– Послушайте, – обратилась Бобби к Катриа, глядя на собеседницу с полуметровой разницы в росте. – Мы не затевать драку пришли. Насколько я понимаю, мы в одной команде. Но если вы вынудите нас к иному, мы и к тому готовы. И, даю слово, такое развитие событий вам не понравится.
– Честно говоря, не понимаю, почему не пришел сам Саба, – ничуть не смутилась Катриа. – И как он додумался прислать марсианку и землянина учить астеров, как им сражаться? Что он хотел этим сказать?
Бобби не знала другой причины, кроме «мы самые устрашающие из его бойцов, раз уж гулять по Медине с оружием теперь совсем не годится». Вместо этих слов она просто повела плечами:
Может, именно это и хотел сказать. Что вся чушь про астеров и внутряков осталась в прошлом столетии. Что теперь есть мы все и есть гады, которые выскочили из-за врат, опоздав к игре на тридцать лет, и вздумали перевернуть стол.
Катриа кивнула, улыбнулась.
– Не самый плохой ответ.
– Давайте поспокойнее, – предложила Бобби, отступая назад на те же полшага, чтобы выйти из личного пространства Катриа. – Найдем место посидеть, выпить и поболтать о способах вместе надрать задницы лаконским мудакам. А?
– Попробуй и дальше на меня пялиться, малый, я тебе глаза повыдергаю и в руки дам, – произнес Амос так мягко и свободно, что Бобби только мгновение спустя опознала угрозу. Механик отвечал полукругу громил пустым взглядом, но на виске у него билась жилка, намекавшая на близость инсульта. Под кожей вздулся мускул – словно через скулу протягивали узловатый канат.
– Амос, – начала Бобби – и больше ничего не говорила, потому что дралась.
Амос бросился на кого-то за ее спиной. Она услышала кряканье и мясистые шлепки кулаков по телу, но обернуться не смогла, потому что в руке Катриа объявился нож, и женщина танцующим шагом надвинулась на Бобби. «Боевики», – сказал кто-то из людей Сабы. Группа Вольтера, как и лаконцы, переключалась с нуля на сто процентов одним щелчком.
Бобби не собиралась отплясывать с Катриа, и шов от ножевых порезов был ей совсем ни к чему, поэтому опа резко пнула женщину в солнечное сплетение, и та рухнула на палубу, выдохнув: «Уф!» Еще секунда ушла на то, чтобы выбить нож, и Бобби уже разворачивалась, когда что-то тяжело ударило ее по щеке.
В глазах вспыхнули звезды, но Бобби все же увидела, как Амос, ухватив двоих сразу, одного придушил локтем, а вторым лупил по баку с водой. Третий, вскарабкавшись ему на спину, пытался передавить сонную артерию, но не сумел просунуть руку под подбородок. Еще два громилы подбирались к Бобби с флангов, и один держал ломик, которым только что треснул ее по скуле. Для Бобби, как всегда в бою, движение замедлилось, так что она успела разглядеть на металле кровь и обрывки кожи.
«Ах вот, – отметила она, – почему у меня щека мокрая».
Астер уже отводил лом для нового удара, а его приятель норовил зайти ей за спину. Лом представлял более серьезную угрозу, поэтому Бобби поднырнула под замах. В результате удар обрушился ей на ключицу, и правая рука сразу онемела. Бобби нацелилась в горло, и рука, даже потеряв чувствительность, послушалась ее. Тот, что с ломиком, выронил оружие и обеими ладонями схватился за шею.
Его напарник дважды пнул Бобби сзади. Один пинок пришелся по почке, другой в ягодицу. После такого удара в почку ей не один день предстояло мочиться кровью, но удар в ягодицу оказался хуже, он чуть не свалил ее наземь. В крестце будто бомба взорвалась, а резкий хруст несомненно означал трещину в копчике.
Обернувшись, Бобби успела отступить от следующего пинка, и тот пришелся в бок и вынудил противника качнуться к ней. Поймав его за левое предплечье, Бобби перебросила парня через бедро, направив лицом в панель контроля давления. Глухой удар, хруст, и парень осел на пол.
Мстя за пинок в зад, опа, прежде чем выпустить, сломала ему левую руку.
Через несколько минут Катриа и ее пять дружков кто сидел, кто лежал на полу со связанными за спиной руками. Подбитый глаз у Амоса уже начал закрываться, а четыре царапины на щеке выглядели как след когтей большой кошки. Бобби старательно избегала отражающих поверхностей, чтобы не увидеть своего лица. Если судить по количеству крови на рубашке, рана на скуле должна была выглядеть довольно мерзко. А как хотела обойтись без швов! Боль в копчике намекала, что сидеть ей не придется пару месяцев. При этой мысли Бобби захотелось еще разок пнуть бесчувственного парня со сломанной рукой. Или Амоса.
– Катриа, – проговорила Бобби, склонившись над главой вольтеровской ячейки. – Можно мне называть вас Катриа?
Если у той были возражения, она оставила их при себе.
– Прекрасно. Так слушайте. Вышло не лучшим образом. Мы напинали вам задницы, и вы теперь злитесь, это ясно. Если вы хотите принять участие в революции, здорово, мы вам будем рады. Но все операции только через группу Сабы. Это не обсуждается. Любой другой вариант, и мы вас перебьем, а тела отправим в компостный утилизатор.
