«Я думала, что останусь с тобой», – подумала она и тут же выбранила себя: она не имеет права на разочарование. Это не воссоединение семьи. Пусть ее привело сюда чувство долга перед Филипом, но у него-то другие дела. Дела, которые вернули в его мир давно потерянную мать. Если она надеялась посидеть с ним, поесть конфет и порассказывать друг другу о былом, заполняя упущенные годы, так это только ее проблемы.
– Разумно, – сказала Наоми и, поднявшись, шагнула к выходу.
Она была уже у дверей, когда он напряженно, с трудом выдавливая слова, проговорил:
– Спасибо, что прилетела.
Ей показалось, будто удар молота вбил ей сердце в ребра. Филип смотрел на нее от стола. Он был так похож на отца! Наоми попробовала вспомнить себя такой же юной. Умела ли она в его возрасте выбрать слова, которые ничего не скажут, и согреют сердце, и ранят? Она чувствовала, как губы выдавили чуть заметную улыбку. Скорее горестную, чем радостную.
– Это он велел тебе так сказать? – спросила она. – Так ведь?
Молчание мальчика можно было истолковать на сотни ладов.
После «Гамарры» Марко вернулся домой пьяный и довольный собой. Наоми попросила его не шуметь, не будить малыша. Марко подхватил ее на руки и закружил по комнате, такой тесной, что она ударилась ногой о кровать и вскрикнула от боли. Тогда он поставил ее и погладил ушибленное место. Поцеловал его. Взглянул ей в лицо с улыбкой, которая столько же просила, сколько обещала, и Наоми подумалось, не заняться ли им тихонько любовью, пока Филип спит. Как раз об этом она размышляла, когда он ее уничтожил:
– Справились! Мы. Ты, кве си?
– С чем справились? – протянула она, откинувшись на гелевый матрас.
– Сквитались за Террион-Лок, – пояснил Марко. Постояли за Пояс. За нас. За него.
Марко кивнул на младенца. Филип во сне сосал большой палец, зажмурив глаза так плотно, словно не собирался их открывать никогда. Она поняла раньше, чем осознала, что поняла. Холод ударил в сердце, в живот, по всему телу. Марко почувствовал. Его насмешливая улыбка все еще горела в памяти у Наоми.
– С чем я справилась? – спросила она.
– Идеальное преступление, – ответил он. – Первое из многих.
Она поняла. «Гамарру» убила ее программа. Люди погибли из-за нее, и хвастливые угрозы Рокку перестали быть пустым бахвальством. Теперь Марко – убийца. И она тоже. Они все же занялись любовью – при его возбуждении отказывать было опасно, да и она чувствовала себя слишком подавленной, чтобы понять, как ей хочется отказать. Мучительные воспоминания, но факт оставался фактом. Темные времена тогда лишь начинались, но в ее памяти все, что было потом, – депрессия, страх, потеря Филипа, неудавшееся самоубийство – вытекало из той ночи.
Надпись над вратами ада, мелким шрифтом.
Снять нору неподалеку от порта удалось без труда. У нее хватало денег, чтобы оплатить анонимный перевод через валютную контору, расположенную за пределами станции, и вернуть деньги на серый счет-однодневку. Странно было все это проделывать – слишком давно Наоми не занималась такими вещами. С тех самых дней, как завербовалась на «Кентербери», а с той поры, казалось, прошли века. Она сидела на тощем гелевом матрасе и пережидала слезы и тошноту. Должны же они отступить, даже если сейчас казалось, что это никогда не кончится. Потом она долго мылась под душем, после чего переоделась в купленную в киоске свежую одежду. Тренировочный костюм, разворачивающийся из пакетика плотно спрессованной ткани, напомнил ей выходящее из куколки насекомое. Вероятно, это была метафора, только непонятно чего.
На ручном терминале висели еще шесть сообщений от Джима. Она не стала их просматривать. Только открой – и захочется ответить: признаться и получить утешение, поговорить с человеком, которому целиком доверяешь. Искушение было слишком велико. А он тогда сочтет себя обязанным что-то предпринять. Прилетит все устраивать. Замешается в кашу, которую она заварила. Расстояние, разделившее «там» и «здесь», Марко и «Росинант», казалось слишком драгоценным, чтобы им рисковать. Утешения можно будет попросить потом, когда она сделает то, что должна. Спасет Филипа. Сбежит от Марко. Поэтому Наоми не просматривала сообщений. Но и не стирала их.
Марко строил из себя лидера еще при Рокку. Он это умел. Как бы плохо ни шли дела, он умудрялся показать, что без него было бы хуже. Каждое решение – даже из тех, к которым он не имел отношения, – доказывало остроту его ума. Однажды Марко объяснил, как ему это удается.
«Фокус в том, – сказал он, – чтобы иметь элементарный план, который просто не может сорваться, и сделать ставку на него. К нему иметь альтернативный вариант, который сработает, может, один раз из ста, но, уж если сработает, ты будешь выглядеть всесильным. И еще один, который сработает в одном случае из двадцати, но тогда ты будешь выглядеть умником. И третий, срабатывающий раз из пяти и доказывающий, что ты знаешь, что делаешь. Даже если ни один из этих трех не сработает, у тебя все равно остается беспроигрышный вариант».
