— Думаете, тут еще могли остаться элементы обороны?
— Надеюсь, на этом уровне их нет, — сказал триумвир, — но ниже мы запросто можем столкнуться с ними. Если эти системы не использовались вот уже миллион лет, есть шанс, что они успели… — он помолчал, видимо подыскивая слово, — заржаветь.
— Вряд ли нам стоит на это полагаться.
— Да, пожалуй, не стоит.
Реактивный двигатель скафандра увеличил мощность, вместе с этим росло и ощущение силы тяжести. Пока всего четверть g, а потолок по-прежнему устрашает своей огромностью, зависнув над Силвестом от силы в километре. Значит, чтобы выбраться отсюда, снова придется преодолеть это расстояние. А под ногами еще тысячи километров, и знать бы, в какие бездны ему предстоит опуститься, разыскивая то, к чему его так влечет.
Он надеялся, что заберется не слишком глубоко. Пять дней, отведенные на путь туда и обратно, — это, как теперь выяснилось, опасно малый срок. Когда ты сидишь на корабле и изучаешь расчеты Вольевой, они не вызывают сомнений. А вот здесь, когда представленные ее уравнениями силы скристаллизовались в колоссальные грозные формации, не больно-то верится в исполнимость благоприятных прогнозов.
— Что, сынок, медвежья болезнь? — съязвил Кэлвин.
— Ты теперь и эмоции мои читаешь?
— Нет. Просто твои эмоции — копия моих. Мы же думаем почти одинаково. — Помолчав, Кэлвин добавил: — А вот я не стыжусь признаться, что очень боюсь. И задаюсь вопросом: имеет ли кусок компьютерной программы право на такой страх? Глубокая мысль, а, Дэн?
— Не разбрасывайся глубокими мыслями, они тебе наверняка еще пригодятся.
— Уверен, вы ощущаете свою незначительность, — вмешался Садзаки так, будто слушал разговор. — Что ж, это вполне естественно. Вы и в самом деле незначительны посреди всего этого величия. А вам бы, наверное, хотелось, чтобы было наоборот?
Навстречу им двигался испещренный геометрическими узорами пол. О его близости говорил тревожный писк скафандра. Оставалось меньше километра, хотя казалось, протяни руку — и дотронешься.
Силвест почувствовал, как скафандр начинает сжиматься, готовясь к приземлению. Сто метров. Они опускались на плоский кристаллический блок — возможно, упавший сверху кусок потолка. Величиной он не уступал приличному танцполу. Силвест увидел, как в полированной поверхности блока отражаются выхлопы двигателя скафандра.
— Выключите двигатель за пять секунд до посадки, — распорядился Садзаки. — Жар может активировать какую-нибудь оборонительную систему, а это нам ни к чему.
— Да, — согласился Силвест. — Пожалуй, это последнее, о чем стоит помечтать.
Он знал, что скафандр не допустит травм при падении с небольшой высоты, и все же пришлось напрячь волю, чтобы подчиниться Садзаки и полностью убрать тягу за пять секунд до приземления. Скафандр слегка раздулся и выбросил из себя пружинящие армированные пластины. Плотность гель-воздуха возросла; Силвеста так сдавило, что он едва не лишился чувств. Зато сам контакт с полом был едва ощутимым.
Силвест моргнул и тут же понял, что лежит на спине. «Шикарно, — подумал он. — Ничего не скажешь, эффектный выход на сцену».
Затем скафандр подскочил, и Силвест вместе с ним оказался на ногах.
Он ступил на Цербер.
Глава тридцать пятая
— Сколько прошло времени?
— Вне корабля мы провели один день. — Голос Садзаки казался тонким и далеким, хотя его скафандр находился в нескольких десятках метров от Силвеста. — У нас еще полным-полно времени. Не стоит волноваться.
— Верю, — ответил Силвест. — Во всяком случае, часть меня верит. А вот другая часть настроена более скептично.
— Другая часть — это, надо думать, я, — тихо произнес Кэлвин. — И ты прав, я сомневаюсь, что у нас еще много времени. Не стоит расслабляться, ведь мы пока так мало знаем о Цербере.
— Если это была попытка поднять мой боевой дух…
— Никоим образом.
— Тогда помолчи, пока не родишь что-нибудь конструктивное.
Они уже проникли на несколько километров во второй ярус Цербера. Вроде и немало: по вертикали они спустились на расстояние, сравнимое с высотой самых знаменитых земных гор. Но все равно двигались слишком медленно. При такой скорости им нипочем не вернуться вовремя, и еще вопрос, успеют ли добраться до своей заветной цели. Очень скоро «Плацдарм» сдастся под неустанным напором систем защиты коры и, по всей вероятности, будет поглощен Цербером или брезгливо выплюнут в космос.
Второй ярус — коренные породы, на которых извивались «змеи» и в которые запускали свои корни поддерживающие крышу «деревья», — имел структуру, сходную с кристаллической и заметно отличавшуюся от квазиорганических структур, располагавшихся выше. Людям в скафандрах пришлось спускаться по узким щелям между сходящимися кристаллическими формами, — так муравьи снуют в зазорах между кирпичами. Это было медленное дело, оно быстро истощало запасы реакционной массы, — так как отвесное падение приходилось то и дело притормаживать тягой.
