– Скоро мы прибудем на «Сантьяго», сэр, – сказал Небесный, когда они летели обратно в «такси». – Вы не хотите немного отдохнуть?
– Черт побери, Тит, если бы я захотел отдохнуть, то…
Бальказар уснул, не успев закончить фразу.
На дисплее панели управления уже появился крохотный силуэт родного корабля. Иногда суда Флотилии представлялись Небесному островками архипелага, разделенными проливом, таким широким, что ближайший сосед скрывался за горизонтом. Архипелаг был погружен в вечную ночь, а огни островов тлели так слабо, что увидеть их удавалось только вблизи. Немалое мужество и вера требовались, чтобы покинуть свое пристанище и отчалить, полагаясь лишь на то, что навигационные системы не увлекут хрупкое суденышко – «такси» – вглубь безбрежного океана тьмы. По привычке прокручивая в уме возможные сценарии покушения на жизнь капитана, Небесный решил, что диверсант прежде всего выведет из строя автопилот шаттла. Достаточно лишь узнать, когда намеченная жертва отправляется на другой корабль. «Такси» просто умчится в никуда. Потом внезапно закончится топливо или откажет система жизнеобеспечения… Весьма заманчивая перспектива.
Но только не для Хаусманна. Он постоянно находится при Старике, так что ценность этого способа сомнительна.
Он снова сосредоточил мысли на недавнем собрании. Капитаны Флотилии старательно делали вид, что не замечают у Бальказара приступов рассеянности, которая сменялась периодами полного помрачения. Но от Небесного не укрылось, как делегаты озабоченно переглядывались через широкий полированный стол, когда считали, что Старик на них не смотрит. Один из них явно терял рассудок – неудивительно, что это вызывало тревогу. Кто застрахован от подобного? Не такая ли участь ждет каждого из них, достигшего возраста Бальказара? Разумеется, Небесный тоже ничем не показал, что обеспокоен состоянием здоровья капитана. Он выслушивал невразумительные сентенции, с готовностью кивал в ответ и ни разу, даже намеком, не дал понять, что разделяет общее мнение и считает Бальказара окончательно выжившим из ума стариком.
Одним словом, Небесный являл собой образец преданности.
С пульта управления донесся предупреждающий писк. Гигантский силуэт «Сантьяго» уже маячил впереди, хотя разглядеть его было трудно: в кабине шаттла горел свет. Бальказар дремал. Серебристая нитка слюны легла ему на погон, словно еле приметный знак очередного повышения.
– Убей его, – сказал Клоун. – Просто возьми и убей. У тебя еще есть время.
На самом деле Клоуна в «такси» не было, и Небесный знал это. Но в некотором смысле Клоун всегда присутствовал. Его тонкий голос дребезжал как будто не в голове, а за спиной у Небесного.
– Я не хочу его убивать, – произнес Небесный.
И мысленно добавил: «пока».
– Неправда, хочешь. Он мешает, всегда путается под ногами. Это просто больной старик. Ты окажешь ему услугу, если прикончишь прямо сейчас. – Голос Клоуна смягчился. – Погляди на него – спит как ребенок. Наверное, ему снится счастливое детство.
– Ты не можешь этого знать.
– Я Клоун. Клоуны всегда все знают.
Тихий металлический голос с пульта предупредил Небесного, что они вот-вот войдут в окружающую корабль запретную зону. Скоро управление шаттлом будет перехвачено автоматической системой, которая и направит его к причалу.
– Я никого еще не убивал, – сказал Небесный.
– Но часто думал об этом.
Спорить было бессмысленно. В своих мечтах Небесный действительно совершал убийства. Представлял, как расправится со своими недругами – с теми, кто унижал его, с теми, кто за глаза дурно говорил о нем. Пожалуй, некоторых стоит умертвить хотя бы за слабость и доверчивость. На таком огромном корабле, как «Сантьяго», ничего не стоит совершить убийство, но сделать это так, чтобы при расследовании не вскрылись обстоятельства преступления, практически невозможно. Однако богатое воображение Небесного слишком долго работало над этой проблемой, и в его голове успел набраться добрый десяток весьма эффективных способов изрядного сокращения численности врагов.
И на этот раз, прежде чем Клоун заговорил, фантазия Небесного уже работала вовсю. Он вознаграждал себя за терпение, проигрывая в уме мрачные сцены гибели недругов, – сцены, которые воображение насыщало множеством подробностей. Однако Клоун прав: что толку создавать план здания, если не собираешься приступить к строительству, как только придет благоприятный момент?
Хаусманн снова посмотрел на Бальказара. Спит как ребенок, сказал Клоун.
Так же спокоен.
И беззащитен.
Глава двадцать третья
Похоже, я легко отделался.
Я мог упасть прямо на землю, миновав Мульчу, – два яруса построек, похожих на разлагающиеся трупы, и торговых палаток. При падении фуникулер перевернулся. Было темно, я различал тусклые пятна фонарей и пламя очагов. Откуда-то доносились громкие голоса, но в них звучали скорее тревога и недоумение, чем гнев. Будем надеяться, мой визит не привел к жертвам среди населения. Выждав несколько секунд, я поднялся с сиденья и попытался оценить свое состояние. Судя по первому впечатлению, я ничего себе не сломал, правда все места потенциальных переломов наверняка отмечены роскошными синяками. По мере того как я пробирался в тыльную часть фуникулера, голоса снаружи приближались.
