Эми хихикнула:
– Извини. Просто трудно воспринимать это всерьез! Я рада, что ты решила покончить с враньем, но неужели нельзя обойтись без этой клятвы?
– Нельзя. Это официальный документ. И дает тебе право наказывать меня, если я ее нарушу.
– Ну, в таком случае… – Она встала с кровати и подошла ко мне. – Не подумай, что я опять дразню тебя, Сонни, но я действительно рада, что ты приняла такое решение. Не в смысле клятвы – меня она меньше всего волнует, – главное, что ты пытаешься говорить правду.
– Это ужасно, – призналась я. – Врать нехорошо, я знаю. Но я так долго пряталась за своими выдумками, что теперь, вся такая честная, чувствую себя уязвимой. – Я снова схватила ручку. – Но очевидно, что ложь не принесла мне никаких дивидендов, поэтому… – Я наклонилась, чтобы поставить свою подпись под распечатанной клятвой. – Вот, все. Это официальная бумага. Больше никакой лжи с моей стороны. Даже самой невинной.
– Послушай, Сонни, как тебе цыпленок, которого папа приготовил вчера на ужин?
– Я все еще могу сослаться на пятую поправку[53].
Эми хихикнула.
Я взяла подписанную клятву:
– Можно вставить ее в рамку? У нас есть рамка?
– Думаю, найдется. – Она улыбнулась. – Я уверена, что правдой ты заработаешь себе крупные очки с точки зрения кармы. Ты говорила с Райдером?
– Карма меня не жалует. Как и Райдер. Он до сих пор со мной не разговаривает. – Всякий раз при упоминании о нем у меня щемило сердце и слезы подступали к глазам. Я сделала глубокий вдох, пытаясь стряхнуть это гнетущее чувство, после чего встала и вытянула руки над головой. – Думаю, мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем Вселенная станет ко мне благосклонна.
И тут зазвонил мой мобильник. Я взглянула на экран и удивилась, увидев знакомый номер. Звонили из бутика «Дафне» в торговом центре Оук Хилла, где еще в декабре я оставила заявление о приеме на работу.
Эми, должно быть, заметила ошарашенную улыбку на моем лице, потому что рассмеялась и сказала:
– А может, и нет, – и выбежала из комнаты.
Я поклялась быть честной во всем и со всеми, чего бы мне это ни стоило.
А значит, пришла пора поговорить с отцом. Лицом к лицу.
Исправительная колония находилась всего в двух часах езды, но мистер Раш настоял, что с удовольствием отвезет меня туда.
Когда мы приехали, охранник обхлопал нас сверху донизу, проверяя, не припрятано ли у нас запрещенных предметов, а потом нас отвели в помещение для свиданий. Вдоль зала тянулись длинные ряды прямоугольных столов. По одну сторону сидели заключенные в оранжевых комбинезонах, а напротив них – посетители.
Я не видела отца много лет, но узнала его в ту же минуту, как только увидела. Наверное, потому что он был очень похож на меня – белокурый и кудрявый, со слегка вздернутым носом и ушами, чуть более оттопыренными, чем того требуют каноны красоты. Да. Я была его точной копией.
– Сонни! – Его лицо расплылось в широкой мальчишеской улыбке, когда он увидел меня. – Вау. Ты совсем взрослая. А у меня в памяти ты до сих пор вот такого роста. – Он поднял руку чуть выше края стола.
– Ну, ты тоже не то чтобы далеко ушел. – Я улыбнулась, но нервы были на пределе. Этот человек, возможно, выглядел и говорил, как я – обаяние мне определенно досталось от него, а не от мамы, – но до сих пор был для меня незнакомцем.
Он мог быть таким же обманщиком, как и я.
Ведь он обманывал в прошлом.
Отец поднял взгляд и заметил мистера Раша, стоявшего позади меня, – Здравствуйте, – сказал он.
– Это мистер Раш. Отец моей подруги Эми.
– О да. Я помню маленькую Эми. И это туда я звонил тебе на Рождество, верно? В их дом?
Я кивнула.
– Привет. Я – Коллин, – сказал мистер Раш. – Рад знакомству.
– Я тоже. – Папа замялся. – Спасибо, что привезли ко мне Крошку Сонни. Я так понимаю, ее мать отказалась ехать? У нее всегда был тяжелый характер, если вы понимаете, что я имею в виду.
Я села на складной стул напротив отца и сделала глубокий вдох. За моей спиной кашлянул мистер Раш.
– Я выйду на минутку, – сказал он. – Поговорите наедине.
Когда он ушел, папа повернулся ко мне, слегка растерянный:
– Что происходит, Крошка Сонни?
– Папа, я… мне нужно поговорить с тобой о маме.
Наконец-то я излила душу. Выложила всю правду – и про ее короткие отлучки, когда я была маленькой, и про ее окончательное исчезновение в прошлом году. Я рассказала ему, что живу у Эми, где меня окружают теплом и заботой. Я не утаила ни одной мелочи, даже то, что с трудом могла произнести вслух. К тому времени, как я закончила свою исповедь, от его уверенности, улыбки и обаяния не осталось и следа.
Он обхватил голову руками, его плечи поникли. Передо мной сидел другой человек. Постаревший, усталый. Преступник, полжизни скитавшийся по тюрьмам.
– Черт, – вырвалось у него. – Будь оно все проклято.
– Папа?