Сначала Силвест предложил воспользоваться «кошками» с одножильным шнуром, которые могли выпускать (выращивать, выдвигать — Силвест не вникал в детали) скафандры, но Садзаки не согласился. Это сэкономило бы реакционную массу, но сильно замедлило спуск, а предстояло преодолеть еще сотни километров. Кроме того, это лишило бы их свободы маневра, заставив пользоваться лишь строго вертикальными «шахтами», и превратило в естественные цели для гипотетических противодиверсионных систем. Поэтому бо́льшую часть пути они пролетели по воздуху, останавливаясь лишь для сбора образцов минералов, из которых состоял Цербер. Последний пока не возражал против такого вампиризма, а кристаллы содержали достаточно тяжелых элементов, чтобы сгодиться на роль топлива.
— Похоже, Цербер не знает о нашем присутствии, — заметил Силвест.
Ему ответил Кэлвин:
— Может, и не знает. В его памяти, наверное, не сохранилось никого, кто спустился бы на такую глубину. Средства обнаружения незваных гостей и защиты от них могли атрофироваться от долгого бездействия. А может, их и не было никогда.
— Скажи, почему я произвожу на тебя впечатление человека, которого все время надо подбадривать?
— Потому что я принимаю твои интересы очень близко к сердцу. — (Силвест представил себе ухмылку Кэлвина, хотя эта симуляция не имела визуальных компонентов.) — Во всяком случае, я верю в то, что сказал. Думаю, чем глубже спустимся, тем меньше будет вероятность того, что в нас почуют нечто вредоносное. Это как человеческое тело — основная часть болевых рецепторов находится в коже.
Силвест вспомнил, как однажды мучился желудочными коликами — отправился в поход из Города Бездны и в дороге выпил слишком много воды. Есть ли хоть капля смысла в словах Кэлвина? Спору нет, они подействовали успокаивающе. Если верить отцу, все, что лежит ниже, сковано полусном. И тогда получается, что мощная оборона наверху не имеет смысла, потому что ядро планеты не действует ныне так, как планировали амарантийцы… Может, в этом мощном сундуке о семи замках и нет никаких сокровищ? Может, там лежит только ржавый хлам?
Не стоит так думать. Если все происходящее не лишено смысла, если последние пятьдесят лет его жизни имеют хоть какое-то значение, если его гипотезы — не пустые фантазии, то здесь должно быть нечто достойное поиска. Трудно было выразить словами, что заставляло Силвеста верить в это. Но его вера оставалась незыблемой.
Прошел еще один день спуска. Почти все время Силвест спал. Скафандр его будил лишь изредка, когда происходило нечто заслуживающее особого внимания. Например, если внешние параметры сильно менялись, выходя за рамки допускаемых величин, и скафандр считал нужным, чтобы хозяин сам оценил обстановку.
Не было никаких признаков того, что Садзаки спал в пути. Силвест допускал, что аномальная физиология позволяет триумвиру не спать. Его кровь сгущалась и очищалась с помощью циркулирующих в ней лечебных микророботов. Мозг, измененный жонглерами образами, мог обходиться даже без короткого сна.
На легких участках они спускались со скоростью до километра в минуту. Обычно это случалось, когда попадалась глубокая «шахта». Разумеется, обратный путь займет меньше времени, так как скафандры запомнят дорогу, если, конечно, в структуре самого Цербера не произойдет серьезных изменений. А пока нередко спуск на несколько километров заканчивался тупиком или «шахта» становилась слишком узкой. В этом случае приходилось отступать и искать новый путь среди многочисленных боковых ответвлений.
Они действовали методом проб и ошибок, так как датчики скафандров видели лишь на несколько сот метров, да к тому же со всех сторон обзору мешали массивы кристаллической породы. И все же путники преодолевали километр за километром, омываемые неестественным зеленовато-синим излучением стен.
Окрестная геология постепенно менялась. Появились какие-то полосы шириной в несколько километров, неподвижные, как ледники. Здесь кристаллы крепко держались друг за друга, но сводчатые полости и вертикальные разломы производили впечатление, будто «языки льда» свободно плывут в пространстве, молчаливо отрицая само понятие гравитации.
«Что же это? — недоумевал Силвест. — Мертвая материя или нечто куда более загадочное? Может, это детали планетарного механизма, столь огромного, что его невозможно ни увидеть, ни вообразить? Если это машины, то следует допустить, что они используют некое туманное состояние квантовой реальности, где такие концепции, как тепло и свет, растворяются в неопределенности».
Само собой, «ледники» и были холодны как лед, о чем сообщали температурные датчики скафандра, но иногда за полупрозрачной поверхностью этих образований он угадывал мощное скрытое движение, — так сквозь циферблат из органического стекла проглядывают работающие внутренности часов. Когда же Силвест обратился к скафандру с просьбой проанализировать это явление с помощью его сенсорики, результаты оказались слишком сумбурными, чтобы от них была польза.