Моника Стюарт лежала, пристегнутая к койке-амортизатору. Открытые глаза остекленели, рот безвольно обмяк. На щеке виднелся разрез, стянутый черными скобками. От дешевого автодоктора па стене поводком тянулась к горлу трубка. Больше внутри, кажется, ничего было. Во всяком случае, надписей «Осторожно, взрывчатые вещества!» Холден не заметил.
Когда он дотянулся до края амортизатора, койка под его рукой провернулась на шарнирах, и он встретился взглядом с глазами Моники. Кажется, в них мелькнуло подобие чувства: растерянности и, может быть, облегчения. Холден бережно вытянул иглу из шеи. Шарики прозрачной жидкости сорвались с отверстия и заплясали в воздухе. Вскрыв аварийную аптечку, Холден пристегнул ее к предплечью раненой. Через пятьдесят долгих секунд прибор сообщил, что состояние угнетенное, но стабильное, и запросил указаний.
«Как там дела?» – спросил Фред.
На сей раз Холден не забыл включить микрофон.
– Нашел ее.
Через три часа они находились в медотсеке станции Тихо. Снаружи крепко запертого помещения дежурили четверо охранников, а все сетевые подключения были физически отключены. Еще три кровати пустовали – пациентов, если таковые здесь ранее находились, перевели в другие палаты. Комплекс мероприятий по реабилитации раненой и защите свидетеля. Холдену оставалось только гадать, понимает ли Моника, сколько в этих мерах безопасности обычного театра.
– Было не слишком весело, – сказала Моника.
– Понимаю, – кивнул Холден, – тяжело тебе пришлось.
– Да уж. – Она растягивала слова, словно пьяная, но взгляд уже стал острым и сосредоточенным, как прежде.
Стоявший в ногах кровати Фред скрестил руки.
– Простите, Моника, но я должен задать вам несколько вопросов.
Улыбка отразилась в ее глазах.
– Раньше вопросы бы задавала я.
– Да, а я бы на них не отвечал. Надеюсь, вы ответите.
Она глубоко вздохнула.
– Хорошо, спрашивайте.
– Давайте начнем с того, как вы попали в контейнер, – предложил Фред.
Она неловко, через боль, пожала плечами.
– Мало что могу рассказать. Я была у себя. Дверь открылась. Вошли двое. Я послала сигнал тревоги службе безопасности, потом вопила и пыталась убежать. Но мне прыснули чем-то в лицо, и я вырубилась.
– Дверь открылась, – повторил Фред. – Вы не открывали?
– Нет.
Лицо Фреда не дрогнуло, но Холдену показалось, что на плечи ему легла еще большая тяжесть.
– Продолжайте.
– Я пришла в себя, когда меня переваливали в амортизатор. Особо пошевелиться мне не дали, – рассказывала Моника, – но я умудрилась включить камеру.
– Они при вас разговаривали?
– Да, – сказала она. – Они астеры. Вас ведь это интересует?
– В первую очередь. Что они говорили, не помните?
– Называли меня нехорошими словами, – сообщила Моника. – Еще говорили что-то про спусковой механизм. Я мало что разбирала.
– Астерский диалект часто неразборчив.
– А я была оглушена ударом и наркотиком, – жестко напомнила Моника.
Фред примирительно вскинул руки.
– Не хотел вас обидеть. У вас не осталось в памяти никаких подробностей?..
– Все это из-за пропадающих кораблей колонистов, так?
– Утверждать преждевременно, – остановил ее Фред и неохотно добавил: – Но допустить, безусловно, можно.
– Значит, работа АВП. Только вы ничего не знаете.
– В данный момент я не готов ни подтвердить этого, ни опровергнуть.
– Тогда и я тоже, – отрезала Моника, скрестив руки на груди.
– Эй-эй! – вмешался Холден. – Вы это бросьте! Вы на одной стороне, не забыли?
– При определенных условиях, – поправила Моника.
Фред сжал зубы.
– Мы спасли вам жизнь.
– Спасибо, – бросила Моника и принялась перечислять: – Я участвую в расследовании. В полной мере. Эксклюзивные интервью с вами обоими. Я выложу все, что знаю о кораблях – и похищении. Даже то, чего не сказала Холдену. И честно предупрежу, прежде чем все это публиковать.
– Минутку, – встрепенулся Холден. – Так ты мне не все сказала?
– Одобрение материала до его выхода в эфир, – потребовал Фред.
– Не надейтесь, – фыркнула Моника. – А я вам нужна.
– Одобрение только того, что касается систем безопасности, – уступил Фред, – за две недели до публикации.
В ее глазах появился голодный блеск. Холден, побывавший с Моникой за Кольцом, летавший с ней не одну неделю, считал, что хорошо знает репортершу, но такая беспощадная алчность его удивила – а Фреда только позабавила.
– Одна неделя до публикации и полная открытость в пределах разумного. – Моника уставила палец на Фреда. – Я поверю вам на слово.
Фред с тонкой невеселой улыбкой покосился на Холдена.
– Ну что ж, теперь у меня два человека, наверняка не работающих на другую сторону.
