Это всегда удивляло Ану. Если предварительная боль не заставляет вовремя отдернуть пальцы, то зачем она вообще нужна? И даже когда Хоури узнала, что промежуток между двумя ощущениями имеет вполне логичное психологическое объяснение, этот феномен все равно казался ей чуть ли не издевательством.
Вот такое первое предупреждение она получила и сейчас, сидя с Вольевой в «Пауке». Та сообщила, кому, как ей кажется, принадлежит лицо на дисплее. Карине Лефевр, сказала она. И Хоури ощутила легкий шок, как эхо, летящее впереди будущего сильного потрясения. Очень слабое эхо, а затем мгновение тишины.
И наконец настоящий удар.
— Как такое может быть? — спрашивала Хоури, еще не успев мало-мальски прийти в себя. — Это же невероятно! В этом нет никакого смысла!
— А по-моему, смысла тут предостаточно, — возразила Вольева. — Теперь все складывается в картину. И отмахнуться от фактов нельзя.
— Но все же знают, что она умерла! Не только на Йеллоустоне знают, но и во всем цивилизованном космосе! Илиа, она погибла, и это была страшная смерть! Мадемуазель не может быть Кариной Лефевр!
— А я думаю, очень даже может. Манукян сказал, что нашел ее в космосе. Вероятно, так и было. Он обнаружил Карину Лефевр дрейфующей вблизи Завесы. Скорее всего, посетил ее раздавленный корабль с целью наживы, обнаружил там Карину и привез на Йеллоустон. — Тут Вольева остановилась перевести дух, но не позволила Хоури вклиниться. — Можно такое допустить? Можно. По крайней мере, это позволяет связать ее с Силвестом и понять, почему она хочет его уничтожить.
— Илиа, я читала о том, что с ней произошло! Ее разорвало гравитационными флуктуациями вблизи завесы. Манукяну некого было спасать!
— Конечно некого — в том случае, если Силвест не солгал. Не забывай: обо всем, что там произошло, мы можем судить только с его слов. Ни единой записи приборов не сохранилось.
— Ты хочешь сказать, что она не погибла?
Вольева приподняла руку, она всегда так делала в тех случаях, когда Хоури понимала ее не вполне точно.
— Нет… Возможно, она и в самом деле умерла, но не так, как рассказывал Силвест. А может, умерла не в том смысле, как это понимаем мы. И сейчас она жива, но не по-настоящему… хоть ты и видела ее собственными глазами.
— Я ее почти не видела. Только ящик, в котором она ездит!
— И ты решила, что она герметик, поскольку пользуется чем-то похожим на паланкин. А ведь нельзя исключать умышленную попытку ввести тебя в заблуждение.
— Но ее же разорвало в клочья! Это доказано!
— А если Завеса не убила ее? Лефевр пережила нечто ужасное — но именно пережила. Возможно, что-то спасло ее.
— Силвест должен знать!
— Может быть, он не смеет признаться в этом самому себе. Надо поговорить с ним. Пригласим его в «Паука», здесь нас не потревожит Садзаки. — Вольева еще не окончила фразу, как ее браслет чирикнул и на экране появилось лицо с глазами, спрятанными за бесцветными полусферами. — Заговори о черте, увидишь его рога, — выругалась Вольева. — В чем дело, Кэлвин? Вы ведь Кэлвин?
— В данный момент, — ответил мужчина. — Хотя боюсь, очень скоро Садзаки перестанет считать меня полезным.
— О чем вы? — Не дожидаясь ответа, Вольева сказала: — Мне необходимо поговорить с Дэном. Это срочно, и буду весьма признательна…
— Думаю, то, что имею сообщить я, не менее важно, — ответил Кэлвин. — Это о вашем агенте, Вольева. О ретровирусе, которого вы выкормили.
— А что с ним?
— Он, видите ли, работает не так, как ожидалось. — Кэлвин отступил назад, и Хоури увидела за ним капитана — серебристого, покрытого слизью, как статуя, по которой ползают слизни. — Мне кажется, ваш ретровирус только ускоряет смерть.
Глава двадцать четвертая
Силвест не заставил себя долго ждать. К его неудовольствию, с Вольевой оказалась Хоури — женщина, спасшая ее на Ресургеме. Если Вольева была чем-то вроде неизвестной переменной в его планах, то с Хоури дела обстояли еще хуже, так как Силвест совершенно не мог понять, куда клонятся ее симпатии — то ли на сторону Вольевой, то ли на сторону Садзаки, а может, на чью-то еще. Впрочем, полностью разделяя тревогу Кэлвина, он решил выбросить эти вопросы из головы.
— Ускоряет смерть? Что вы хотите этим сказать?
— Именно это, и ничего больше, — заставил его проговорить Кэлвин, прежде чем женщины успели прийти в себя. — Вирус был введен согласно вашим инструкциям. Но дело выглядит так, будто мы сделали чуме мощную питательную инъекцию. Она распространяется быстрее, чем раньше. Если бы я не полагался на вашу честность, то сказал бы, что ретровирус фактически помогает болезни.
— Черт побери! — выругалась Вольева. — Извините, не сдержалась. Я от усталости с ног валюсь.
— И это все, что вы можете нам ответить?