Если бы ей пришлось описывать Марко одной фразой, она выбрала бы такую: «Беспроигрышный вариант».
Не раз за прошедшие годы Наоми задавалась вопросом, где на этой шкале размещалась она сама. Ближе к «разу из ста» или в области беспроигрышных вариантов? Она не знала и не могла знать. Да ее это уже и не заботило. Разве что зудело что-то, как зудит ампутированный палец.
А теперь она снова оказалась здесь и опять подчиняется желаниям Марко. Он заставил ее исполнять свои планы – каковы бы они ни были. Только на сей раз Наоми знала, с кем имеет дело. Она уже не девчонка, которую впутали в историю с диверсией на «Гамарре». Не влипшая по уши влюбленная девчонка. И Филип не ребенок, которого можно отобрать и оставить заложником ее послушания.
Пожалуй, она даже желала той минуты, что теперь наступила. Вероятно, Марко, вызвав ее, допустил ошибку… Она отбросила эту мысль. Слишком опасную, слишком сложную. Скорее всего, Марко предвидел ход ее мыслей.
Копаясь в директории станции, она убила на поиски почти час – хотя точно знала, что ищет. Выяснить, чем занимается компания «Экспорт дальних рубежей», не удалось – но ясно было, что дела эти слишком темные, чтобы она рискнула иметь с ними дело, да к тому же там имелись специалисты, которые проведали о претензии Марса на «Росинант», опередив ее команду. Наоми разыскала физический адрес – не тот, что в прошлый раз, – и поймала такси.
Портовые склады никогда не закрывали дверей. Каждый уголок использовался почти непрерывно, арендаторы сменялись, и погрузка следовала сразу за разгрузкой. Сейчас на закаленном стекле дверей значилось: «Экспорт дальних рубежей», но через день или через час вывеска могла смениться на любую другую.
Молодой клерк встретил Наоми улыбкой. Он носил короткую стрижку, кожа у него была заметно темнее, чем у нее. Очки в стальной оправе – украшение или деталь интерфейса. В прошлый раз Наоми его не видела.
– Привет, – поздоровалась она.
Мисс Нагата, – как старую знакомую приветствовал ее клерк. – Сколько лет! К сожалению, в данный момент у нас нет работы для вашего корабля.
– Она мне и не нужна, – кивнула Наоми. – Я хочу зафрахтовать корабль. Причем безо всякой огласки.
Молодой человек не изменился в лице.
– Дорогостоящая задача.
– Всего на двадцать человек.
– Надолго?
– Не знаю.
– Перевозка груза?
– Нет.
На минуту взгляд клерка рассредоточился. Значит, очки – все-таки интерфейс. Наоми терпеливо скрестила руки.
«Один шанс на сто, – думала она, – что я прилечу на собственном корабле, способном вывезти с Цереры людей. Один на двадцать – что я найду другой корабль. Любопытно, что предусматривает план „один к пяти“. И каков беспроигрышный вариант».
Взгляд клерка снова остановился на ней.
– Думаю, мы сумеем вам помочь, – сказал он.
Глава 15Алекс
Поездка до больницы тянулась как кошмар. Пока машина неслась по коридору, начали действовать анальгетики. Боль и острая чувствительность сменились ощущением, что с телом просто что-то не так. Раз, уже у въезда в приемный покой, время моргнуло – это выключилось и вернулось сознание. Медики не обращали особого внимания на Алекса.
Они все были заняты Бобби.
Та лежала с закрытыми глазами, из приоткрытого рта выходила бледная пластиковая трубка. Алексу со своего места была видна только часть диагностических датчиков, да он и не слишком разбирался в смысле их показаний, но медики переговаривались коротко и напряженно. Обрывки фраз: «Переводим на искусственное дыхание… стабилизируем… поддержать давление», – привели Алекса на грань паники. Тело Бобби, сколько ему было видно, обмякло. Он уверял себя, что Бобби не умерла. Если бы умерла, ее бы не пытались спасти. Он надеялся, что это правда.
Из приемного отделения скорой помощи его мигом доставили в автоматическую операционную, очень похожую на медотсек «Росинанта». Диагностика заняла, наверное, полторы минуты, но они показались вечностью. Алекс все пытался повернуться на бок, найти взглядом Бобби – пока не вспомнил, что ее увезли в другое помещение. И все же он не понимал, насколько отупел от ран и обезболивающих, пока не попытался объяснить полиции, что произошло.
– Так что за женщина в боевом скафандре? – спросила Бобби.
Она уже сидела на больничной кровати – в плотном, одноразовом бумажном халате с синими логотипами больницы «Бхамини Пол» на светлом фоне. Волосы она убрала назад, на левой щеке и на костяшках пальцев темнели кровоподтеки. Шевелилась Бобби с опаской. Алекс двигался так, когда у него тело ныло после тяжелой работы. В него никогда не попадали две пули – одна в левое легкое, другое в правое бедро, – однако и он серьезно подумывал, не раздобыть ли кресло-каталку, чтобы добраться от палаты Бобби до своей.