Чего Холден не знал – нет, не так, знал, но не оценил, – так это количества проходящих сквозь кольца кораблей и разбросанности новых планет. В полном списке Моники числилось более пятисот отслеженных переходов. Многие корабли были еще меньше «Росинанта» и держались группами, предъявляя права на новые неизвестные миры или присоединяясь к недавно основанным поселениям на каких-нибудь «Парижах», «Ныо-Марсах» или «Фирдоуси». Другие были побольше – настоящие колонизаторские суда, обеспеченные не хуже тех, что несколько поколений назад доставляли человечество к Луне, Марсу, спутникам Юпитера.
Первый из пропавших назывался «Сигюн» – переоборудованный водовоз не многим новее «Кентербери». За ним исчез «Просторы Шотландии» – крошечный межастероидный прыгун, который пришлось выпотрошить, чтобы освободить место для эпштейновского двигателя втрое мощнее, чем могло понадобиться кораблику такого размера. «Рабиа Балхи», которую Холден уже видел, была лучше других подготовлена к переходу, но оказалась не первой и не последней из пропавших. Перебирая названия, Холден записывал типы и профили исчезнувших кораблей для передачи Алексу. «Пау Кант» мог быть любым из них.
В исчезновениях прослеживалась еще одна закономерность. Все они приходились на периоды самого плотного движения, когда внимание станции «Медина» распределялось между пятью или шестью кораблями. А после перехода исчезнувшего корабля – что тоже было любопытно – Кольцо выдавало не всплеск излучения, а внезапное изменение в фоновом уровне. При других переходах такого как будто не наблюдалось. Моника видела в этом доказательство жуткой и непостижимой деятельности чужой техники. Холдену с учетом всего, что удалось узнать, это представлялось, скорее, глюком на месте подчищенных данных. Вроде «потери» контейнера, в котором вывезли Монику или бесследного исчезновения похитителей в мужской уборной. Вероятно, кто-то пытался скрыть возвращение «пропавших» кораблей из-за Кольца. Если такой же сбой выдавали датчики колец, ведущих в родную систему человечества…
– Холден?
Помещение, принадлежащее службе безопасности, сейчас пустовало. Фред освободил его специально для Холдена, превратив в центр закрытого расследования с целью установить объем инфильтрации. Безопасники не обрадовались изгнанию из собственных кабинетов, но возмущаться никто не стал. По крайней мерс вслух.
Фред стоял под арочной дверью в комнату для допросов. Он был в отлично скроенном штатском костюме. Седая щетина словно припорошила ему щеки и подбородок, а желтые, как старая слоновая кость, белки глаз покраснели от усталости. Впрочем, держался он, как всегда, прямо и с такой твердостью, о какую рискуешь расшибить лоб.
– Есть новости? – спросил его Холден.
– Я побеседовал с очень старым знакомым. Ужасно неудобны эти разговоры с запаздыванием сигнала, зато… Теперь я лучше представляю, что искать. По крайней мере, с чего начать.
– Ты ему доверяешь?
Фред устало улыбнулся.
– Если Андерсон Доуз против меня, не стоит и рыпаться.
– Понятно, – сказал Холден. – Так с чего же начнем?
– Можно тебя на пару минут? – Фред кивнул в сторону допросной.
– Собираешься меня допросить?
– Нет, использовать как декорацию для маленькой постановки.
– Серьезно?
– Если сработает, это сэкономит нам время.
Холден встал.
– А если нет?
– То не сэкономит.
– Тоже неплохо.
В допросной было голо, холодно и неуютно. Привинченный к полу стальной стол разделял единственную табуретку и три стула с гелевыми сиденьями. На одном уже сидела Моника. Порез у нее на щеке затянулся – остался только длинный красный рубец. Без косметики журналистка выглядела жестче. И старше. Ей это шло. Фред указал Холдену на стул с другой стороны, а сам сел посередине.
– Вы просто сидите с серьезным видом, а говорить буду я, – предупредил он.
Холден поймал взгляд Моники и вопросительно поднял бровь: «Что такое?»
«Думаю, сейчас узнаем», – улыбнулась она в ответ.
Дверь открылась и вошла Драммер. За ней шел Сакаи. Взгляд главного инженера метнулся от Холдена к Монике и обратно. Драммер усадила его на табуретку.
– Спасибо, – поблагодарил ее Фред.
Драммер кивнула и, печатая шаг, вышла за дверь. Может, злилась, что ее не допустили к допросу. Может, дело было в другом. Холден сейчас хорошо понимал, как легко дойти до настоящей паранойи.
Фред вздохнул и заговорил голосом, теплым и мягким, как фланель:
– Так. Думаю, ты понимаешь, в чем дело.
Сакаи открыл и закрыл рот. А потом с него словно упала маска. Лицо застыло в идеальной, жгучей ненависти.
– Знаешь что… – процедил он. – Пошел ты!
Фред не шевельнулся и глазом не моргнул. Он как будто и не услышал этих слов. Сакаи стиснул зубы и угрюмо замолчал. Наконец напряжение стало нестерпимым.
– Вы, наглые засранцы-земляне! Все вы такие! Явились в Пояс, чтобы вести жалких тонконожек к спасению? Вот что вы о себе воображаете? Вы хоть замечаете, как сморите на нас сверху вниз? Вы все. Все! Сучьи земляне, не нужны вы Поясу. Без вас спасемся, а вы за это заплатите своими задницами, понял!