— Что ты имеешь в виду? — спросил Силвест, на которого «Паук» произвел сильнейшее впечатление. — Я думал, ты сравнила ретровирус с более ранними сериями.
— Я сделала это и не выявила никакой разницы. Таким об разом, осталась только одна возможность.
Повисло молчание. Его нарушила Паскаль Силвест:
— Должно быть, капитан… то есть чума получила предохранительную прививку! Кто-то украл всю серию проб и денатурировал агент, удалив летальность вируса и стремление к размножению, после чего запустил его в ткань плавящей чумы!
— Это единственная версия, которая объясняет все, — отозвалась Вольева.
— Думаете, это дело рук Садзаки? — спросила Хоури.
Обращалась она к Силвесту.
Он кивнул:
— Кэлвин, можно сказать, предвидел, что Садзаки попытается сорвать операцию.
— Не понимаю, — сказала Хоури. — Вы говорите, что капитан получил прививку. Разве это не к лучшему?
— Не в данном случае. Ведь прививку получил не капитан, а живущая в нем и на нем чума, — ответила Вольева. — Нам было известно, что она гиперадаптивна. Это всегда представляло серьезнейшую проблему: каждое молекулярное оружие, которое мы применяли, наталкивалось на несокрушимую оборону и моментально оказывалось разбито и пожрано. Но в этот раз я надеялась скрытно получить преимущество. Ретровирус обладал огромной силой, и был шанс, что он сумеет обойти средства разложения. Но чума получила возможность познакомиться с ретровирусом до того, как он предстал перед ней в своей активной форме. И к тому времени, когда Кэлвин ввел сыворотку, чума уже знала, на что та способна. Она придумала, как разоружить ретровирус и привлечь его на свою сторону, даже не затратив на это собственной энергии. И капитан стал разрастаться еще быстрее.
— Но кто мог это сделать?! — воскликнула Хоури. — Я думала, ты единственный человек на борту, способный на нечто в этом роде.
Силвест кивнул:
— Хотя я все еще считаю, что Садзаки пытается сорвать операцию… мне кажется, эта проделка не в его стиле.
— Согласна, — поддержала его Вольева. — Садзаки просто не обладает необходимым опытом.
— А второй? — спросила Паскаль. — Химерик?
— Хегази? — Вольева отрицательно покачала головой. — Можешь вычеркнуть и его. Он станет проблемой, если кто-нибудь из нас вздумает противоречить триумвирату, но подобная тайная деятельность вовсе за пределами его возможностей. Нет. С моей точки зрения, на корабле есть только три человека, способные на такое. Одна из них я.
— Кто остальные двое? — спросил Силвест.
— Кэлвин, — ответила Вольева. — Но в силу известных причин он автоматически выпадает из числа подозреваемых.
— А второй?
— Вот тут мы переходим в область фантастики. Кроме меня и Кэлвина, единственный человек, способный так обойтись с ретровирусом, — это тот, кого мы пытаемся вылечить.
— Капитан? — изумился Силвест.
— Я бы сказала, теоретически он может это сделать. — Вольева хмыкнула. — Конечно, если еще не умер.
Хоури с большим интересом ждала, как отреагирует на ее слова Силвест, но он сохранил ледяное спокойствие.
— Не имеет значения, кто это был. Если не сам Садзаки, наверняка тот, кто действовал в его интересах. — Силвест обратился к Вольевой: — Я правильно понял: в своих выводах ты не сомневаешься?
Она кивнула:
— К сожалению, да. И что это означает для вас с Кэлвином?
— Что это означает для нас? — Силвест, казалось, удивился ее вопросу. — Да абсолютно ничего. Во-первых, я никогда не обещал вылечить капитана. Сразу сказал Садзаки, что считаю эту задачу невыполнимой. И я ничуть не преувеличивал. Кэлвин полностью согласен со мной. Если уж быть совсем откровенным, я не уверен, что Садзаки стоило затевать саботаж. Даже если бы ваш ретровирус не оказался денатурирован, сомневаюсь, что сыворотка доставила бы чуме много хлопот. Так что же изменилось? Мы с Кэлвином будем притворяться, что лечим капитана, и на каком-то этапе все убедятся, что у нас ничего не получается. Мы ничем не покажем Садзаки, что знаем о его вредительской деятельности. Конфликт с этим человеком нам ни к чему, особенно сейчас, когда необходимо разобраться с Цербером. — Силвест спокойно улыбнулся. — И я не думаю, что Садзаки сильно расстроится, узнав, что наши старания ничего не дали.
— Вы утверждаете, что ничего не изменилось? — Хоури огляделась в поисках поддержки, но не сумела прочесть выражения лиц. — Что-то слабо верится.
— Силвесту безразлична судьба капитана, — сказала Паскаль. — Разве вы этого еще не поняли? Он будет делать только самое необходимое, чтобы у Садзаки не было повода заявить о нарушении договора. А вот Цербер для Дэна — это все! Сильнейший магнит! — Она говорила так, будто Силвест был где-то далеко.
— Да, — сказала Вольева. — Я рада, что вы затронули этот вопрос, поскольку есть обстоятельства, которые нам с вами следует обсудить. Это касается как раз Цербера.
