— Жениться или не жениться не решено? — сразу поставила точку над i Наталья Петровна, которая любила определенность не меньше Милочки.
— Успокойся, мамочка. Мы решили пожениться. Иначе стали бы к вам вдвоем приезжать?..
Действительно, не стали бы: Милочка давным-давно родителей ни с кем не знакомила. Родная мать ведать не ведала, что в дочкиной жизни творится. Оказывается, был с ней этот самый холеный Димитрий, то приезжал, то уезжал…
— Дима — совершенство! — продолжала Милочка. — Сама увидишь и поймешь.
Мужчины с Иринкой шли, не спеша, впереди, и Наталья Петровна, оглядев две мужские фигуры — стройную широкоплечую в безупречных светлых брюках и мешковатую в бесформенных вельветовых — подумала, что она-то уж точно знает, кто из этих двоих — совершенство, а вслух сказала:
— Дай Бог тебе счастья, доченька! — И глаза у нее невольно наполнились слезами.
— Ты что, мамуль? Лучше же не бывает! — стала успокаивать ее Милочка.
— Я потому и плачу, — объяснила Наталья Петровна.
В голове у нее завертелось: осенью, значит? Хорошо. В каком ресторане будем праздновать? Где платье заказывать свадебное? Главное — мебель! Купить ее надо срочно. У Милы даже кровати нет. И деньги. Денег понадобится много! Зря они отдыхать надумали. Каждая копейка в дело пойдет. С дачей лучше повременить. Сейчас, сейчас она все сообразит. Распределит. Наладит.
Мысли у Натальи Петровны закружились таким вихрем, что даже голова кругом пошла. Милочка поняла, что с мамулей творится, и потерлась щекой о щеку.
— Не бери в голову, мамусь, — повторила она. — Сделаем все по-европейски: регистрация, завтрак с шампанским и свадебное путешествие. Поедем на море, куда потеплее. Или, наоборот, на горных лыжах кататься. Дима — мастер спорта по горным лыжам.
— А ты?
— Научусь. Не боги на горшки садятся.
— Ты перво-наперво квартирой займись, — с беспокойством сказала Наталья Петровна. — Пусто ведь в квартире!
— Вот в том-то и дело, что мы еще не решили, где будем жить, — задумчиво проговорила Милочка, и опять по ее лицу пробежала тень. — У Димы тоже есть квартирный вариант. Пока мы думаем, но, конечно, решим. Так что не волнуйся.
Тут-то Наталья Петровна всерьез и заволновалась: во-первых, потеряла из виду Иринку. Поискала глазами, нашла на обочине, успокоилась. Во-вторых, она от ужаса похолодела — оказывается, не Милочкина сейчас судьба решается, а их с Пашей. Понравятся они Димитрию — Милочка будет с родителями жить, не понравятся — не будет, и останутся они тогда сиротеть в новой квартире, в необжитом районе.
— Да, да, конечно, решайте, — сказала она, не в силах уразуметь, как ее родная дочь Милочка могла в один миг взять и отсечь свою жизнь от жизни родителей. И сделала попытку напомнить, что жизнь у них все-таки общая, течет и будет течь в одном русле. — Мы с отцом надумали дачный дом обить, — сообщила она. — Самое время: лето, погода хорошая. Так что ты посмотри, верх или низ вам с Димитрием удобнее, сразу сделаем какие захотите перепланировки.
— Какой верх? Какой низ? Забудь и думать! — Милочка беспечно махнула рукой. — Мы мечтаем дачу в Крыму построить. Закрою глаза и вижу — песок, море, и мы с Димочкой! Он ведь еще и яхтсмен.
Наталья Петровна с горечью поняла, что они с отцом для Милочки — еле видная точка на берегу, а сама она мчится в открытое море на всех парусах на белой яхте, и никак ее не заманишь обратно на берег.
— А наша дача, что же, никому не нужна? — спросила она с обидой.
— Как это никому? — удивилась Милочка. — А вам? Вам она тоже не нужна? Надоела? Устали?
Милочкино «тоже» убило Наталью Петровну. Не стоило больше ни о чем спрашивать. И так все понятно.
— Да нет, мы после ремонта в квартире устали, — не могла она удержаться и дала понять дочери свою обиду и недовольство. — На даче мы всегда отдыхаем. Сама знаешь, умеренный климат Подмосковья самый полезный для здоровья.
— Знаю! — подхватила радостно Милочка. — А ты знаешь, о чем мы с Димой подумываем? Не построить ли нам небольшой коттедж в ближнем Подмосковье и жить там зимой и летом?
Вот так. Ударом на удар. Будешь вредничать, дорогая мама, не видать тебе дочки, как своих ушей. Но остановиться и не вредничать было очень трудно.
— А с твоей квартирой что будет? — все-таки спросила Наталья Петровна. — Ты хоть помнишь, сколько денег в нее вбухано?
— А что с ней будет? Ничего. Стоит, есть не просит, только дорожает, — беспечно махнула рукой дочь. — Не волнуйся, разберемся с жильем в ближайшее время, пока не до того было. Понадобится — купим мебель, не понадобится — не купим. Правильно?
— Правильно. — Тут и захочешь возразить, а нечего.
— Надо вам с Диминой мамой познакомиться, — продолжала Милочка. — Приятная интеллигентная женщина. Дима очень к ней привязан, она одна его вырастила.