Бобби, ухватив Катриа за рубаху на груди, подняла ее на ноги так, чтобы смотреть глаза в глаза.
– Мы друг друга поняли?
К ее удивлению, Катриа расхохоталась. Ее глаза лихорадочно блестели.
– Еще бы не понять, – сказала женщина. Таким тоном можно приветствовать спарринг-партнера – или обещать поквитаться. Хотелось бы Бобби уловить разницу.
Глава 27Драммер
Легко забывалось, что космические города существовали не всегда. В голодные годы о них приходилось только мечтать. Земля обетованная – вне Земли. Дом астеров, способный пройти за врата в любую систему. Тогда это казалось чудом. Чем-то небывалым.
Время стерло блеск мечты. Драммер за последний десяток лет больше времени проводила в Доме народа, Независимости и Страже, чем на кораблях и астероидах. Они стали так привычны, что просочились в воспоминания, и казалось, будто эти коридоры, эти каюты были всегда, хоть она их и не видела. Словно знаменитый город, в котором побывала только взрослой. Ей пришлось напомнить себе, что война всегда была такой. Города осаждались еще с тех времен, когда просто стояли на Земле. Ядра падали на школы. Солдаты штурмовали госпитали. Бомбы поджигали церкви, парки и детей. Люди и раньше лишались своих домов.
Плававшая над столом тактическая схема была неточна на порядок величины. В правильном масштабе Независимость пришлось бы искать с микроскопом. Да и так кодовое обозначение занимало больше места, чем иконка корабля. Светлое пятнышко мельче хлебной крошки представляло город, где плюс-минус двести тысяч человек жили, работали, растили детей, разводились и женились, пили, танцевали, умирали. И со стороны Солнца от него – еще мельче – корабли-эвакуаторы, уносившие с поля боя столько народу, сколько могли взять. Глядя на них, Драм- мер видела всех детей, спасавшихся от катастроф, которых люди не сумели предотвратить: лондонских, пекинских, денверских. История, напомнила она себе, полна такими моментами. Разница только в том, что это – ее город, космический город, а такого еще не бывало.
Она работала в центральной диспетчерской Дома народа. Военные аналитики и инженеры частью из Союза, а больше от КЗМ – сидели на местах, которые прежде занимали гражданские. Окна связи с военными советами Земли и Марса показывали такие же помещения с такими же людьми, только с заметно меньшим световым лагом. Экраны, раньше перечислявшие прибытие и отправление кораблей с векторами курсов и временем, переключились на прием сигналов от всех действующих в поясе телескопов. Картинки с основных постов наблюдения сообщали, когда пришли свежие данные, когда они были переданы, когда запускалась трансляция с Дома парода. Картинки с Независимости и дюжины кораблей КЗМ дополнялись метками задержки сигнала – час двадцать три минуты, – а сводная картина изображала врага на центральном экране. Бледный, как кость, корабль лениво разгонялся в направлении предстоящей битвы. Возможно, предстоящей. Или начавшейся и закончившейся за те восемьдесят три минуты, которые требовались свету, чтобы донести весть о ней.
– Разрешение, э-э, станет лучше, когда мы получим рикошет сигнала, – сказала техник от КЗМ. Девушка была моложе, чем Драммер, когда та начинала работать на Тихо. Уложенные крендельком волосы и широкое мучнистое лицо. Наверное, другие техники на Земле и на Марсе сейчас объясняли то же самое премьер-министру и генеральному секретарю. – Конечно, получается зазор между моментом первого приема и отложенным на несколько минут дополнительным, увеличивающим информационную плотность.
– Мне просто нужно знать, что происходит, – сказала Драммер.
Так и не отбывшая к себе на Землю Авасарала и Воган держались в стороне. Адмирал Ха занимала одну из центральных панелей управления, подавшись вперед, как прилежная отличница на первом уроке после каникул. Она чувствовала себя наблюдателем на передовой, ближайшим из не участвующих в сражении военачальников КЗМ. Груша, пахнувшая зеленым чаем, стояла на приставном столике – Воган позаботился, чтобы адмирал не залила панель. Драммер подошла к ней – не столько поговорить, сколько потому, что не сиделось на месте.
– Мадам президент, – кивнула ей Ха.
– Адмирал.
– Странно воевать с вами на одной стороне, да? Вот уж не ожидала.
«Это больше говорит о тебе, чем о реальном положении дел», – отметила про себя Драммер. КЗМ можно было считать «стороной» не больше, чем Илос, Сурабзи или Новый Аусланд. Мечта об империи медленно гасла. Теряла смысл.
– Поступил доклад по связи, мадам президент.
– Запускайте! – рявкнула Драммер.
Главный экран переключился. На нем возник лаконский адмирал. Говорил спокойно, терпеливо, но глаза поблескивали. При виде его у Драммер засосало под ложечкой.
– Адмирал Трехо с «Сердца бури» обращается к приближающимся кораблям. Прошу вас сменить курс. Любое воздействие на наши корабли будет встречено соответственно. Не делайте себе хуже, чем необходимо.
– Хрен тебе, – шепнула Драммер, обращаясь к экрану, но достаточно гр