– Что за услуга и что за вопросы?
– Мне нужно удалить имплантат. Затем я попрошу кое-что рассказать о своем приятеле.
– Может, и я захочу порасспросить о вашем приятеле.
Я не понял, что она имела в виду, но выяснить не успел. В палатке вспыхнул свет, явив моему взору размещенные вокруг кушетки инструменты. Теперь я увидел на них тусклые разводы засохшей крови – всю гамму оттенков ржавчины.
– Это стоит немало. Покажите имплантат.
Я ткнул в шишку на затылке. Некоторое время мадам Доминика осматривала мою голову. Казалось, острые металлические насадки на ее наперстках скребут прямо по костям черепа.
– Похоже на имплантат «Игры». Но вы еще живой.
Очевидно, она имела в виду, что это не может быть имплантатом «Игры». Безупречная логика: много ли шансов у человека, оказавшегося в роли добычи, добраться до спеца вроде мадам Доминики, чтобы избавиться от «маячка»?
– Можете извлечь?
– Если нейронные связи неглубоки, то без проблем. – Она подвела меня к кушетке и, опустив на глаза какое-то сканирующее устройство, некоторое время рассматривала мою голову, покусывая губы. – Угу, связи мелкие, еле достают до коры. Хорошая новость. Но похоже, это все-таки имплантат «Игры». Как он сюда попал? Нищие? – Она покачала головой, и складки жира на шее заколыхались. – Нет, они тут ни при чем, если только вы мне правду сказали вчера, что у вас нет имплантатов. Ага, вот и разрез от внедрения. Меньше одного дня.
– Просто вытащите эту чертову штуковину. Или я уйду отсюда с деньгами, которые уже отдал вашему малышу.
– Можете так поступить, но вы не найдете никого лучше Доминики. Это не угроза, а обещание.
– Ну так действуйте.
– Вначале задайте вопрос.
Она уже левитировала вокруг кушетки, готовя инструменты и проворно заменяя одни наперстки другими. Где-то в складках плоти – там, где обычно находится талия, – располагался инструментальный пояс, и Доминика извлекала из него все необходимое одним прикосновением, ухитряясь при этом не уколоться и не порезаться.
– У меня есть приятель, его фамилия Рейвич, – сказал я. – Он прибыл за день или два до меня, и мы потеряли друг друга. Посткриогенная амнезия, как сказали нищенствующие. Они сообщили, что он в Пологе, а больше ничего не сказали.
– И что дальше?
– Думаю, ему вполне могли понадобиться ваши услуги…
Или, скажем, ему пришлось ими воспользоваться.
– Насколько я помню, у него были имплантаты – значит, их пришлось удалить. Как у господина Квирренбаха, того джентльмена, который приходил к вам со мной.
Я описал ей Рейвича – с той допустимой долей небрежности, какая отличает портрет доброго приятеля от списка примет опасного преступника.
– С чего вы решили, что этот человек мне знаком?
– Не знаю… Сколько стоит более точный ответ, как вы думаете? Скажем, еще сотню? Чтобы немного освежить вашу память?
– Память Доминики не столь хороша ранним утром.
– Ну, тогда две сотни. Как, вспоминается господин Рейвич?
На ее лице отразилась напряженная работа мозга – надо признать, это было проделано с театральным изяществом.
– Вот и отлично. Рад, что у вас получается.
Знала бы она, насколько я рад.
– Господин Рейвич – это особый случай.
Ну еще бы. Рейвич – аристократ, а тело любого аристократа, даже обитающего на Окраине Неба, нашпиговано всякой всячиной, как у представителей высшего общества Прекрасной Эпохи. В этом им уступают даже высокопоставленные демархисты. Можно не сомневаться, что Рейвич, как и Квирренбах, ничего не слышал о плавящей чуме, пока не прибыл на Йеллоустон. У него тоже не было времени искать какую-нибудь клинику на орбите, где его могли бы избавить от имплантатов. Он должен был спешить – спуститься на поверхность и затеряться в Городе Бездны.
Доминика была его первым и последним шансом на спасение.
– Это действительно особый случай, – согласился я. – Именно поэтому вы обязаны были принять его.
– С чего вы это решили?
Я вздохнул. Похоже, придется или потрудиться, или раскошелиться – скорее всего, сделать и то и другое.
– Предположим, вы из него кое-что извлекли. Он выглядел здоровым, но через день вы обнаружили, что в удаленном имплантате есть нечто ненормальное – скажем, остаточные следы чумы. В этом случае вы обязаны были связаться с ним, верно?
На ее лице не дрогнула ни одна складка. Попробуем капельку безобидной лести:
– Так поступил бы любой уважающий себя хирург. Я знаю, не каждый станет прилагать усилия, чтобы разыскать бывшего клиента. Но вы сами сказали, что здесь вам нет равных.
Она утвердительно хмыкнула:
– Информация о клиенте конфиденциальна.
Мы оба поняли, что она имела в виду.
Через несколько минут мои карманы стали легче на пачку банкнот, и тяжелее на бумажку с адресом в Пологе. Место носило название Эшер-Хайтс. Это могла быть квартира, как у Зебры, здание или целый район Полога.
– А теперь закройте глаза, – скомандовала толстуха, ткнув мне в лоб пальцем в тупом наперстке, – и Доминика покажет свое волшебство.
