Аффективные реакции могут быть заложены в городских пространствах как «форма ландшафтной инженерии, которая постепенно воплощается, в процессе производя новые формы власти» (Thrift 2008: 187). Сегодняшние возможности программирования города с использованием интегрированных мобильных технологий и интернета при помощи таких элементов, как освещение, дизайн, изображения и знаки, имеют повсеместный и пагубный характер. Найджел Трифт полагает, что эти знания об аффективных состояниях и «режимах чувствования», которые влияют на политические практики, а в некоторых случаях и формируют их, задаются корпоративными и государственными институтами (Thrift 2008: 188). В конечном счете Трифт обеспокоен тем, что способность государства манипулировать аффективным измерением города имеет опасные политические последствия. Эта способность требует осмысления, чтобы противостоять соблазну запрограммированных государством режимов чувствования и сохранить пространства для альтернативных аффективных форм и опыта. Представление о контроле государства над аффективной сферой получит дальнейшее развитие при рассмотрении эмоционального климата и атмосферы, к которому мы переходим.
Эмоциональный и аффективный климат и атмосфера
В социально-психологических исследованиях когнитивный подход к эмоциям используется для понимания их производства и циркуляции. В них предлагается некий шаблон для работы с различными эмоциональными и политическими масштабами эмоциональности, которые включают воздействие событий и мест. В центре большинства этих исследований находится воздействие терактов, насилия и конфликтов. Например, Сусана Конехеро и Ициар Эчебаррия предприняли исследование теракта в Мадриде 11 марта 2004 года, в результате которого погиб 191 человек и еще 1500 получили ранения (Conejero and Etxebarria 2007). В этой работе выявляется взаимодействие личных эмоций, эмоционального климата и эмоциональной атмосферы при помощи определения того, кто именно испытывает или воспринимает эмоции:
Личными являются эмоции, которые ощущают или переживают отдельные люди; понятие эмоциональная атмосфера указывает на эмоции, возникающие, когда члены той или иной группы фокусируют свое внимание на конкретном событии, которое затрагивает их как группу (de Rivera 1992). Подобная атмосфера возникает, когда те, кто идентифицирует себя с группой, празднуют коллективный успех, оплакивают трагедию или страдают от общей угрозы. Понятие эмоциональный климат относится к набору эмоций, воспринимаемых в обществе, которые соответствуют существующей в нем социально-политической ситуации. Например, во времена политических репрессий люди боятся публично высказывать свои идеи; во времена межэтнической напряженности возникает ненависть и/или страх по отношению к другим группам и т. д. (Conejero and Etxebarria 2007: 274).
Исследование Конехеро и Эчебаррии, основанное на анкетировании 1807 человек, показало, что личные эмоции тесно коррелируют с эмоциональной атмосферой и несколько меньше – с эмоциональным климатом, который представляется более стабильным и не настолько реактивным.
Джозеф де Ривера, еще один социальный психолог, утверждает, что в обществах существует «эмоциональный климат, который влияет на то, как люди чувствуют и ведут себя в ситуациях публичности» (de Rivera 1992; de Rivera, Kurrien and Olsen 2007: 255). Де Ривера утверждает, что эмоциональный климат представляет собой коллективную реакцию на социальный, политический и экономический контексты, выраженную в коллективных эмоциях и моральных чувствах. Эмоциональный климат, опять же, отличается от атмосферы, или «ощущения», которое возникает, когда группа реагирует на одну и ту же ситуацию или событие. Напротив, эмоциональный климат рассматривается как «эмоциональное поле, которое как влияет на отношения между членами общества в данный момент его истории, так и подвержено их влиянию» (de Rivera, Kurrien and Olsen 2007: 256). Это определение имеет некоторые общие черты с теорией аффекта, так что понятие эмоционального поля представляется многообещающим. Однако использование психологических шкал и анкет, содержащих вопросы о том, как люди чувствуют что-либо (с целью проведения когнитивной оценки их политической ситуации), не обращается к более масштабным и более диффузным проблемам, связанным с искусственной средой и пространством.
Понятие аффективной атмосферы представляется более подходящим для этнографического описания пространства и места, нежели психологическая конструкция эмоциональной атмосферы, поскольку оно не опирается на обладающее культурной спецификой лингвистическое обозначение эмоций и не ограничивается опытом и восприятием отдельного человека или группы. Для наличия аффективной атмосферы не требуется какое-либо событие или общественное движение, хотя события могут вызывать как позитивную (например, фестиваль в Вудстоке или День Победы), так и негативную (11 сентября, убийство Мартина Лютера Кинга) атмосферу. Преимущество аффективной атмосферы как теоретической концепции заключается в том, что она может быть локализована, распространена и передана в пространстве, а также с помощью других средств, таких как слова, молчание, поэзия, музыка, песни, радиопередачи, твиты, изображения, фильмы, искусственная и естественная среда.
