– До эпидемии так и было. Но не сейчас.
Я вспомнил о том, что говорила мне Зебра.
– А вы, Шантерель? Вы явно не герметик. Может, бессмертная, из тех, кому достались гены долголетия?
– Мне достались не самые худшие гены, если вас это интересует.
– Но и не самые лучшие, – поправил я. – Следовательно, вам по-прежнему необходимо, чтобы крошечные машинки уничтожали в теле ненужные клетки и помогали расти нужным. Я правильно понял? Кажется, для этого не надо быть гением дедукции. Кстати, о машинах… Что с ними случилось после эпидемии?
Я посмотрел вниз. Фуникулер только что совершил прыжок над подвесной железной дорогой. По ней скользил сквозь ночь одинокий паровоз-«зефир» с четырехсторонней симметрией, везя цепочку вагонов в какой-то отдаленный район.
– Вы не заставили их самоуничтожиться прежде, чем до них добрались споры чумы? Пожалуй, люди вашего типа должны были так поступить.
– А вам-то какое дело?
– Просто интересуюсь, не пользуетесь ли вы «топливом грез»?
Шантерель не ответила.
– Я родилась в две тысячи триста тридцать девятом. Мне сто семьдесят восемь стандартных лет. Я видела чудеса, недоступные вашему воображению, ужасы, которые свели бы вас с ума. Я чувствовала себя богиней, играющей в некую игру, изучала параметры этой игры и даже выходила за ее рамки, словно ребенок, которому подсунули слишком простенькую головоломку. Этот Город менялся у меня на глазах тысячи раз. Сначала он становился все прекраснее, потом превращался в нечто отвратительное, мрачное, ядовитое. Я буду здесь, когда он вновь найдет способ вернуться к свету, случись это через сотню или тысячу лет. Может, вы думаете, что я должна с легкостью отказаться от бессмертия? Или запереться в дурацком металлическом ящике и трястись от страха? – Ее глаза с вертикальными зрачками в прорезях кошачьей маски экстатически блестели. – Ни за что! Я уже пригубила огненную чашу, и моя жажда неутолима. Вы хоть представляете, каково это – незащищенной прогуливаться по Мульче, где все совершенно чужое, и знать, что внутри тебя все еще находятся механизмы? От этого испытываешь какой-то первобытный восторг – все равно что плясать на углях или плавать с акулами.
– В «Игре» вы тоже участвуете ради первобытного восторга?
– А сами как думаете?
– Думаю, спасаетесь от скуки. Я прав? Мне сказал об этом Уэверли. К началу эпидемии вы испробовали все способы развлечений, разрешенные обществом. Все, что можно было инсценировать и симулировать; все, что вызывало острые ощущения или бросало вызов интеллекту. – Говоря, я смотрел ей прямо в глаза. – Похоже, этого оказалось недостаточно. Вы никогда не пытались устроить проверку своему бессмертию, никогда не ставили его под удар. Могли бы отправиться за пределы своей системы – там можно пережить настоящие приключения и даже прославиться. Но это означает отказ от поддержки друзей, от культурной среды, в которой вы выросли.
– Дело не только в этом, – возразила Шантерель. Стоило услышать нечто по ее мнению ошибочное, и она сразу становилась разговорчивее. – Некоторые из нас действительно покинули систему. Но они знали, от чего отказывались. Они больше не могли пройти сканирование, чтобы обновить свои копии. Через какое-то время различие между сканом и оригиналом становилось настолько сильным, что наступало отторжение.
Я кивнул:
– Вот поэтому вам – тем, кто остался дома, – понадобилось придумать нечто вроде «Игры», дающей возможность испытать себя, пройти по грани жизни и смерти. Небольшая, строго отмеренная доза опасности.
– Но это помогло. Чума развязала нам руки, мы могли заниматься чем угодно. И только тогда начали вспоминать, что такое настоящая жизнь.
– Но для этого вам приходится убивать.
Она даже не моргнула:
– Только тех, кто заслуживает смерти.
Наша воздушная прогулка по Городу продолжалась. Теперь я старался вытянуть из Шантерели все, что ей было известно о «топливе грез». Я обещал Зебре, что помогу продолжить дело ее сестры. Это означало, что надо выяснить как можно больше о наркотике и таинственном Гидеоне, который снабжал им Город Бездны. Несомненно, Шантерель употребляла «топливо», но вскоре стало очевидным: эта женщина знает о нем не больше, чем те, с кем я уже поговорил.
– Попробуем подойти с другой стороны, – сказал я. – Вы слышали что-нибудь о «топливе грез» до эпидемии?
– Нет. То есть… иногда трудно вспомнить, как было раньше. Я уверена, что «топливо грез» появилось примерно семь лет назад.
– Значит, оно каким-то образом связано с чумой?
– Не понимаю.
– Что бы ни представляло собой «топливо», оно защищает вас от чумы. Позволяет разгуливать по Мульче с имплантатами и всем прочим. Это наводит на мысль, что между одним и другим должна быть тесная связь. «Топливо» распознает споры чумы и нейтрализует их, не причиняя вреда носителю. Это не может быть случайным совпадением.
– Значит, кто-то это спланировал, – пожала плечами Шантерель.
