– Только бы уцелели, – пробормотал он. – Пожалуйста, пусть они выживут!
– Что? – не понял Фред.
– Ничего. Я готов.
Фред включил связь.
– Драммер, отключение воздуха – это не все. Надо подтянуть тяжелую артиллерию. Я набрал в баре команду боевых десантников. Они сейчас идут вам на помощь.
«Поняла, – отозвалась Драммер. Холдену почудилось, что она улыбается. – Только скорее. Мы потеряли двоих. Не знаю, долго ли продержимся».
– Десять минут, – сказал Фред и окровавленной левой рукой сделал астерский жест, приказывающий: «По местам».
Засадники подняли оружие. Холден тоже. Те, что засели в резервном, собрались идти на прорыв только через пять минут. Дверь хлопнула, открываясь, и из машинного потекли люди – примерно полдюжины человек. Одеты они были обычно: форма безопасников, комбинезоны техников, свободная одежда, привычная Холдену по барам и коридорам. Просто люди, граждане Тихо. Или Пояса. Они заняли позиции, позволяющие укрыться от навесного огня команды Драммер. О второй группе они еще не знали. По сигналу Фреда шестеро открыли огонь из засады. Правда, Холден признался себе, что не слишком старается попасть. Вторая волна выходящих из резервного столкнулась с отступающими. Люди Драммер рванулись вперед, послав перед собой шквал гелевых пуль и полицейских гранат, взрывавшихся пеной, которая почти мгновенно застывала как камень.
Через полминуты бой закончился. Еще через пятнадцать минут оборонительная сеть была восстановлена, а атаковавший станцию торпедоносец со всех ног улепетывал, прячась между астероидами Траяна. Во что это обошлось, стало ясно только через час.
Более или менее обеспечив безопасность станции, Фред позволил отнести себя в медотсек. Даже в слабой гравитации кольца было заметно, как он ослабел. Медсистема через четыре иглы накачивала его искусственной кровью, и краска понемногу стала возвращаться на его лицо. Холден сидел у постели раненого, смотрел на экраны приборов, но ничего не видел. Ему хотелось просмотреть новости о Земле, но и в этом он себе отказал. Чем дольше не знаешь, тем дольше можно не думать. Появление Драммер с рапортом об ущербе стало для него облегчением. Способом отвлечься.
– Торпеды раскололи дюзовый конус, – сообщила безопасница.
– Повреждения серьезные? – спросил Фред.
– Вы хотите гонять станцию на залатанных дюзах? Достаточно серьезные, чтобы пришлось ставить новый.
– Разумно, – согласился Фред.
– Хорошо хоть, кольцо не взорвали, – вставил Холден. – Если бы та торпеда не дала осечку…
Лицо Драммер застыло.
– Насчет кольца… мы ошибались. Нападавшие запустили снаряд, который выглядел как торпеда, но на конце они приспособили спасательный мех. Вогнали его в ваш кабинет, вскрыли наружную обшивку и вынесли полстены.
Фред моргнул.
– Вот зачем им понадобился скафандр, – сказал Холден. – А я еще удивлялся. Однако довольно странный способ до тебя добраться – вскрыв кабинет, как банку сардин.
– Им нужен был не я, – сказал Фред.
Он помолчал, потом невнятно выругался.
– Что? – переспросил Холден. – А что же тогда?
Ему ответила Драммер. Тем же профессиональным тоном, каким говорила в бою:
– Противник забрал часть стены с сейфом полковника Джонсона. Вскрыть его будет непросто, но при наличии времени и инструментов, думаю, удастся.
– Но ведь они и так внедрились в командные структуры. Вряд ли они узнают что-то новое…
Холден уже понял, но хотел дать Вселенной шанс опровергнуть его знание. Доказать, что худшего не случилось.
– Они получили образец, – сказал Фред, превращая страх в факт. – У них, кто бы они ни были, теперь есть протомолекула.
Глава 24Амос
– А плотность не влияет? – спросила Кларисса.
Та пакость, что накачивали ей в кровь, успела выветриться. Теперь девушка выглядела получше. Под пергаментной кожей еще просвечивали вены, но на щеки вернулось немного краски.
– Влияет, конечно, но главное – сколько энергии вложено в разгон метеорита. Выбросишь ли ты с корабля вольфрамовую чушку или пуховую подушечку, корабль все равно придется разогнать до скорости, которую ты хочешь придать снаряду. Деньги вперед, в смысле затрат энергии.
– Но подушка сгорела бы прежде, чем ударилась о Землю. – О, вот теперь верно замечено.
На экране снова и снова повторялись кадры удара, натасканные из всех подвернувшихся источников: с терминалов, с камер наблюдения, с картографических спутников на орбите. Столб ионизированного воздуха был ярким, как след снаряда рельсовой пушки, и над Северной Африкой снова и снова расцветала огненная роза. Еще один светящийся столб – и по необозримым просторам голубовато-серой Атлантики расходится круг нездоровой зелени, заляпавший небо белыми и черными пятнами. Репортеры как будто поверили, что, пересмотрев это много раз, найдут какой-то смысл. Миллионы жертв, и еще больше людей погибнет в ближайшие часы от цунами и наводнений. Миллиарды умрут в ближайшие несколько недель или месяцев. Сколько ни смотри, такое нельзя осмыслить.
Но и отвести взгляд Амос не мог. Только и способен был болтать с Персиком о пустяках и ждать, что будет дальше.