Например, Бен Андерсон выводит свою концепцию аффективной атмосферы из «вещественного образа воздуха как движения и легкости» и из метафорического использования Марксом «революционной атмосферы» кризиса, опасности и надежды (Anderson 2009: 77). Андерсон заинтригован тем, как этот термин используется в повседневной речи и эстетическом дискурсе по аналогии с атмосферой комнаты, города, эпохи, улицы, картины, сцены или времени суток – всего, что окружает человека, окутывает или давит на него. По мнению Андерсона, аффективные атмосферы представляют собой
отдельный класс опыта, который возникает до формирования субъектности и наряду с ним, поверх человеческой и нечеловеческой материальности и между субъект/объектными различиями… Атмосфера представляет собой общее основание, из которого появляются субъективные состояния и сопутствующие им чувства и эмоции (Anderson 2009: 78).
Наиболее важно то, что Андерсон определяет атмосферу пространственно и как свойство объектов и субъектов, которое влияет на другие тела и одновременно их превосходит (Anderson 2009).
Кэтлин Стюарт соглашается, что аффект как «обычный трудоемкий процесс ощущения жизненных модусов» зависит от ощущения атмосферы (Stewart 2010: 340). Согласно ее версии, всевозможные пространства становятся обитаемыми благодаря осуществлению настройки на атмосферу, которую она называет понятием «миротворение» (worlding) – деятельность по чувственному созданию мира (Stewart 2011). Стюарт рассматривает настройку на атмосферу в качестве перемещения внимания на происходящее и ощущение новых и старых возможностей.
Атмосфера является не инертным контекстом, а силовым полем, в котором люди себя обнаруживают. Это не эффект других сил, а прожитый аффект – способность оказывать и испытывать аффект, который вталкивает присутствующее в формирование, выразительность, ощущение потенциальности и события. Это настройка чувств, труда и воображения на потенциальные способы жизни в вещах или жизни посредством вещей (Stewart 2011: 452).
Брайан Массуми (Massumi 2010) в качестве иллюстрации всепроникающей природы и политической силы аффективной атмосферы предлагает убедительный пример того, как атмосфера угрозы изменяет конфигурацию реальности. Напоминая о том, как Джордж Буш – младший отстаивал вторжение в Ирак даже несмотря на то, что там не оказалось «оружия массового поражения», Массуми указывает, что
вторжение было правильным, потому что в прошлом существовала будущая угроза. Стереть такой «факт» невозможно. Одно лишь обстоятельство, что потенциальная угроза так и не стала явной и настоящей опасностью, не означает, что ее не было; она была слишком реальной, чтобы отказывать ей в существовании… Она станет реальной, потому что ощущалась как реальная (Massumi 2010: 53).
По мнению Массуми, угроза имеет определенный способ существования, а страх является ее предвестником. Ощущаемая реальность угрозы может быть пережита индивидуально (эмоционально) и коллективно как «страх». Последний представляет собой аффективный факт присутствия атмосферы постоянной угрозы, сложившееся в стране томительное ощущение, которое внесло свою лепту в переизбрание Буша.
Для объяснения того, как возникает атмосфера угрозы, Массуми опирается на анализ индексов Чарльза Сандерса Пирса. Индексы в этом понимании – это знаки, которые одновременно выступают индикаторами и перформативами. Массуми предполагает, что перформативы, такие как крики «пожар!» или «берегись!», являются самоисполняющимися командами, и утверждает, что, даже когда пожара нет, телесная активация при появлении сигналов «пожар!» или «берегись!» не может быть отменена. Точно так же аффективная атмосфера угрозы может быть спровоцирована и передана при помощи риторики об оружии массового уничтожения, даже если оно так и не будет обнаружено, и эта активация действует так же, как и в случае, когда угрожающее событие действительно происходит. Кроме того, действие индексального знака и сопутствующая активация тела распространяются на окружающую среду. Таким образом, Массуми предлагает способ понимания того, каким образом пространство пронизывается аффектом, затем становится читаемым благодаря социокультурным и политическим сигналам (Ghannam 2012), СМИ и другим формам циркуляции образов (Masco 2008), личных историй и склонностей (Stewart 2011) и далее переводится в социолингвистические категории эмоций или других телесных ощущений (Massumi 2002).
Антрополог Джозеф Маско (Masco 2008) прослеживает историческое конструирование подобных угроз и сопутствующего им негативного аффекта, порождаемого массово распространявшимися после 1945 года изображениями США после гипотетической ядерной бомбардировки. Страх атомной бомбы и апокалиптическое ви́дение будущего оказываются в центре формирования нации начиная с занятий по гражданской обороне времен холодной войны и продолжая «войной с террором» [при Буше-младшем]. Маско убедительно доказывает, что общественные учения, в ходе которых объяснялось, что надо делать в преддверии ядерного взрыва, психологически перепрограммировали людей, а холодная война глобально перестроила повседневную жизнь. По мнению Маско,