Хуан пожал плечами. Вероятность благополучного исхода была слишком низкой, чтобы мой довод его убедил.
– Господина, я ехать. Не хотеть оставаться здесь, если твоя не возвращаться.
– Никаких проблем. Прости, что заставил ждать.
Вот и все. Хуан покачал головой – похоже, смирился с тем, что меня невозможно переубедить, – и поехал прочь. Вскоре грохот его колес замер вдали. Я остался один под дождем – на этот раз по-настоящему один. Повозка исчезла за углом, и я потерял единственного человека, способного сыграть роль моего союзника в Городе Бездны… Вернее, я сам от него избавился. Это было странное чувство. Но я знал, что так поступить было необходимо.
Я остался ждать.
Прошло с полчаса – достаточно, чтобы я заметил, что в Городе темнеет. Эпсилон Эридана опустился за горизонт, и его свет, окрашиваемый в светло-коричневые тона куполом, приобрел оттенок запекшейся крови. Теперь лучам приходилось сочиться через переплетение зданий – задача для них совсем не из легких. Башни вокруг меня мрачнели, пока и впрямь не уподобились гигантским деревьям; переплетенные конечности Полога, усыпанные огоньками жилищ, напоминали ветви, украшенные китайскими фонариками и иными светильниками, – зрелище одновременно жуткое и восхитительное.
Наконец один из огней покинул небесный свод, превратившись в падающую звезду, и начал приближаться. По мере того как мои глаза привыкали к темноте, я опознал снижающийся ко мне фуникулер.
Забыв о дожде, я зачарованно наблюдал, как машина замедляет движение и опускается почти до уровня улицы, а тросы в вышине звенят, то напрягаясь, то ослабляясь. Луч прожектора, укрепленного на кабине, пробежал по залитой дождем дороге, освещая каждую трещину, затем устремился ко мне. Неподалеку от моих ног вдруг забавно всплеснула из лужи вода.
Одновременно раздался выстрел.
Любой солдат, внезапно оказавшийся под обстрелом, отложит анализ ситуации на потом, не станет рассуждать о типе и калибре оружия и местонахождении стрелка и тем более не станет выяснять, является ли он объектом уничтожения или просто случайной мишенью. Именно так я и поступил.
Я со всех ног бросился к темному основанию ближайшего здания, подавляя абсолютно разумный рефлекс, требующий бросить на ходу кейс. Без него мне суждено очень быстро опуститься на безликое дно Мульчи. Лучше сразу встать под пули.
По мне продолжали стрелять.
Судя по тому, что пули ударяли в метре от моих каблуков, стрелок был не новичком. Убить меня не трудно – достаточно перенести линию огня чуть вперед, а снайперского навыка ему вполне хватало. Но стрелку – или стрелкам – захотелось со мной поиграть. Если бы он хотел уложить меня выстрелом в спину, это можно было бы сделать в любой момент.
По щиколотку в воде, я добежал до здания. Дом был сплошь облицован гладкими плитами – ни единой ниши или щели, где можно затаиться. Стрельба прекратилась, эллипс прожектора замер. В конусе слепящего голубого света между мной и фуникулером колыхался занавес дождя.
Из темноты возникла фигура в пальто. Вначале мне показалось, что это один из моих недавних собеседников. Но человек шагнул в луч прожектора, и я понял, что вижу его впервые. Он был лыс, с карикатурно квадратным подбородком, один глаз скрывался за пульсирующим монокуляром.
– Замрите на месте – и будете целы.
Его пальто распахнулось, и я увидел оружие, куда массивнее, чем пугач той дамочки из Полога, и предназначенное для более серьезных задач, – черный параллелепипед на рукояти, из которого торчала четверка таких же темных стволов. Суставы державшей штуковину кисти побелели, указательный палец ласкал спусковой крючок.
Он выстрелил от бедра, и в моем направлении ударило нечто вроде лазерного импульса. Луч угодил в стену здания, выбросив сноп искр. Я бросился бежать, но во второй раз он прицелился точнее. Ощутив острую боль в бедре, я вдруг обнаружил, что уже не бегу. Теперь я только кричал.
А вскоре и кричать стало невмоготу.
Медики прекрасно поработали, но не стоило ждать от них чудес. Диагностическая аппаратура, окружавшая постель его отца, неусыпно стояла на страже, озвучивая медленную и печальную литургию биологического угасания.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как проснулся «спящий» и ранил отца Небесного. Лишь благодаря общим стараниям Тит Хаусманн и тот, кто на него покушался, были живы до сих пор. Но запасы медикаментов таяли, а опыта у людей не хватало. Вместе с ними угасала надежда на выздоровление обоих раненых.