Все недовольства и обиды Натальи Петровны растаяли как дым. Вот она, реальная, конкретная опасность — свекровь! Да и вся ситуация куда сложнее, чем казалась: единственному сыну матери-одиночки семейная наука дается с трудом. То-то он все путешествовал, а жениться не женился. Наталье Петровне уже не надо было объяснять, почему Милочка все в невестах ходит, а они внуков никак не дождутся.
— Дима думает, может, мы будем с его мамой жить, — продолжала Милочка. — У них большая трехкомнатная квартира.
— Вот уж этого, доченька, я тебе никак не желаю, — тут же откликнулась Наталья Петровна.
— И я себе, если честно, тоже, — призналась дочь, и опять они стали всепонимающими подружками. Мечты о коттедже перестали быть в глазах любящей матери обидной прихотью, а стали разумной и оправданной мерой для сохранения будущего семейного счастья.
— Кто она? Чем занимается?
— В кино работает. Кажется, ассистентом режиссера.
Наталья Петровна с сочувствием посмотрела на Милочку: бедная ты моя, бедная! Не подарок такая свекровь!
— Ты-то с ней познакомилась? Понравилась она тебе?
— Познакомилась. Не понравилась, — честно призналась Милочка. — Но ты меня, мама, знаешь, я умею ладить с людьми.
Судя по всему, Мила была настроена решительно и во что бы то ни стало собиралась строить свое семейное счастье.
— Ты ей, конечно, тоже не понравилась?
— Конечно, нет. Ей же сына отдавать не хочется.
— А как она с тобой обращалась? — продолжала расспросы Наталья Петровна.
— Крайне любезно.
— И на что же надеется Димитрий?
— Надеется, что мы отлично поладим.
«Ну и дурак!» — чуть было не сказала Наталья Петровна, но удержалась, а дочку попросила:
— Девочка родная, сто раз отмерь!
— Познакомитесь, и будем мерить вместе, — сказала Милочка, обрадовав мать: не отсекала она от себя родителей, они ей нужны по-прежнему.
— Не волнуйся, доченька. Непременно познакомимся и все рассудим.
— Только имей в виду, мамочка, Диму я больше жизни люблю.
Милочка крепко прижалась к матери, и та ее обняла.
После разговора с дочерью Наталья Петровна с особым пристрастием присматривалась к будущему зятю, пыталась понять, сможет ли он оберечь ее Милочку. Если они будут жить вместе с его матерью, это главное. Но и ему, Димитрию, она не желала такой жизни. Вот с ними жить — другое дело!
Глава 14
Александр Павлович с бокалом красного вина присел в уголке. Презентацию выставки завершал традиционный щедрый русский фуршет, и, как водится у россиян, по углам и вдоль стены устроители расставили стулья — фуршет фуршетом, а посидеть поговорить тоже нужно. Ноги у Александра Павловича гудели, он с утра обежал весь Лувр, проходил там часов восемь и теперь понемногу опоминался, ел бутерброд, поглядывал на публику и обживал накопленные впечатления.
В странствиях никогда не знаешь, что тебя изумит. Предвкушаешь одно, впечатляет другое. Александр Павлович привык к музейным анфиладам, приготовился следовать по ним, выбирая себе не спеша картины по вкусу. Внимания его обычно хватало часа на четыре, но тут он настроил себя на более долгий срок — когда еще попадешь в Лувр? Желательно обежать большую часть залов! А когда попал в залы, то тут-то и изумился — свет падал то сквозь стеклянный потолок, то в полной темноте подсвечивал только стенд с рисунками, здесь он был рассеянным, а там ярким, постоянно помогая тебе смотреть, по-разному собирая твое внимание. Но не только свет воздействовал на внимание, пространство тоже. Лесенки и переходы меняли уровни — большие высокие залы расширяли тебя, маленькие, низкие концентрировали. Насмотревшись на живописные полотна, Александр Павлович вышел вдруг в огромный внутренний двор, заставленный скульптурой, и притупившееся было внимание вновь обострилось.
Как досконально они знают всю колоссальную коллекцию! Как любят ее, раз для каждой картины, каждой скульптуры, гобелена, древней чашки, греческой плошки нашли самое выигрышное место, выделили светом, показали, — вот что изумляло Александра Павловича.
«Гении пространства, гении детали», — твердил он про себя, думая о французах.
Та же гениальность ощущалась и в самом городе. Тесный, каменный, средневековый, он не давил, не стеснял. Узкие улочки становились шире благодаря нарядным витринам. Витрины начинались прямо от тротуара, и каждой из них можно было залюбоваться. Вечером от них шел яркий свет, и даже ночью в город не заползала тревожная темнота, едва размытая редкими фонарями. Городское пространство было обжитым, дружелюбным. Ни одного приказа, распоряжения, запрета. «Мы рады, что вы не курите, как и мы», — извещала надпись в кафе. «Если притронешься и испачкаешь, будет жалко», — предупреждала надпись в музее. Тесное пространство научило людей совместности, город излучал приязнь, без которой долго в тесноте не проживешь. А здесь жили вместе долго. Двенадцатый век смотрелся не древнее двадцатого. В тесноте, так сказать, да не в обиде. Нет реальных просторов, пусть будут иллюзорные: узкие магазинчики расширят зеркала. Крошечную площадь оживит фонтан. Нарядной наполненности улиц противостояла прохладная тишина соборов. Одевая мягким сумраком, они сразу отъединяли вошедшего от суеты. Соборы были огромны и сами походили на города множеством часовен, с