— Я проверяла свой агент на небольших количествах чумного вируса, — осторожно сказала Вольева. — И он всегда оказывал сильное воздействие. Я не могла обещать, что ретровирус будет действовать на тело, пораженное инфекцией, с той же эффективностью… но допускала, что даже в самом худшем случае мы получим положительный эффект, пусть и очень слабый. Чума должна бросить на ретровирус хотя бы часть своих ресурсов. Я надеялась ослабить ее до той степени, когда бы мы могли с ней справиться обычными средствами или, по крайней мере, остановить ее развитие.
— Но мы наблюдаем нечто совсем иное, — ответил Кэлвин.
— То, что говорит Вольева, похоже на правду, — вмешалась Хоури, и Силвест обнаружил, что смотрит на нее с таким негодованием, будто сомневается в ее праве на существование.
— И что же вы наблюдаете? — спросила Вольева. — Учтите, я спрашиваю не из любопытства.
— Мы перестали вводить сыворотку, — ответил Кэлвин. — Так что рост стабилизировался. Но когда сделали первый укол, чума активизировалась. Такое впечатление, будто она поглощает массу ретровируса быстрее, чем вещество корабля.
— Но это же нелепо! — воскликнула Вольева — Корабль не может сопротивляться чуме! По-вашему, выходит, что агент просто скармливает себя вирусу, спеша превратиться в удобоваримую пищу!
— Как если бы солдаты в окопах сдались, не успев даже услышать от врага призыва к капитуляции, — кивнула Хоури.
— Очень похоже, — задумчиво произнесла Вольева, и Силвест впервые почувствовал между этими женщинами нечто вроде взаимного уважения. — Но все равно это невозможно. Чтобы такое произошло, чума должна взломать механизм репликации, а это никогда не бывает легко.
— Ну что ж, попробуйте сами.
— Нет уж, спасибо. Дело не в том, что я вам не верю. Просто попытайтесь посмотреть на ситуацию с моей точки зрения. С нее все выглядит так, будто я сама развела эту чертовщину. То есть полная бессмыслица.
— А если допустить нечто иное? — вмешался Кэлвин.
— Что именно?
— Может, это саботаж? Я вам уже говорил о своих подозрениях. Кое-кто не хочет, чтобы лечение капитана прошло успешно. — Кэлвин не желал откровенничать в присутствии Хоури, да и Садзаки мог подслушивать. — Разве вашу сыворотку нельзя подменить?
— Придется подумать над этим, — ответила Вольева.
Силвест израсходовал не весь объем сыворотки, которую дала ему Вольева, поэтому она могла проверить молекулярную структуру вещества с помощью той же аппаратуры, которой пользовалась при анализе осколка из тела Хоури. Когда Илиа сравнила пробу из пузырька с пробами из ее лабораторных запасов, они оказались идентичными, в пределах допустимого колебания квантовой точности. Вплоть до второстепенных химических связей маловажных атомов в наименее значимых молекулярных компонентах.
Вольева сверила структуру агента со своими записями и увидела, что та ничуть не отличается от чертежа, который она держала в голове на протяжении последних субъективных лет. Никто не шалил с ее вирусом, не вырывал ему зубы. Версия Силвеста не стоит выеденного яйца! У Вольевой камень упал с души, ведь ей так не хотелось верить, что Садзаки решил саботировать лечение. Это слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Конечно, Юдзи-сан не ангел, но вряд ли он способен на такую подлость.
Зато существовала другая возможность.
Вольева покинула лабораторию и вернулась к капитану, отчаянно ругая себя за то, что недодумалась раньше и тем самым обеспечила себе уйму работы.
Силвест спросил, что ей понадобилось на капитанском уровне. Илиа долго смотрела на него, прежде чем ответить.
Да, тут есть связь с Завесой Ласкаля. В этом она уверена. Мадемуазель пытается отомстить — за его трусость, или за предательство, или еще за что-то, что могло ее погубить вблизи от завесы? Может, причина кроется глубже и она как-то связана с инопланетянами? Может, не обошлось без защитников завесы, которых Ласкаль насторожил во время своего путешествия? С чем Илиа столкнулась сейчас: с человеческой злобой или с чем-то совсем чуждым и древним, как сами затворники?
Было много такого, о чем следовало поговорить с Силвестом, но сделать это можно было лишь в безопасном «Пауке».
— Мне нужна еще одна проба, — сказала она. — С периферии, из той зоны, куда ты вводил сыворотку. — Илиа вынула лазерную кюретку, быстро сделала несколько надрезов, взяла соскоб ткани, которая ощущалась как металлическая стружка, и поместила в подготовленный контейнер.
— А что с агентом? Он изменен?
— До него никто не дотрагивался, — ответила она.
Затем перевернула кюретку и начертала ею мелкие буквы на переборке рядом с ложем капитана. Задолго до того, как Садзаки сможет прочесть эту надпись, капитан поднимется над ней, подобно приливной волне, и скроет.
— Что ты делаешь? — спросил Силвест.
Но Вольева повернулась и покинула отсек, не ответив.
— Ты был прав, — сказала Илиа, когда они оказались в полной безопасности, за пределами «Ностальгии по бесконечности», в «Пауке», прицепившемся к оболочке корабля этаким нахальным стальным паразитом. — Это действительно саботаж. Только в несколько иной форме, чем я думала вначале.