Недавние переговоры между кораблями никоим образом не помогли делу. Беда никогда не приходит одна. В подтверждение этой пословицы несколько недель спустя на борту «Бразилии» был обнаружен шпион. Служба безопасности проследила за ним до «Багдада». Однако командование корабля сообщило, что шпион родился не у них на борту, – скорее всего, он прибыл с «Сантьяго» или «Палестины». По подозрению были арестованы несколько человек. Задержанные, а вместе с ними и многие другие, выразили возмущение по поводу неправомерности сроков заключения и прямо заявили о нарушении закона Флотилии. Градус отношений опустился до точки замерзания, торговля почти прекратилась, равно как и всякие контакты между кораблями. Правда, было предпринято несколько отчаянных дипломатических миссий, но все они провалились, и дело закончилось взаимными упреками.
На этом фоне требования увеличить поставки медикаментов и оказать отцу Небесного квалифицированную помощь игнорировались. В оправдание было заявлено, что кризисная ситуация распространяется на всю Флотилию. В качестве руководителя службы безопасности Тит не избежал подозрений в изначальном провоцировании инцидента со шпионом.
Отец пытался заговорить:
– Шуйлер… – Губы были сухими, как пергамент. – Шуйлер, это ты?
– Я здесь, папа. Я никуда не уходил.
Небесный присел на табурет у кровати и всмотрелся в серую маску, искаженную гримасой страдания. Как не похож этот человек на его отца, каким он был до покушения. Это не тот Тит Хаусманн, которого в равной мере опасались и любили все на корабле и сдержанно уважали на всех кораблях Флотилии. Это не тот человек, что спас сына из детской во время аварии. Не тот, кто взял его за руку и усадил в шаттл, чтобы в первый раз отправиться за пределы корабля и показать мальчугану великолепие и бесконечное одиночество его дома. Это не тот каудильо, который шагнул в капсулу впереди своей команды, прекрасно зная, что может столкнуться со смертельной опасностью. От того человека осталась лишь бледная тень, слепок, снятый со статуи. Черты не исказились, пропорции совпадали, но внутри уже ничего не было. Вместо твердой поверхности – лишь оболочка, тонкая, как бумага.
– Небесный, как там наш заключенный? – Отец попытался приподнять голову над подушкой. – Он еще жив?
– Можно сказать, что нет, – ответил Небесный. После того как отец получил ранения, сын добился себе места в службе безопасности. – Честно говоря, не думаю, что он протянет долго. Его раны гораздо серьезнее твоих.
– Но тебе же удалось поговорить с ним?
– Да, кое-что мы из него вытянули.
Небесный подавил вздох. Он уже сообщал отцу о результатах допроса, но то ли Тит теряет память, то ли хочет услышать еще раз.
– Что именно он сказал?
– Ничего, о чем мы не могли бы догадаться. Нам все еще неизвестно, кто устроил его на корабль, но это почти наверняка была одна из фракций, способных на такого рода дела.
Отец поднял палец:
– Вспомни о его оружии, о механизмах, вживленных в руки…
– Они не столь уникальны, как ты думаешь. К концу войны такие вещи, очевидно, появились повсюду. Еще хорошо, что ему в руку не встроили ядерное взрывное устройство, хотя его, разумеется, не в пример труднее спрятать.
– Он когда-нибудь был просто человеком?
– Наверное, мы этого уже не узнаем. Некоторые из ему подобных выращивались в лабораториях. Других делали из заключенных или добровольцев. Они подвергались мозговой хирургии и психологической обработке, с тем чтобы их могла применять в качестве оружия любая заинтересованная сторона. Такие роботы из плоти и крови обладали ограниченной способностью общения с другими людьми, когда это совпадало с их оперативными задачами. Они могли вести себя вполне убедительно, отпуская шутки и болтая о пустяках, пока не достигали своей цели, после чего мгновенно переключались в другой режим и превращались в фанатичных убийц. В тела некоторых из них вживлялось оружие для особых заданий.
– У него в руке было много металла.
– Конечно. – Намек отца был вполне понятен. – Слишком много, чтобы он мог пробраться на корабль без посторонней помощи. Это подтверждает версию о заговоре, которая возникла еще до инцидента.
– Но мы нашли только одного заговорщика.
– Только одного.
В течение нескольких дней после нападения всех «спящих» просканировали на предмет имплантированного оружия. Процедура была сложной и опасной, и никаких результатов она не дала.
– Это показывает, насколько наши враги были самоуверенны.
– Небесный… он не сказал, почему это сделал или почему его заставили это сделать?
Небесный недоуменно поднял бровь. Расспросы такого рода были ему в новинку. Прежде отец сосредоточивался только на специфических деталях.
– В общем, он кое-что упоминал.
– Продолжай.
– Однако я не нашел в его словах никакого смысла.
– Может быть, но мне бы хотелось их знать.
– Он говорил о фракции, которая что-то обнаружила. Правда, не сказал, кто эти люди и где они находятся.
– И что именно они нашли? – пробормотал отец еле слышно.
– Нечто странное.
– Расскажи об этом, Небесный.
Тит умолк. Догадавшись, что его мучит жажда, Небесный приказал дежурившему в палате роботу поднести стакан с водой к потрескавшимся губам отца.
– Это случилось незадолго до того, как Флотилия стартовала и покинула Солнечную систему. В одной из научных областей, которая активно развивалась в последние годы войны, было сделано открытие.