Я услышал суетливое поскребывание – может быть, местная мелюзга, которой не терпится покопаться в покореженной машине, а может быть, крысы. Схватив оружие, я проверил, не вывалились ли из карманов похищенные у Зебры купюры, и, покинув вагончик, шагнул на хрупкую бамбуковую платформу, которую аккуратно протаранил нос моего фуникулера.
– Эй! – крикнул я в темноту – кто-нибудь да услышит. – Я вам не враг, я не из Полога. На мне одежда нищенствующих, я нездешний. Срочно нужна ваша помощь. Меня пытаются убить.
Это было произнесено на норте. Речь получилась бы куда более убедительной, перейди я на каназиан, язык аристократии Города Бездны.
– Тогда положи оружие и расскажи, где его взял, – отозвался мужской голос.
Судя по акценту, говоривший был не из Полога. Я с трудом разбирал слова – у парня явно проблемы с дикцией. Как и я, он говорил на норте, но при этом то глотал слоги, то произносил слова излишне четко, без обычных для носителя языка элизий.
– К тому же ты прибыл на фуникулере. Это тоже придется объяснить.
Теперь я разглядел человека, стоящего на краю бамбуковой платформы. Только он не был человеком.
Он был свиньей.
Маленького роста, с бледной кожей, он стоял на задних ногах с характерной неуклюжей грацией, которую я успел подметить у его собратьев. Глаза скрывались за темными очками, причем дужки заменяла пара кожаных тесемок, связанных на затылке. Рука, торчащая из-под красного пончо, оканчивалась чем-то средним между копытцем и человеческой кистью и сжимала секач с небрежностью, выдающей профессионала, которому не впервой работать клинком.
Пожалуй, не стоит разоружаться – по крайней мере, пока.
– Меня зовут Таннер Мирабель. Я только вчера прилетел с Окраины Неба. Разыскивал в Мульче одного человека и по ошибке забрел в чужой район. Меня захватил некто Уэверли и заставил участвовать в «Игре».
– И тебе удалось сбежать, да еще прихватить пушку и фуникулер? Неплохо для чужака, Таннер Мирабель. – Он произнес мое имя, словно ругательство.
– На мне одежда ледяных нищенствующих, – повторил я. – И по моему акценту можно понять, что я с Окраины Неба. Я немного говорю на каназиане, если угодно.
– Сойдет и норт. Мы, свиньи, не так глупы, как ваш брат предпочитает думать. – Помолчав, он спросил: – А винтовку тебе дали за акцент? Вот бы и мне такой!
– Нашлись добрые люди. – Я собирался упомянуть Зебру, но передумал. – Не всем в Пологе нравится «Игра».
– Это верно, – проговорил человек-свинья. – Но они все равно живут в Пологе. И гадят на нас.
– Ему и правда могли прийти на выручку, – произнес другой голос, явно женский.
Всмотревшись в полумрак, я увидел, что к нам направляется еще одна свинья. Она ступала по обломкам осторожно, но с таким равнодушием, словно ей приходилось наблюдать подобные перестрелки и крушения каждый день. Поравнявшись с нами, она взяла моего собеседника под локоть:
– Я слышала о таких людях. Они называют себя сабами. Саботажниками то есть. Лоран, может, он из них?
Лоран сдернул очки и протянул их женщине – иначе я не мог ее назвать. Кукольное личико этой хрюшки, украшенное рыльцем, обрамляли вполне человеческие локоны, правда изрядно засаленные. Она на секунду поднесла очки к глазам, а потом кивнула:
– Он не похож на жителя Полога. Для начала, это человек. У него все соответствует замыслу бога Полога, разве что глаза… хотя это может быть игрой света.
– Это не игра света, – возразил Лоран. – Он способен видеть нас без очков. Я это понял, когда он уставился на тебя. – Лоран забрал у спутницы свои очки. – Возможно, кое-что из сказанного тобой, Таннер Мирабель, соответствует истине. Но готов поспорить, что не все.
Поспоришь – и не проиграешь, подумал я.
– В мои намерения не входит причинить вам даже малейший вред. – Я с подчеркнутой неспешностью положил ружье на бамбуковый настил. Дотянусь без труда, если этот хряк вздумает помахать своим ножиком. – У меня серьезные проблемы. Люди из Полога скоро вернутся, чтобы покончить со мной. Возможно, я нажил себе врагов и среди этих ваших сабов. Ружье я украл у них.
Будем надеяться, что это рискованное признание не только не повредит мне, но даже пойдет на пользу.
– И еще, мне ничего не известно о вас – ни хорошего, ни плохого.
– Но тебе известно, что мы свиньи.
– Однажды я уже столкнулся с такими, как вы.
– Столкнулся… как с нашей кухней?
– За кухню заплачу, деньги у меня есть. – Порывшись в бездонных карманах Вадимова сюртука, я выудил пачку купюр. Правда, здесь немного – надеюсь, хоть на частичное покрытие убытков хватит?
– Имей в виду, что это не наша собственность, – проговорил Лоран, разглядывая мою протянутую руку. Пожелай он принять деньги, ему бы пришлось сделать шаг вперед – шаг, на который в ту минуту никто из нас не был готов. – Владелец этой кухни сейчас в Монументе Восьмидесяти, у могилы брата; он вернется лишь к вечеру. Этого человека трудно назвать снисходительным и способным легко прощать. Когда я доложу о нанесенном тобой ущербе, он, естественно, обрушит свой гнев на меня.