В горле у Амоса зародилось низкое рычание.
– Да, – Наоми ответила на этот звук как на слова. – Что-то в кольцах-вратах глотает корабли.
ЭпилогСоветер
«У меня есть трек-номер, – в шестой или седьмой раз повторял капитан грузового суденышка. – Есть подтверждение отгрузки и трек-номер прямо от „Аматикс Фармацевтик“. Груз поступил на „Медину“ полгода назад. У меня есть трек-номер!»
Слушая ответ, Советер пил из груши горячий чай. Он предпочел бы виски из рюмки, но был на вахте, да и «Баркейт» шел без ускорения. Вахта делала невозможным виски, невесомость – рюмку. Конечно, капитанская рубка – его владения, и здесь он имел право заниматься, чем хочет. И занимался. Для него исполнение долга было приятнее виски.
«Сабес ваш номер, „Тореадор“, – ответил голос с „Медины“. – Хотя „Аматикс“? Эса эс земная фирма. „Медина“ не принимает компаний с Земли».
«Баркейт» был боевым кораблем класса «Доннаджер». Маленький космический город, отлаженный, как машина, и способный раздробить на частицы мельче песчинок не только малютку-грузовик, но и станцию «Медина». Однако и он, и остальной флот Дуарте дожидались разрешения на вход в следующее кольцо и начало второй, еще более удивительной стадии полета от диспетчерской службы «Медины». Казалось бы, избыточная вежливость со стороны флота – но для нее были причины. Не в последнюю очередь – общее нежелание применять тяжелое оружие в такой близости от станции чужаков, которая инертно висела в огромном не-пространстве между кольцами. Они не готовы были ее будить. Пока еще не готовы.
В дверь тихо постучали. Советер оправил мундир.
– Войдите.
Лейтенант Баббадж, придерживаясь за скобу на раме, открыла дверь. В жесте воинского приветствия ощущалось беспокойство. Советер заставил ее задержать руку в салюте и только потом ответил на приветствие и позволил войти.
«Я десять месяцев в пути! – орал капитан „Тореадора“. – Если колония не получит груза, им конец».
– Слышали? – спросил Советер, кивая на динамик.
– Нет, сэр. – Смуглая кожа женщины приобрела пепельный оттенок. Губы были сжаты в ниточку.
«Юзгюн, „Тореадор“, – ответила станция „Медина“. – Вам нужно загрузиться медициной, вир кеннен…»
«Мне не загрузиться нужно, мне, черт вас побери, нужен мой груз! Его отследили до вашей станции, и я не…»
Советер отключил переговоры и сделал еще глоток из груши.
– Более или менее одно и то же чуть ли не целый час. Неловкое у них положение.
– Да, сэр.
– Знаете, почему я хотел, чтобы вы это услышали?
Она проглотила страх – молодец! – и ответила ровным голосом:
– Чтобы показать, к чему приводит нарушение дисциплины, сэр.
– В конечном счете да. Мне доложили, что вы нарушили форму одежды. Это так?
– Только браслет, сэр. Он достался мне от матери, и я подумала… – Голос у нее все-таки сорвался. – Да, сэр, вам верно доложили, сэр.
– Благодарю, лейтенант. Я ценю вашу искренность.
– Разрешите говорить свободно, сэр?
Советер усмехнулся:
– Разрешаю.
– Смею сказать, форма одежды определялась распорядком военного флота Марсианской Республики. Если мы намерены нарушить порядок перехода, то, возможно, и другие требования стоит пересмотреть, сэр?
– Вы о том, что мы вообще здесь?
Ее лицо застыло. Лейтенант позволила себе лишнее и понимала это. Такое случается. Смущение и детское желание топнуть ногой, заявляя: «Так не честно». Капитан бы на ее месте до такого не дошел. Но раз уж карты на стол, так на стол. Ход обратно не берут.
– Верно, мы живем во времена перемен. Когда законно избранное правительство оказалось несостоятельным, адмирал Дуарте взял на себя власть над флотом и ответственность за него. Я подчинен непосредственно ему и выполняю его приказы. Вы, согласно той же иерархии подчинения, должны выполнять мои. Флот действует независимо, но это не отменяет всех правил.
– Сэр, – ответила Баббадж.
Подразумевалось «да, сэр», но «да» она не сказала.
– Знаете, что будет, если я запишу вам отказ подчиняться флотской дисциплине?
– Меня могут сместить с должности, сэр.
– Могут. А если делу дадут ход, то и вовсе разжалуют. Отстранят от службы. Позорная отставка. Не из-за браслета, конечно. Браслет – мелочь, но если это пойдет дальше… Вы поняли?
– Поняла, сэр.
– Как вы думаете, что будет, если вас отправят в отставку?
Она в замешательстве смотрела на капитана. Он жестом позволил говорить.
– Я… я не… – запнулась она.
– И я не знаю, – кивнул Советер. – Раньше, на Марсе, вы вернулись бы к гражданской жизни. Но там, куда мы направляемся, гражданской жизни нет. Там вообще нет человеческой жизни. Мне что, предоставить вам шанс встроиться в местную пищевую цепочку? Или я должен тратить время и ресурсы, чтобы отослать вас назад – кстати, куда назад? Силы, захватившие власть на Марсе, сочтут вас изменницей – как и меня. Вас приговорят к пожизненному, если не согласитесь на сотрудничество. А если вы готовы согласиться на сотрудничество, то мне нет никакого резона посылать вас назад. Верно?