Силвест насмешливо глянул на нее:
— Вы-то что знаете о Цербере?
— Слишком многое, — ответила ему Хоури. — Просто чертовски много.
Она начала свою историю с того момента, с которого только и имело смысл начинать, — с самого начала. Со своего пробуждения на Йеллоустоне, с участия в «Игре теней» в качестве киллера и вплоть до того, как ее завербовала Мадемуазель, сделавшая предложение, от которого было очень трудно отказаться.
— Кто эта женщина? — спросил Силвест, когда с частностями было покончено. — И чего она хотела от вас?
— Дойдем и до этого, — отрезала Вольева. — Будь терпелив.
Хоури казалось, что прошла вечность с тех пор, как эту же историю она рассказывала Вольевой. О том, как пыталась проникнуть на корабль и была обманута женщиной, которая решила заполучить нового артиллериста, не спрашивая согласия кандидата. Как Мадемуазель все время находилась в ее голове, выдавая лишь ту информацию, что была необходима в данный момент. Как Вольева подключила Хоури к оперативной матрице тайного склада и как Мадемуазель обнаружила проникшую туда некую сущность — программу, называющую себя Похитителем Солнц.
Паскаль посмотрела на Силвеста:
— Имя мне вроде знакомо… Клянусь, я где-то слышала его. Ты не помнишь?
Силвест не отвечал.
— Что бы ни представляла собой эта сущность, — продолжала Хоури, — она уже проникла в голову одного бедолаги, бывшего до меня стажером-артиллеристом. И свела его с ума.
— Не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне, — пожал плечами Силвест.
И тогда Хоури сказала ему напрямик:
— Мадемуазель определила, когда именно эта сущность появилась на центральном артиллерийском посту.
— Отлично, продолжайте!
— И это совпадает с вашим прошлым посещением корабля.
Хоури рассчитывала, что это сообщение лишит Силвеста дара речи или, по крайней мере, сотрет с его лица высокомерную мину. В ее жизни, полной неприятных событий, такие моменты торжества случались редко и потому доставляли особенное удовольствие. Но Силвест очень быстро опомнился, восстановил полный контроль над своими чувствами. И холодно спросил:
— Что же все это значит?
— Это значит ровно то, о чем вы думаете, но в чем боитесь признаться! — вырвалось у Хоури. — Ту дрянь, о которой идет речь, принесли сюда вы.
— Какая-то разновидность нейропаразита, — пришла на помощь стажеру Вольева. — Он проник вместе с тобой, а потом остался на борту. Вполне возможно, что Похититель Солнц находился у тебя в имплантатах, а может даже, в самом мозгу и был независим от всякой техники.
— Это очень дикое предположение! — Голосу Силвеста явно недоставало убедительности.
— Возможно, ты носил паразита много лет, даже не подозревая о его существовании, — продолжала Вольева. — С тех пор как побывал там, должно быть.
— Побывал где?
— У Завесы Ласкаля. — Голос Хоури вторично хлестнул Силвеста, как порыв штормового ветра с дождем. — Мы проверили хронологию, все сходится. Возможно, попав на корабль, паразит не оставил вас, а просто разделился пополам. Одна часть нашла себе отличное убежище в ЦАПе, а другая по-прежнему живет в вашей голове.
Силвест встал и дал знак жене сделать то же самое.
— Не желаю больше слушать эту чушь!
— Думаю, придется еще потерпеть, — усмехнулась Хоури. — Ведь мы не успели рассказать вам ни о Мадемуазели, ни о том, чего она от меня потребовала.
Силвест посмотрел на нее в упор, постоял, как бы решая, уходить или оставаться, причем на его лице отражалось отвращение. По прошествии минуты или двух он вернулся на свое место.
Глава двадцать пятая
— Сожалею, — сказал Силвест, — но вряд ли существовала возможность вылечить этого человека.
Его собеседниками, не считая капитана, были двое триумвиров. Тот, что поближе, — Садзаки — стоял перед капитаном, сложив руки на груди и склонив набок голову, — как будто разглядывал дерзкую модернистскую фреску. Хегази держался от чумы метрах в трех-четырех, не желая подходить к капитану, чья периферия получила новый импульс к росту. Он старался казаться хладнокровным, но хотя видна была лишь малая часть его лица, на ней, словно татуировка, лежала печать ужаса.
— Он мертв? — спросил Садзаки.
— Нет-нет, — поспешил ответить Силвест. — Дело в другом. Наши методы не дают нужных результатов. Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной, скорее причинили ему вред, чем пользу.
— Последняя инъекция, считавшаяся самой перспективной? — как попугай повторил Хегази; его гулкий голос эхом отдавался от стен.
— Ретровирус Илиа Вольевой. — Силвест понимал, что надо быть очень осторожным — Садзаки не должен сообразить, что разоблачен. — По какой-то причине сыворотка подействовала не так, как ожидалось. Я не виню в этом Вольеву — откуда ей было знать, как поведет себя основная часть тела капитана, пораженная чумой. Вольева раньше работала лишь с крошечными частицами тканей.
— И в самом деле — откуда? — спросил Садзаки.