— У вас еще будет время задать любые вопросы, — вмешался Хегази, который нервничал все больше, так как капитан был уже совсем рядом.
— Нет, — буркнула Хоури. — Я хочу знать. Что вы подразумеваете под этим «ничего не было»?
Силвест ответил медленно и спокойно:
— Я говорил о поселке, который Вольева стерла с лица земли.
Хоури сделала несколько шагов вперед и загородила дорогу процессии:
— А ну-ка, поподробнее!
— Это может и подождать, — вмешался Садзаки, тоже выходя вперед и сталкивая с дороги Хоури. — Тебе еще самой придется объяснить твою роль в происходящем, да так, чтобы это объяснение меня удовлетворило. — Триумвир уже давно поглядывал на Хоури косо, убежденный, что две смерти в ее присутствии не могут быть простым совпадением.
Вольева лежала сейчас без сознания, а Мадемуазель исчезла, и некому было защитить Хоури. Как на собственные подозрения отреагирует Садзаки и какие меры примет для дознания — долго ждать ответов на эти вопросы не придется.
За нее ответил Силвест:
— Зачем ждать? Думаю, нам всем не мешало бы разобраться в ситуации. Садзаки, вы побывали на Ресургеме не для того, чтобы добыть экземпляр моей биографии. Вы не знали, что «Нисшествие» содержит копию сознания Кэла, пока я вам об этом не сказал. Просто прихватили, сочтя, что она может пригодиться на переговорах со мной. Так какова же была настоящая цель высадки?
— Разведка, — осторожно ответил Садзаки.
— Не только. Вы действительно отправились собирать сведения. Но еще вы должны были внедрить свою информацию.
— О Фениксе? — спросила Хоури.
— Не просто о Фениксе. Этого Феникса не существовало, и его предстояло создать. — Силвест позволил себе актерскую паузу, затем продолжил: — Это был рукотворный фантом. Он отсутствовал на старых картах, которые хранились в Мантеле, но, когда мы обновили их по свежим материалам, поступившим из Кювье, Феникс возник. Мы решили, что это совсем новый поселок. Каюсь, я дал маху — можно было догадаться сразу. Мы не допускали и мысли, что оригиналы карт могут быть подчищены.
— Двойная глупость, — согласился Садзаки. — Если бы вы догадались насчет Феникса, получили бы возможность выяснить, где нахожусь я.
— Мне даже в голову не пришло…
— И я нисколько об этом не жалею, — перебил Садзаки. — Иначе наш сегодняшний разговор мог бы и не состояться. Впрочем, мы прибегли бы к другим средствам, чтобы заполучить вас.
Силвест кивнул:
— Полагаю, что логичным следующим шагом было бы уничтожение более крупного населенного пункта, тоже фиктивного. Но сильно сомневаюсь, что трюк удался бы вам дважды. Свербит неприятная мыслишка: во второй раз вы бы подорвали что-то более реальное.
Холод казался твердым как сталь — тысячи острых крючков скребли кожу, угрожая проникнуть вглубь, дойти до кости. Но он перестал восприниматься, когда люди оказались во владениях капитана, поскольку тамошняя стужа была несравнимо сильнее.
— Он болен, — сказал Садзаки. — Разновидность плавящей чумы. Слыхали о ней?
— До нас доходили кое-какие вести из Йеллоустона, — ответил Силвест, ни разу пока не взглянувший на капитана. — Насколько они правдивы, не берусь судить.
— Нам не справиться с болезнью, — тихо проговорил Хегази. — Мы только затормозили ее развитие посредством глубокой заморозки. Она, вернее сказать, он, вирус, постепенно распространяется, поглощая массу корабля и преобразуя ее в собственную ткань.
— Значит, капитан еще жив, по крайней мере, с биологической точки зрения?
Садзаки кивнул:
— Конечно. Впрочем, ни один организм нельзя назвать живым при такой температуре. Но если согреть капитана… какие-то его фрагменты могут возобновить функционирование.
— Как-то это не вселяет больших надежд.
— Вы здесь для того, чтобы лечить Бреннигена, а не сомнения высказывать.
Капитан больше всего напоминал статую с серебристыми щупальцами; они тянулись на десятки метров, завораживая зловещей биохимерической красотой. Криокапсула в центре промороженного отсека номинально функционировала — благодаря то ли заложенной в нее конструкторами сверхнадежности, то ли какому-то чуду. Но от ее симметрии ничего не осталось — корпус был измят и местами разорван медленной, как ползущий ледник, и такой же неудержимой силой. Увеличиваясь в объеме, тело капитана сокрушило бо́льшую часть приборов жизнеобеспечения и контроля; исчезли и окружавшие капсулу энтоптики. Уцелевшие датчики в основном показывали чепуху — бессмысленные письмена маразматичных машин.
Хоури нисколько не огорчил выход энтоптиков из строя. Ей казалось, что иначе иллюзии тоже претерпели бы жуткие деформации. Хороводы изуродованных серафимов и искалеченных херувимов только подчеркивали бы тяжесть болезни капитана.
— Вам нужен не врач, а священник, — сказал Силвест.
— А Кэлвин говорит иначе, — ответил Садзаки. — Ему не терпится взяться за работу.