– Да, сэр.
Он видел, как в ее глазах зарождается понимание. Впрочем, только зарождается. Человечество так слабо! Не только у нее, у половины популяции интеллект ниже среднего уровня. У половины верность ниже средней. Средняя преданность долгу… Законы статистики жестоки. Удивительно, как этот вид столь многого сумел достичь.
– Теперь, когда мы взяли инициативу на себя, – продолжал он, – строгая дисциплина будет еще важнее. Мы сейчас в положении дальних космических кораблей, существовавших во времена до эпштейновской тяги. Община исследователей и воинов, изолированная на много месяцев, если не лет. Там, где со всех сторон пустота, нет места посторонним. Понимаю, вы обижены, что…
– Нет, сэр, не обижена…
– Понимаю, вы обижены, что я на вас обрушился за такую мелочь, как браслет. Это кажется пустяком, это и есть пустяк. Но если я стану ждать серьезных нарушений, мы очень-очень скоро дойдем до вопросов жизни и смерти. Я не могу позволить себе рыцарства.
– Я понимаю, сэр.
– Рад слышать.
Он протянул к ней руку ладонью вверх. Баббадж смахнула слезы и быстро порылась в кармане. Положив браслет ему на ладонь, она на лишнюю секунду задержала руку. Вещица что-то значила для женщины. Отдавая браслет, она приносила жертву. Советер сжал пальцы на тонкой серебряной цепочке с подвеской-ласточкой. И постарался мягко улыбнуться.
– Свободны.
Когда Баббадж закрыла за собой дверь, он повернулся к монитору системы. Новое сообщение поступило от Кортасара. Кожа у капитана пошла мурашками. С тех пор как астеры спустили курок, ручной умник Дуарте рассылал все больше сообщений. Энтузиазм ученого нервировал Советера. Характер этого человека никак не укладывался в рамки нормы, а его радость от предстоящего на новой станции Лакония отдавала предвкушением сексуального удовольствия.
Однако долг есть долг. Бросив браслетик Баббадж в утилизатор, капитан открыл сообщение. Кортасар то ли слишком придвинулся к камере, то ли нарочно из каких-то соображений предпочел чуть выйти из фокуса. Его широкий подбородок и тонкие черные волосы были вроде бы ничем не примечательны. Советер потер ладони, словно бессознательно умывал руки.
«Капитан Советер, – заговорил этот странный человечек. – Рад сообщить, что образец доставлен в целости. Благодарю, что вы взяли на себя заботу о нем после его освобождения. Однако я в отчаянии от известия, что флот отстает от графика».
– На несколько дней за месяцы, – буркнул Советер себе и экрану. – Нагоним.
«Вам, конечно, известно, что и ресурсы, и время до подчинения артефакта у нас ограничены. Чтобы исправить этот нежелательный факт, исследовательская группа выработала планы и спецификации некоторых модификаций „Баркейта“, переназначенного быть вместилищем артефакта. Часть этих работ ваш технический персонал может начать уже сейчас. Разумеется, если возникнут вопросы, я в вашем распоряжении. Кортасар, конец связи».
Экран переключился па технические рисунки. Их оказалось более чем достаточно, чтобы и капитана привести в отчаяние. Все артефакты чуждой технологии были известны под именем протомолекулы, хотя запущенный издалека набор микрочастиц-вирусов для перестройки жизни был лишь одним из инструментов среди множества. И если Кортасар верно интерпретировал сверхсекретные данные с зондов марсианского флота, то, что они нашли, окажется гораздо проще приручить и использовать в интересах человечества.
И все же изменения, которых Кортасар требовал от «Баркейта», выглядели неприятно органическими. Дело было не столько в установке шлюза новой модели, сколько во вживлении колоссального протеза.
«Это начало чего-то совсем нового и мощного, и если хорошие люди не решатся взять власть в свои руки, ее возьмут дурные», – сказал им адмирал Дуарте в ночь, когда капитана Советера принимали в круг. Это было верно тогда и осталось верным сейчас. Капитан включил камеру, пригладил волосы и начал запись:
– Сообщение получил. Планы немедленно передам техникам. Если возникнут проблемы – свяжусь.
Кратко, по делу, без лишних слов и без грубости. Профессионально. Он надеялся, что это будет принято за профессионализм. На всякий случай пересмотрев запись и поразмыслив, не заменить ли слово «проблемы» на «вопросы», он решил, что придает этому слишком большое значение. Едва Советер отправил сообщение, система пискнула.
«Капитан, „Медина“ дала пропуск».
– Неужели, мистер Когома? Как они добры! И как же разрешилась ситуация с потерянным грузом?
«Грузовик идет на стыковку со станцией, сэр».
Что ж, будет у головастиков еще один корабль. Знай «Тореадор», куда ветер дует, он бы рванул обратно к той нищей планетке, откуда явился, и постарался бы как-нибудь обойтись без этой посылки. Но пока Свободный Флот будет заглатывать корабли, будет морить колонии голодом. Ослаблять их. Пока астеры додумаются, что ведут арьергардные бои с самой историей, Дуарте выйдет на позиции.