– И этот кто-то хорошо разбирается в наномеханике, правильно рассуждаю? – Я покачал головой. – Извините, но я не верю, что среди вас нашелся бы умник, способный изобрести такой полезный механизм. Только не здесь и не сейчас.
– Вы даже не подозреваете о возможностях, которыми располагает Гидеон.
– Верно. Тогда, может быть, расскажете об этом? Вы явно неплохо осведомлены, и у меня будет какая-то отправная точка.
– А чем объясняется такой острый интерес?
– Я дал кое-кому обещание.
– Тогда придется вас разочаровать. Я ничего не знаю о Гидеоне. И не могу назвать никого, кто мог бы в этом помочь. Пожалуй, лучше поговорить с тем, кто стоит поближе к поставщику.
– И вам неизвестно, где находятся лаборатории Гидеона?
– Где-то в Городе…
– Уверены? Впервые я столкнулся с «топливом грез» в… – Стоп. Не следует рассказывать о том, как меня оживляли в хосписе «Айдлвилд». – В общем, не на Йеллоустоне.
– Не могу сказать точно, но я слышала, что его изготавливают не в Пологе.
– Значит, в Мульче?
– Полагаю, да. – Ее вертикальные зрачки превратились в узкие щелки. – Кстати, кто вы такой?
– Это слишком долго объяснять, – уклончиво ответил я. – Хотя, думаю, вы уже почти догадались.
Она кивнула в сторону пульта управления:
– Мы не можем кружить здесь вечно.
– Тогда отвезите меня в Полог, поближе к Эшер-Хайтсу.
– Куда именно?
Я показал Шантерели адрес, полученный от Доминики, – даже не представляя себе, конкретное это здание или район Города, и надеясь, что мое невежество не слишком бросается в глаза.
– Не уверена, что мне знакомо это место.
– Ну так попробуйте вспомнить, Шантерель. И вообще, в этой штуковине должна быть карта. Почему бы не поискать ее?
Она неохотно повиновалась. Понятно, я не был уверен, что карта Полога вообще существует. Но если так, то она должна быть загружена в память фуникулера.
– Кажется, припоминаю, – пробормотала Шантерель. То, что появилось на дисплее пульта управления, напоминало увеличенное изображение синапсов в глубоких слоях головного мозга и было украшено броскими подписями на каназиане. – Но я плохо знаю этот район. Чума приняла там странные формы. Совсем не такие, как в остальном Пологе, и некоторым из нас это не нравится.
– Это не важно. Просто отвезите меня туда.
Следующие полчаса фуникулер пробирался в паутине тросов, огибая Бездну по длинной волнистой дуге. С высоты Бездна казалась круглым черным пятном среди светящихся зарослей Полога. Огни строений на ее периферии напоминали фосфоресцирующие наросты-приманки вокруг пасти чудовищного глубоководного хищника. В «пасти», на километровой глубине, можно было разглядеть какие-то выступающие конструкции. Еще ниже располагалась могучая городская система снабжения, которая всасывала воздух, энергию и влагу, – но ее элементы были уже не видны. Даже по ночам Бездна извергала из себя темный туман испарений.
– Вот он, – произнесла наконец Шантерель. – Эшер-Хайтс.
– Теперь мне понятно, – отозвался я.
– Что?
– Понятно, почему он вам не нравится.
В этом месте «заросли» Полога мутировали, превратившись в нечто неправдоподобное, на площади в несколько квадратных километров и на сотни метров в глубину. Больше всего это напоминало беспорядочное нагромождение уродливых кристаллов – то ли увеличенный снимок из учебника геологии, то ли микрофотография фантастического вируса, который адаптировался непонятно к чему. Заросли пронизывали комнаты, коридоры и бытовые помещения. Свет электрических ламп и газовых рожков наполнял их яркими сполохами всех оттенков розового, зеленого и голубого. Над верхними ярусами Полога громоздились мощные наслоения, похожие на золотисто-серую слюду. Хрупкие наросты – бирюзовые и турмалиновые – скручивались в шпили, рядом высились шпили розоватого кварца размером с особняк. Кристаллы пронизывали, обволакивали друг друга, образуя немыслимые геометрические формы, которые не могли быть порождением человеческого разума. Через несколько минут созерцания Эшер-Хайтса у меня разболелась голова.
– Это безумие, – сказал я.
– В основном они полые, – пояснила Шантерель. – Иначе не могли бы висеть так высоко. То, что отломилось много лет назад, вобрала в себя Мульча.
Я посмотрел вниз и под нависающими массами светящихся кристаллов увидел то, о чем она говорила, – кубические постройки, слишком правильные для Мульчи. Они напоминали диковинный лишайник, сплошным ковром покрывший городские руины.
– Здесь есть достаточно людное место для посадки?
– Поищу, – сказала Шантерель. – Только какой в этом смысл? Вряд ли вы сможете сойти на площади, держа пистолет у моего виска.
– Надеюсь, нас примут за любовников-извращенцев и оставят в покое.
– И это все, на что вы рассчитываете? – В ее голосе послышалось разочарование.
– Вообще-то, нет. Я куда предприимчивей. Видите, какие большие карманы у моего сюртука? Спрятать пистолет труда не составит. Буду держать вас на мушке, притв