на еще долго смотрела бы на меня, но я опустил взгляд себе под ноги.
Под нами, исходя паром, зияла Бездна. Я с удивлением обнаружил, что головокружение почти прошло. Была глубокая ночь, но ресторан тонул в призрачном сиянии Города. Мы находились в километре от ближайшего склона Бездны, но ее диаметр мог запросто составлять пятнадцать-двадцать километров, и противоположный край казался таким же далеким, каким я видел его с посадочной площадки. Склон, как правило, был почти отвесным, если не считать узких, сильно выветрелых выступов горных пород. Иногда на этих выступах виднелись здания, от них во все стороны тянулись лифтовые шахты или крытые переходы. У Бездны действительно не было дна, по крайней мере так казалось. Стены вырастали из нетронутого слоя белых облаков, и я мог только догадываться, что находится ниже этого ватного покрова. Оттуда, точно артерии, торчали трубопроводы. Мне было известно, что внизу располагались атмосферные энергоустановки – невидимые машины, снабжающие Город Бездны электричеством, воздухом и водой. Они оказались достаточно прочными, чтобы выдержать удар эпидемии. Над самыми облаками носились разноцветные светящиеся объекты, похожие на крошечные треугольники.
– Планеры, – пояснила Сибиллина, перехватив мой взгляд. – Это старинный спорт. Когда-то я тоже этим занималась – возле стен идут теплые восходящие потоки. Но сколько дыхательного снаряжения приходится на себя нацеплять… – Она покачала головой. – А хуже всего туман. Скользишь по инерции над облачным слоем, но стоит туда погрузиться, и ты теряешь ориентацию в пространстве. Если повезет, ты взлетишь и выскочишь из тумана прежде, чем врежешься в скалу. Если нет, то уже не разберешь, где верх, где низ, попадешь в зону возрастающего давления и сваришься заживо. Либо украсишь склон Бездны симпатичным цветным пятном.
– А радар в тумане не действует?
– Действует. Но без него интереснее, верно?
Подали ужин. Я ел с осторожностью, стараясь не привлекать к себе внимания. Пища была отменная. Сибиллина сказала, что лучшую пищу по-прежнему выращивают на орбите и доставляют вниз «бегемотом». Это объясняло лишние нули в меню.
– Взгляните-ка, – произнес Уэверли, когда мы принялись за второе. – Если не ошибаюсь, Воронофф?
Глазами он указал на человека, который только что встал из-за стола в другом конце зала.
– О да, – подтвердил Фишетти с самодовольной улыбкой. – Я знал, что сегодня он будет здесь.
Я посмотрел на того, о ком шла речь. Если бы мне не сказали, в жизни не обратил бы на него внимания. Маленький, безукоризненно одетый и тщательно завитый брюнет с приятным, но ничего не выражающим лицом мимического актера.
– Вроде я слышал о нем, но не помню от кого. Кто он вообще? – осведомился я.
– Воронофф – настоящая знаменитость, – пояснила Сибиллина, доверительно касаясь моей руки. – Один из старейших послесмертных. Для некоторых – герой. Чем только он не занимался! Кажется, освоил все виды развлечений.
– Что-то вроде профессионального игрока?
– Берите выше, – сказал Уэверли. – Воронофф разрабатывает совершенно немыслимые экстремальные ситуации. Он создает правила, а все остальные просто их соблюдают.
– Я слышал, на сегодня он что-то задумал, – вмешался Фишетти.
– Прыжок в туман? – Сибиллина хлопнула в ладоши.
– А иначе зачем бы пришел сюда ужинать? Похоже, нам повезло. Ему наверняка давно надоела эта скучная панорама.
Воронофф уже направлялся куда-то в сопровождении мужчины и женщины, которые до этого сидели за его столиком. Кажется, тут действительно намечалось нечто особенное: все взгляды устремились к ним, и даже паланкины развернулись в одном направлении.
Троица покинула зал, но напряженное ожидание продолжало витать в воздухе. Еще пара минут, и я понял, в чем дело. Воронофф и его спутники появились на балконе, который опоясывал ресторан по внешней стенке купола. Все трое были в защитных костюмах и масках, почти скрывающих лица.
– Они полетят на планерах? – спросил я.
– Ну что вы, – отозвалась Сибиллина. – Воронофф считает это абсолютно устаревшим. Прыжок в туман – вот что несравнимо опаснее.
Тем временем стоящие на балконе люди застегивали на своих поясах какие-то светящиеся снасти. Я пригляделся: каждый из этих предметов был присоединен к свернутой кольцами веревке, другой ее конец крепился к куполу. К этому времени половина посетителей столпилась возле окон ресторана, чтобы ничего не пропустить.
– Видите веревку? – спросила Сибиллина. – Каждый прыгун должен рассчитать под себя ее длину и эластичность. Еще надо подгадать время прыжка – в зависимости от скорости и направления воздушных потоков. Там, внизу, планеры – обратите внимание, как за ними следят.
В этот миг с балкона прыгнула женщина. Должно быть, сочла момент подходящим.
Сквозь пол было видно, как она падает в туман, превращаясь в крошечное живое пятнышко. За ней разматывался тонкий, почти невидимый «хвост».
– И в чем идея? – поинтересовался я.
