ов. Каждый из таких планов был проиллюстрирован с помощью фотографий, а кроме того, разумеется, были сделаны снимки домов информантов, чтобы зафиксировать визуально любые физические или эстетические детали, упущенные в ходе интервью. Позже, в ходе полевой работы, на материале интервью, включенного наблюдения и наших собственных ощущений и восприятий была предпринята попытка составления эмоциональных карт, основанных на методике «картографирования ощущений». С застройщиками, сотрудниками отделов маркетинга и архитекторами были проведены интервью о проектировании и финансовой истории объектов, в которых было уделено внимание и их представлениям о том, почему жители хотят жить в охраняемых жилых комплексах. В процессе сбора данных мы обращались к кадастровым картам, встречались с городскими налоговыми инспекторами, бывали в окружных или городских градостроительных бюро и читали местные газеты.
После завершения первоначального картографирования и получения доступа на территорию закрытых комплексов группа исследователей приступила к проведению интервью, используя случайную выборку людей, с которыми удавалось связаться через сотрудников отделов продаж и маркетинга, членов семьи, соседей или местных друзей108. Основным сюжетом интервью с жителями продолжительностью от одного до двух часов была история их проживания на этой территории в свободном изложении; местом проведения бесед были дома информантов, а сами они были либо семейными людьми, дававшими интервью по отдельности, либо супружескими парами, либо одинокими женщинами. Большинство опрошенных были американцами европейского происхождения и уроженцами США, однако четыре интервью были проведены в семьях, где один из супругов был выходцем из Латинской Америки, Западной Африки, Азии или Ближнего Востока. Возраст опрошенных составлял 18–75 лет. Отсутствие представителей этнорасовых меньшинств, в особенности латиноамериканцев в Сан-Антонио, показательно как для выборки информантов, относившихся к среднему и высшему среднему классам, так и для закрытых комплексов, в которых они проживали. Исходя из преимущественно среднего и высокого социально-экономического статуса информантов в выборке, неудивительно, что проинтервьюированные мужчины в основном были профессионалами (врачами, юристами и преподавателями), работали в реальном секторе в качестве предпринимателей, менеджеров и руководителей производственных групп либо вышли на пенсию после завершения карьеры в этих сферах. Большинство женщин либо были домохозяйками, либо иногда подрабатывали где-то неподалеку, пока их мужья ежедневно ездили на работу в город и обратно. Из трех одиноких, овдовевших или разведенных женщин, попавших в выборку, две работали полный рабочий день, а одна была на пенсии.
Включенное наблюдение велось в самих закрытых комплексах, а также в коммерческих, транспортных и рекреационных зонах рядом с каждой такой территорией. В некоторых комплексах присутствует инфраструктура наподобие теннисных кортов, спортивных залов и бассейнов, а дорожки и тропинки для прогулок есть даже в самых маленьких комплексах, поэтому на их территории можно было проводить время, встречаясь с людьми, которые выгуливали своих собак, занимались спортом или просто выходили побродить вечером.
Полевые заметки участников включенного наблюдения были сосредоточены на обнаружении свидетельств изменений в местной среде. Кроме того, были получены данные о спонтанных разговорах и повседневных наблюдениях, которые выступали в качестве проверки экологической валидности интервью109. Например, позади одного из закрытых жилых сообществ в Сан-Антонио строился новый торговый центр, склады которого примыкали к стене по периметру комплекса. Это изменение прежнего идиллического антуража усиливало страх перед чужаками, проявляемый жильцами комплекса в их повседневных разговорах, и в результате высота стены по периметру была увеличена с 1,83 до 2,44 метра. Кроме того, в Сан-Антонио и на Лонг-Айленде жильцы обсуждали усиление уличного движения внутри своих комплексов, что привело к предложению перепланировать улицы общего пользования и установить светофор, чтобы жителям было легче выезжать с территории.
Как видно из уже рассмотренных выше примеров полевой работы, используемые этнографические методы довольно традиционны: к ним относятся включенное наблюдение, интервью с жильцами, интервью с экспертами, картографирование и фотографирование. Однако в исследовании, к которому мы теперь обратимся, появилось довольно неожиданное отличие. Характеристика общественных пространств, улиц, домов, стен и ворот как внутри, так и снаружи закрытых комплексов появлялась в рассуждениях информантов на тему страха перед преступностью и чужаками. Многие представленные в исследовании идеи об эмоциональной тональности и аффективной атмосфере закрытых жилых комплексов возникли и были пространственно локализованы именно на основе критического дискурс-анализа этих «разговоров о страхе» в сочетании с фиксацией новостных событий и сюжетов СМИ.