Закадровый голос говорил с мягким европейским акцентом и внушал спокойствие, которое сам, вероятно, заглотил с горстью таблеток. А может, голос модифицировала и обогащала команда операторов.
– Снаряд был замечен радарами уже в атмосфере Земли, когда до падения оставалось меньше секунды.
На экране появился апокалиптический вид со спутника: пять кадров, склеенных в кольцо, с картиной попадания в Атлантику и катящейся через океан ударной волны. Масштаб впечатлял.
– Вот, – Амос ткнул пальцем в экран, – откуда я знаю, что бомбы были с антирадарным покрытием. Оно выгорело в атмосфере и перестало работать, так? В общем, они прошли от ионосферы до уровня моря меньше чем за полсекунды, а это около двухсот километров в час. Навскидку такой бабах, как они описывают, можно получить от кубика из карбида вольфрама со стороной три с половиной – четыре метра. Не так много.
– Ты все в уме считаешь?
Амос пожал плечами.
– Работа такая – я уже много лет вожусь с термоядом в магнитной ловушке. Более или менее та же арифметика. Начинаешь чувствовать порядки величин.
– Понятно, – сказала Кларисса. И спросила: – Ты думаешь, мы погибнем?
– Угу.
– От этого?
– Может быть.
Новостной канал показал пятисекундный клип с парусной яхты. Вспышка идеально прямой молнии, странная деформация пространства воздушной линзой, яркий свет, и изображение исчезает. Те, кто был на яхте, погибли, не успев понять, что видят. Наверное, последние слова в этот день чаще всего звучали так: «Смотри-ка…» или «Ох, черт!». Амос чувствовал, как что-то давит у него в животе, словно он немного объелся. Наверное, от страха, или от потрясения, или еще от чего-то. Кларисса тихо выдохнула. Амос обернулся к ней.
– Я бы хотела еще повидать отца.
– Да?
Минуту она молчала.
– А если бы он сумел? Научился бы контролировать протомолекулу? Все стало бы по-другому. Такого бы не было.
– Другое было бы, – поморщился Амос. – А если б ты видела то, другое, вблизи, то не стала бы думать, что оно лучше.
– Как по-твоему, капитан Холден когда-нибудь?..
Пол вздыбился и ударил Амоса по ногам. Он инстинктивно попытался перекатиться, но от этого удара уйти было некуда. Экран разбился, свет погас. Звук оглушал. Несколько секунд Амоса швыряло по комнате, как игральную кость в стаканчике. В темноте он не понимал, обо что бьется.
Спустя бесконечную минуту включилось аварийное освещение. Кровать Клариссы опрокинулась набок, сбросив девушку. Вокруг медицинской системы растекалась прозрачная лужица, наполняя воздух резкими запахами охладителя и спирта. Толстое, армированное, пуленепробиваемое окошко в двери осталось на месте, но стало белым, как снег. Стены пошли паутиной трещин. Из угла булькнул истерический смешок Клариссы, и Амос ощутил, как навстречу этому смеху всплывает его хищная улыбка. Завывала сирена – затихала и взревывала снова. Амос не знал: настроена она так или что-то поломалось от взрывной волны.
– Ты там цела, Персик?
– Не знаю. Руке очень больно. Может, сломала.
Амос встал. У него болело везде, но большой опыт знакомства с болью подсказывал, что серьезных повреждений нет, поэтому он просто перестал думать о ней. Земля еще немного вздрагивала – или дрожал он сам.
– Паршиво, если сломала.
Дверь в коридор осталась закрытой, но косяк как будто помяло. Амос задумался, удастся ли теперь открыть замок.
– Над нами десять этажей до земли, – сказала Кларисса.
– Угу.
– Если здесь так, что же наверху?
– Не знаю, – ответил Амос. – Пойдем посмотрим.
Она села. Левая кисть у нее уже распухла вдвое – значит, повреждение серьезное. В своем тюремном халате девушка походила на привидение. На то, что умерло, но еще шевелится. Возможно, сказал себе Амос, так оно и есть.
– Режим строгой изоляции, – напомнила Кларисса. – Никуда мы не пойдем.
– Понимаешь, строгая изоляция бывает в тюрьме. А чтобы здесь оставалась тюрьма, ее понимаешь ли, должна окружать цивилизация. А теперь, думается мне, это просто глубокая яма в земле, и в ней полно опасного народу. Надо уходить.
Он толкнул дверь – все равно что ударил по переборке голым кулаком. Сдвинувшись в сторону, он попытал счастья с окном. Немногим лучше. После третьего удара голос снаружи прокричал:
– Прекратите немедленно! Тюрьма закрыта!
– Кто-то не знает, что это уже не тюрьма, – съехидничала Кларисса.
Она немного опьянела – может, от сотрясения или боли в сломанной руке.
– Сюда! – заорал Амос. – Эй, мы здесь застряли!
– Режим строгой изоляции, сэр. Оставайтесь на месте, пока…
– Стены трескаются, – не дослушав, завопил Амос. – Сейчас рухнут.
Возможно, он и не обманывал.
Замок щелкнул, дверь со скрежетом отъехала на несколько сантиметров и застряла. В щель заглянула охранница. В тусклом аварийном освещении она казалась серым силуэтом, но страх на ее лице был заметен и так. За ее спиной стоял еще кто-то, но его Амос не рассмотрел.