности жильцы должны быть похожи друг на друга, а еще и в том, чтобы люди вокруг здания (например, сидящие на ступеньках у входа) относились к одному и тому же социальному классу, возрасту, имели схожую этническую принадлежность и ценности. Вот что информантка Марта рассказывала о женщине, которая, по ее мнению, угрожает имиджу ее кооперативного дома:
Например, когда выходишь из дома, можно сразу заметить одну пожилую женщину, сидящую у здания, как будто, ну, как будто там есть крыльцо, как в старых районах… Она очень раздражает людей в совете… Они считают, что это снижает престиж [здания]. У нее еще есть знакомые, и вот они приходят и зависают тут, и дело в том, дело в том, что они даже не знают, живет ли она в этом доме! У нее была близкая подруга, одна женщина, которая раньше жила в этом доме, а сейчас находится в доме престарелых… Этой женщины здесь уже нет, а она по-прежнему,… и, видимо, к ней тянутся все другие пожилые люди в округе, которые тоже у нас не живут.