– По-моему, зрелище бесподобное, – сказал Фишетти. – Весь фокус в том, чтобы войти в туман и полностью скрыться с наших глаз. Однако я не позавидую улетевшему слишком далеко. Даже если верно угадать длину веревки, есть еще фактор воздушных потоков.
– Она ошиблась в расчетах, – проговорила Сибиллина. – Ах, дурочка… Ее тащит вниз, вон к тому выступу.
Стремительно падающий огонек врезался в склон Бездны. На миг в ресторане повисло молчание. Я ожидал возгласов ужаса и жалости. Но вместо этого послышались вежливые аплодисменты, кто-то вполголоса выражал соболезнования.
– Ну вот, я же говорила, – вздохнула Сибиллина.
– Как ее звали? – спросил Фишетти.
– Не знаю. Кажется, Оливия… или что-то в этом роде. – Сибиллина взяла со стола меню и принялась выбирать десерт.
– Внимание, вы пропустите следующего. – Фишетти постучал по столу. – Думаю, это будет Воронофф… да!
Знаменитый человек шагнул с балкона и изящно полетел в туман.
– Видели, как он спокоен? Вот что называется высший класс!
Это походило на прыжок искусного ныряльщика. Воронофф словно летел сквозь вакуум, почти не отклоняясь от прямой. До меня дошло, по какому принципу рассчитывается время. Воронофф выжидал момент, когда воздушные потоки изменят силу и направление так, чтобы работать на него, а не против. Во время полета они словно дружески отталкивали его от стен Бездны. На экране посредине зала появилась картинка, – похоже, следом за игроком в Бездну летела камера. Впрочем, большинство предпочитало пользоваться оптикой – от подзорных труб до театральных биноклей и элегантных лорнетов.
– А какой в этом смысл? – спросил я.
– Риск, – ответила Сибиллина. – Острые ощущения – когда делаешь что-то новое и по-настоящему опасное. Это единственное, что дала нам эпидемия, – возможность испытать себя, посмотреть в глаза смерти. Биологическое бессмертие не помогает, когда ты врезаешься в скалу на скорости двести километров в час.
– Но все-таки зачем это делать? Разве потенциальное бессмертие не придает жизни еще большую ценность?
– Разумеется. Но время от времени полезно сказать себе: помни о смерти. Какой смысл добивать старого врага, когда при этом лишаешься волнующего воспоминания о его изначальной сути? Победа теряет свой смысл, если не знать, над чем она одержана.
– Но при этом можно умереть.
Она отвлеклась от меню и подняла на меня глаза:
– Что ж… лишний повод точнее рассчитывать время.
Воронофф приближался к конечной точке маршрута. Я уже еле различал его.
– Сейчас пойдет перегрузка, – сказал Фишетти. – Он начинает притормаживать. Потрясающая координация… Видите?
Веревка натянулась почти до предела, замедляя падение прыгуна. Но расчет действительно был точен – Воронофф не обманул ожидания поклонников. На три-четыре секунды он исчез в мутной белизне тумана. Потом веревка начала сокращаться, вытягивая игрока из Бездны.
– Как по учебнику, – прокомментировала Сибиллина.
Снова послышались аплодисменты, но на этот раз их переполняла энергичная восторженность – люди даже колотили по столам приборами.
– Знаете что? – сказал Уэверли. – Он освоил прыжок в туман, но это занятие ему вскоре наскучит, и придется выдумывать нечто еще более опасное. И по-настоящему безумное, попомните мое слово.
– А вот и следующий, – произнесла Сибиллина, когда последний прыгун шагнул с балкона. – По виду координация неплохая – лучше, чем у той бедняжки. Впрочем, он мог хотя бы подождать, пока поднимется Воронофф, просто ради приличия.
– А как он поднимется? – спросил я.
– В снаряжение входит моторизованная лебедка, так что он сам себя вытащит.
Я увидел, как последний прыгун ринулся в Бездну. На мой неискушенный взгляд, этот прыжок не уступал предыдущему. Тепловые потоки не прижимали падающего к краям кратера, а его поза казалась восхитительно изящной. Затихшая толпа напряженно следила за прыжком.
– Что ж, он не новичок, – произнес Фишетти.
– Просто скопировал расчет, – возразила Сибиллина. – Я следила за планерами, когда прыгал Воронофф.
– Это не возбраняется. Вы же знаете, за оригинальность очков не дают.
Прыгун все падал, светящееся снаряжение превратило его в зеленый болид, уносящийся в туман.
– Ого! – Уэверли показал на веревку, кольцами свернувшуюся на балконе. – Веревка должна была размотаться!
– Судя по тому, как прыгал Воронофф, да, – согласилась Сибиллина.
– Этот идиот отмотал себе слишком много, – сказал Фишетти. Потягивая вино из бокала, он с живейшим интересом глазел в Бездну. – Ну вот, запас израсходован, но теперь уже слишком поздно.
Он был прав: достигнув верхней кромки тумана, светящаяся точка нисколько не снизила скорость. На экране снова показалась фигура человека, снятая откуда-то сбоку, потом все исчезло в белой дымке – осталась только веревка. Прошли секунды – три, четыре… к этому времени Воронофф уже успел вынырнуть из тумана. Десять… двадцать… Через полминуты люди занервничали. Очевидно, это был не первый случай, и они понимали, чего следует ожидать.