– Я так, так виноват перед тобой, Сонни. – Мне показалось, что его душат слезы. – Я ничего не знал. Твоя мать всегда была ненадежной, но я не думал, что она… – Он глубоко вздохнул и поднял голову. Наши глаза встретились. – Прости меня.
– Ты не виноват, – сказала я.
– Еще как виноват. Я твой отец. Я должен был быть там. А не здесь. – В его голосе появилась злость. Грубая хрипотца, которой я прежде не слышала и не ожидала услышать. Мне даже стало не по себе, и я заерзала на стуле. – Я не должен был тебя оставлять.
– Ты говорил, что пытался писать и звонить.
– Я был недостаточно настойчив, – признался он. – Я убедил себя, что сделал все возможное. В этом смысле я знатный враль.
– Да. Я тоже.
– Я подумал, что тебе будет хорошо с мамой. А она не хотела, чтобы я вмешивался в вашу жизнь, так что… Но, черт побери, если бы я знал, что она так поступит, я бы… Боже, я бы убил ее за то, что она тебя бросила.
– Может, не стоит так говорить, когда кругом столько охранников? – всполошилась я. – Послушай, главное, что сейчас ты здесь.
– Да. – Он потянулся через стол и взял меня за руку. Злость ушла из его голоса. – Я здесь. И больше никуда не собираюсь.
– В прямом смысле? – пошутила я. – Так тут и останешься? – Я помолчала. – Извини. Это было грубо? Мне говорили, что у меня дурная привычка перебивать серьезный разговор идиотскими шутками.
Но папа улыбался:
– Это у тебя от меня.
– Правда?
– О да, – сказал он. – Мне это доставляет немало неприятностей. А то, что я застрял здесь… Ну, осталось недолго. Через пару месяцев я должен выйти.
– Серьезно?
Он кивнул:
– И… Я понимаю, ты плохо знаешь меня. А я даже не представляю, где буду жить, когда выйду, и ты скоро оканчиваешь школу, но… – Он кашлянул. – Но я надеюсь, мы сможем проводить больше времени вместе.
– Неплохая идея.
Однако я не питала особых надежд. Отец ведь и раньше выходил из тюрьмы. Вопрос в другом: как долго он сможет продержаться на воле?
Пока я не могла полностью доверять ему, но была готова попробовать. Дать ему шанс и позволить удивить меня. Теперь, когда он знал правду о маме и обо всем остальном, в наших отношениях, по крайней мере, появилась отправная точка.
Мы еще немного поговорили о довольно скучных материях: о школе, моих увлечениях и прочей ерунде. Он спросил об Эми, которую смутно помнил из моего детства, и даже поинтересовался моей личной жизнью.
– Я только что рассталась с парнем, – призналась я, и знакомая боль разлилась в груди.
– О, мне очень жаль, – сказал он, сжимая мою руку. – Мальчишки – худшее из зол, и никому из них нельзя доверять. Уж поверь мне.
– Ну, не в этом случае. Тут недостойной доверия оказалась я.
Я обрадовалась, что мистер Раш вернулся, прежде чем отец успел расспросить меня подробнее. Потому что – обет честности, и все такое – мне пришлось бы рассказать ему правду.
– Сонни. – Мистер Раш положил руку мне на плечо. – Нам пора.
Отец встал:
– Спасибо вам, – сказал он мистеру Рашу. – За заботу о моей дочери.
– Не стоит меня благодарить, – ответил мистер Раш. – Мы любим Сонни. И рады, что она с нами.
Охранник подал знак, что свидание окончено. Я встала и, перегнувшись через стол, обняла отца. Меня окутал его запах – запах дешевого мыла… и моего отца. Я вспомнила, как совсем маленькой девочкой трех или четырех лет прищемила палец дверью и горько рыдала, а он прижимал меня к груди, укачивал и утешал, обещая, что все будет хорошо.
Вот так незаметно промчались четырнадцать лет, и я снова плакала в его объятиях.
– Я люблю тебя, Сонни, – прошептал он в мои волосы.
Он медленно отпустил меня, и я вытерла глаза, гадая, что вызвало эти внезапные слезы.
– До свидания, папа.
Он махал мне вслед, пока мистер Раш вел меня мимо охранников. Расставание с отцом далось мне непросто. Но мы все-таки попытались восстановить оборвавшуюся связь между отцом и дочерью. И я знала: даже если у нас ничего не получится – хотя мы будем очень стараться! – на этот раз я не останусь в одиночестве.
– Спасибо вам, – сказала я мистеру Рашу, когда мы оказались в машине.
– Да не за что, – ответил он. – Мне ничего не стоило отвезти тебя.
Я покачала головой.
Потому что благодарила его не за это.
30
Эми: В обед встречаемся в изостудии.
Я нахмурилась, вчитываясь в сообщение от Эми. Смски во время уроков – это что-то новенькое для нее. Прямо-таки вопиющее нарушение правил. Эми никогда не позволяла себе ничего подобного… разве что я ее на это подначивала.
Тем не менее, после звонка я поспешила не в столовую, а в изостудию. Я подумала, что Эми хочет показать мне свою работу – она говорила, что ее художественный класс готовит какой-то грандиозный проект. А мне не терпелось поделиться с ней хорошей новостью. Утром я получила письмо из «Дафне» с приглашением на работу. Видимо, я поразила их на собеседовании, и они хотели, чтобы я немедленно приступила к своим обязанностям.