— Тогда копия, сделанная в Кювье, просто сошла с ума. Ваш капитан не болен. Он даже не мертв, поскольку того, что было когда-то живым, уже не осталось.
— Тем не менее вы нам поможете, — заявил Садзаки. — У вас будут ассистенты. Скоро поправится Илиа. Она считает, что ей удалось получить перспективное средство от чумы — новый ретровирус. На небольших срезах ткани он проявил себя хорошо. Но Вольева оружейник, а испытывать ретровирус на капитане — задача для медика. Зато она предоставит вам все необходимые инструменты.
Силвест улыбнулся, глядя на Садзаки:
— Уверен, вы уже обсудили это с Кэлвином.
— Скажем так: его известили. Он готов попытаться, допускает эффективность ретровируса. Вам от этого легче?
— Я преклоняюсь перед мудростью Кэлвина, — ответил Силвест. — Он врач не чета мне. Но прежде, чем мы предпримем какие бы то ни было действия, надо договориться об условиях.
— Условий не будет, — твердо сказал Садзаки. — Смиритесь с этим. Не надейтесь, что мы забудем о возможности влиять на вас через Паскаль.
— Не советую даже пытаться — вы очень сильно пожалеете.
Хоури что-то кольнуло. Уже несколько раз у нее возникало подозрение: дело нечисто. То же самое, должно быть, испытывали и другие, хотя на их лицах ничего нельзя было прочесть. Слишком уж самоуверенно держался Силвест. Да, причина именно в этом. Так не должен вести себя тот, кого похитили и принуждают к весьма неприятному занятию. А он нахален, будто у него полный рукав козырей.
— Я вылечу вашего несчастного капитана, — сказал Силвест. — В крайнем случае докажу, что этого сделать нельзя. Но взамен вы мне окажете небольшую услугу.
— Извините, — вмешался Хегази. — Но когда торг идет с позиций слабости, услуг не просят.
— А кто говорит о слабости? — Силвест опять улыбнулся, на этот раз с откровенной злостью и с чем-то еще, опасно похожим на радость. — Перед тем как я покинул Мантель, тюремщики сделали мне последнее маленькое одолжение. Едва ли они считали себя чем-то обязанными, но ведь речь шла о пустяке. И этот пустяк давал возможность подложить вам свинью, что весьма импонировало этим людям. Они расставались со мной насовсем — но не понимали, почему должны дать вам именно то, что вы хотите получить.
— Мне все это не очень нравится, — сказал Хегази.
— Поверьте, вам это понравится еще меньше. А сейчас я вынужден задать вам вопрос, чтобы прояснить наши позиции.
— Валяйте! — бросил Садзаки.
— Вам известно, что такое «горячая пыль»?
— Не забывайте, что вы разговариваете с ультра.
— Я помню. Просто хочу убедиться, что у вас не будет иллюзий. Итак, вы знаете, что частицы «горячей пыли» могут быть заключены в контейнер меньше булавочной головки? Конечно знаете. — Он постучал пальцем по подбородку на манер опытного адвоката. — Вы в курсе, что сюда прилетал Ремиллиод? Это последний субсветовик, который торговал с Ресургемом.
— Да, мы в курсе.
— Ну так вот: Ремиллиод продал нам «горячую пыль». Совсем немного, но достаточно для колонии, которая затевала масштабный проект по ландшафтной архитектуре на поверхности планеты. Часть этих «булавочных головок» — порядка дюжины — попала в руки людей, которые держали меня в плену. Продолжать или вам уже все ясно?
— Боюсь, я понял, — сказал Садзаки, — но вы все-таки продолжайте.
— Одна из этих «булавочных головок» включена в зрительную систему, которую в свое время для меня изготовил Кэл. Этой системе не нужен ток, и, если вы даже разберете мои глаза, все равно не узнаете, в какой из деталей заключена бомба. Впрочем, вы вряд ли на это пойдете, так как попытка манипулировать с моими глазами обязательно закончится взрывом, причем сила взрыва будет такова, что превратит передний километр корабля в совершенно бесполезный кусок стекла. Убейте меня или окажите воздействие, которое изменит функциональные параметры моего организма, и адская машина рванет. Это ясно?
— Как стекло.
— Отлично. Причините вред Паскаль, и случится то же самое. Я могу спустить пружинку по желанию, отдав ряд нейронных сигналов. Конечно, я и сам погибну при этом — результат будет ошеломляющий. — Силвест сложил руки на груди, улыбаясь, как статуя Будды. — Что скажете насчет небольших мирных переговоров?
Садзаки не произнес ни слова за время, показавшееся чуть ли не вечностью. Безусловно, он обдумывал услышанное от Силвеста. Затем сказал, будто не обращаясь ни к кому:
— Мы можем проявить гибкость.
— Отлично. Тогда, вероятно, вам будут интересны мои условия?
— Не терпится услышать.
— Благодаря пережитым недавно неприятностям, — сказал Силвест, — я получил неплохое представление о возможностях вашего корабля. Подозреваю, что та скромная демонстрация показывает лишь одно из самых небольших его достоинств?
— У нас есть… другие возможности, но на такие темы лучше побеседовать с Илиа. К чему вы клоните?
Силвест усмехнулся:
— Прежде чем отвечу на этот вопрос, вы меня кое-куда отвезете.