Местная анестезия уже действовала. Операция не заняла много времени – я даже не заметил, как был удален имплантат. По ощущениям – все равно что вырезать кисту. Интересно, почему Уэверли не догадался использовать имплантат с защитной системой? Возможно, такое здесь считается фолом. Насколько я понял со слов Уэверли и Зебры, правила «Игры» запрещали охотникам пеленговать передатчик. Разрешалось находить добычу любыми способами, но идти за сигналом вживленного передатчика – это представлялось чересчур простым. Имплантаты были нужны исключительно зрителям, а также людям вроде Уэверли, которые контролировали ход «Игры».
Лежа на кушетке в палатке Доминики, я лениво размышлял о том, как бы усовершенствовал «Игру», будь на то моя воля. Для начала стоит более надежно вживлять имплантаты, задействовав глубокие нейронные пути, о которых беспокоилась Доминика. Далее, снабдить их защитной системой – она поджарит мозг жертвы, если кто-нибудь попытается удалить имплантат раньше времени. Не мешало бы и охотника оснастить имплантатом, защищенным столь же надежно. Оба типа имплантатов – для охотников и для добычи – должны транслировать некий закодированный сигнал, известный обоим участникам. При сближении на определенное расстояние – скажем, при появлении в одном квартале или ближе – имплантаты будут сообщать своим носителям о местоположении противника с помощью тех же нейронных связей. Никаких зрителей на территории «Игры». Если хотят следить за ходом «Игры» – пусть сами придумают, как это сделать. И напоследок ввести элемент личной заинтересованности. Ограничить число охотников оптимальным и очень простым числом – единицей. Тогда забава превратится в настоящий поединок. И к чему ограничивать время охоты – какие-то жалкие пятьдесят часов? На мой взгляд, в таком большом городе охота запросто может длиться целые месяцы – главное, чтобы сначала жертва успела убежать и спрятаться в лабиринте Мульчи. Кстати, почему только Мульча, или даже только Город Бездны? Почему бы не задействовать все поселения планеты, если им хочется настоящих приключений?
Конечно, им это ни к чему. Все, что им нужно, – побыстрее сцапать дичь и пустить ей кровь где-нибудь в укромном месте. Минимум затрат, минимум риска и прочих хлопот.
– Готово, – сказала Доминика, прижав к моему затылку стерильный тампон. – Теперь вы в порядке, господин Мирабель.
Она держала двумя пальцами имплантат, поблескивающий, словно гематитовая горошина.
– И если это не охотничий имплантат, то Доминика – самая стройная женщина в Городе Бездны.
– Не зарекайтесь, – сказал я. – Чудеса иногда случаются.
– Только не с Доминикой. – Она помогла мне подняться с кушетки.
У меня слегка кружилась голова, но ранка на ощупь была крошечной – ни припухлости, ни рубца.
– Вам не интересно? – спросила она, когда я поспешил накинуть на себя сюртук Вадима, – эта одежда давала вожделенную анонимность, хоть и заставляла потеть.
– Что именно?
– У меня есть вопросы о вашем приятеле.
– О Рейвиче? Мы уже о нем побеседовали.
Она принялась укладывать свои наперстки.
– Нет. О господине Квирренбахе. О другом приятеле – вы с ним приходили вчера.
– Вообще-то, мы скорее просто знакомые, нежели приятели. А о чем вы хотите спросить?
– Он заплатил хорошие деньги, чтобы я вам не говорила. Поэтому я не скажу. Но теперь вы богатый человек, господин Мирабель. Гораздо богаче Квирренбаха. Вы улавливаете намек Доминики?
– Квирренбах заплатил вам за молчание, но, если я перебью его ставку, вы нарушите тайну?
– Вы просто умница, господин Мирабель. Доминика оперирует без опасности для мозга.
– Я в восторге.
С тяжким вздохом я снова полез в карман. Интересно все-таки, что хотел скрыть от меня Квирренбах. Я не знал, чего ожидать, поскольку до сих пор мне даже в голову не приходило, что у Квирренбаха вообще есть какие-то секреты.
– Он пришел с вами, – сказала Доминика. – В такой же одежде нищенствующих. Попросил удалить имплантаты.
– Расскажите что-нибудь поновее.
Доминика лукаво улыбнулась, и я понял: чем бы она со мной ни поделилась, это доставит ей удовольствие.
– У него не было имплантатов, господин Мирабель.
– Неужели? Но я видел его на вашей кушетке. Вы его оперировали, выбрили ему голову…
– Он попросил, чтобы это выглядело убедительно. Доминика не задает вопросов. Просто выполняет просьбу клиента. Клиент всегда прав. Особенно когда он платит, как господин Квирренбах. Клиент просит сымитировать операцию. Побрить ему голову и все такое. Но я не вскрываю ему голову. Нет нужды. Однако я его сканирую – там пусто. Он уже чист.
– Тогда какого черта…
Вот и все. Квирренбаху не нужно было удалять имплантаты, потому что их удалили много лет назад, во время эпидемии, – а может, их у него вообще не было. Он не прилетал с Гранд-Титона. Скорее всего, он даже не выбирался за пределы системы Йеллоустона. Этого местного гения наняли, чтобы он следил за мной и выяснял, каковы мои цели.