Страх перед преступностью и чужаками
Большинство жителей закрытых жилых комплексов утверждают, что перебрались туда из‐за страха перед преступностью и беспокойства по поводу изменений в их районах. Но если внимательно прислушаться к их словам, то можно уловить, что, помимо этих соображений, в них проявляется и всепроникающее для Соединенных Штатов ощущение неуверенности в жизни. Полиция, видеонаблюдение, ворота, стены и охранники не избавляют от страха, поскольку они не решают проблему аффективного климата и атмосферы района, которая этот страх порождает. Например, у информантки по имени Синтия вызывала беспокойство перспектива остаться в ее прежнем районе.
Синтия: И потом, у меня много друзей, которые живут в [моем прежнем] районе в Квинсе, но за последние полтора года там произошло более сорока восьми ограблений. И я задумалась: ведь все это были дома с охраной, собаками и все такое.
Сета: Это были огороженные (gated) дома?
Синтия: Нет. В них была сигнализация, но их грабили, потому что перерезáли сигнализацию, телефонные провода снаружи. Так что я задумывалась – все это у меня вертелось в голове – я задумывалась, что и меня могут ограбить. Вот почему я переехала.
Далее Синтия пояснила, что ей нужно было какое-то более безопасное место, но она, кажется, не уверена в охранниках и по-прежнему испытывает страх по ночам:
Днем все отлично, тут есть Джеймс [охранник], вы его видели. Но ночью все как обычно [беспокойство]. Я чувствую себя нормально, ведь если у меня возникнут проблемы, я могу позвонить в пункт охраны комплекса. Помню первую ночь, когда я осталась здесь одна. Я подумала: если что-то случится, кому я позвоню? Я не знаю, что делать.
Информантка по имени Шэрон была готова «отказаться от удобства района ради безопасности»: по ее словам, из‐за постоянного ухудшения состояния района ей стало неуютно в доме, где она прожила более четверти века. В своем прежнем районе она знала всех и с удовольствием ходила в магазин на углу, но «когда съехали Bloomingdale’s и открылся Kmart110, просто появилась другая группа людей, и район уже не был безопасным местом, как раньше». Выражения «преступность» и «другая группа людей» в этих контекстах представляют собой закодированное указание на расовую или этническую принадлежность. Жителям было легче говорить о преступности и чужаках, нежели справляться с собственными расовыми страхами и желанием отделить себя от людей с другим цветом кожи либо, как в одном случае в Грейт-Неке (штат Нью-Йорк), от религии и этнической принадлежности иранских евреев.
Страх перед преступностью как риторическая стратегия также превращается в страх перед бедными людьми, который приобретает преувеличенный масштаб вместе с процессом огораживания жилой территории. Например, информантка Фелисия очень отчетливо соотносит свой страх перед преступностью с бедными людьми, которые живут за пределами комплекса.
Фелисия: Когда я полностью покидаю пределы этой территории и направляюсь в центр города [посмеивается], я довольно-таки опасаюсь, просто находясь в обычных районах, в тех районах, где нет ограды… Дайте я поясню, пожалуйста. Север центральной части нашего города – это, в общем, средний класс и выше. Однозначно. Там очень мало мест, где живут бедные. Очень мало, и поэтому если вы пойдете в любой магазин и посмотрите вокруг, то увидите, что большинство покупателей относятся к среднему классу, как и вы сами. Так что вы в некоторой степени изолированы. Но если отправиться в центр, где гораздо более смешанная публика, где шатается кто угодно, то я чувствую себя в гораздо большей опасности.
Сета: Окей.
Фелисия: Моя дочь очень опасается, когда видит бедных людей.
Сета: Как вы это объясните?
Фелисия: Она недостаточно контактировала с такими людьми. Как-то мы ехали рядом с грузовиком с несколькими шабашниками и оборудованием в кузове, мы встали рядом с ними на светофоре. Она хотела сразу уехать, потому что боялась, что эти люди подойдут и похитят ее. Они показались ей пугающими. Я объяснила ей, что это рабочие, «опора нашей страны», они едут с работы, понимаете, но…
Дочь Фелисии ощущала угрозу со стороны рабочих, которые в Сан-Антонио воспринимаются как нелегальные мексиканские иммигранты, и это объединяет антимигрантские настроения, характерные для всей страны, со страхом перед «чужаками», присущим именно этому месту.
Страх перед чужаками: проницаемые физические и социальные границы
Еще одним способом, при помощи которого жители закрытых комплексов выражают страх перед чужаками, выступает их обеспокоенность насчет того, так уж ли неприступны физические и социальные границы их охраняемого объекта. В том, что говорила по этому поводу информантка Карен, можно также услышать отголоски политической озабоченности по поводу нелегальных иммигрантов.