— Еще как заслуживает! — кивнула снисходительно Тома. — А еще больше этого заслуживают наши гости. Бородатый муж — наш замдиректора и никак не раскошелится ни на автобус для экскурсии, ни на прощальный ужин. Но ты сама видела, все счета он мне подписал! Слушай, ты сидишь где-то или только пришла?
— Сижу, пойдем вместе сядем, со мной рядом полно свободных мест.
Ляля уже хотела сесть на свое место у прохода, но Тома уселась у прохода сама.
— Мы еще немного потреплемся, и я побегу. Дел — не продохнешь!
— А я думала, замдиректора подписал тебе отзыв на кандидатскую диссертацию!
— Что ты! Какая диссертация! Я тут административной работой занимаюсь, в основном с иностранными организациями.
— Ну и как? Довольна?
— Как тебе сказать… С работой лучше, чем без нее, так что можно считать — довольна. Ты о себе расскажи. Где ты? Чем занимаешься? Как сюда попала?
Ляля только открыла рот, чтобы рассказать о своей издательской деятельности и Мише, как раздался звонок, и толстый лысый человек, поприветствовав присутствующих, объявил конференцию открытой. Первый доклад делал Михаил Двинцев.
Тома зашептала Ляле на ухо:
— Я тебе дам свой телефон, и ты мне позвонишь как-нибудь вечерком, ладно? Очень не хочется опять потеряться! Сейчас мне пора бежать, вот только минуточку Двинцева послушаю, и привет. Между прочим, если не знаешь — восходящая звезда на научном небосклоне, мой хороший знакомый. У нас на него несколько заявок. Не только на конференции приглашают, зовут на семинары в Англию, в Америку. Он опубликовал несколько серьезных статей, сделал открытие, теперь пользуется спросом. Проблему с поездками придется решать срочно.
Ляля удивленно покосилась на Тамару, но та не отрывала глаз от сцены, на которой вот-вот должен был появиться Миша. Ляля снова отметила, что подруга очень хорошо выглядит. Та-ак, любопытная складывалась ситуация — ее подруга, а Мишина хорошая знакомая, собиралась что-то срочно решать относительно Мишиных поездок за границу. Еще любопытнее было бы узнать, в курсе ли сам Миша, что его приглашают в эти самые заграницы? Неужели знает и молчит? Да быть такого не может! А собственно, почему? Выдержка у него железная. Ляля на своем опыте убедилась. Так, значит, они вдвоем с Тамарой будут решать…
— А кто будет решать? Ты? — поинтересовалась Ляля. — Ты разве в математике что-то смыслишь?
— Я смыслю в людях, — с важностью ответила подруга, — это главное. Сейчас послушаю две секунды нашего докладчика и пойду заниматься другими вопросами первостепенной важности.
Обе они уставились на Мишу, который, непринужденно улыбаясь, подошел к кафедре и поднялся на нее. Оглядел зал, посмотрел в Лялину сторону и снова улыбнулся.
— Однако подлиза, — довольно усмехнулась Тамара, явно приняв улыбку на свой счет.
— Почему подлиза? — недоуменно спросила Ляля. — Ты же сказала, что хорошо его знаешь.
— Надеюсь узнать еще лучше, — весело отозвалась Тамара, и ее самоуверенная улыбка почему-то вдруг очень не понравилась Ляле, ей стало как-то обидно и неприятно. Дураку ясно, что Томка имеет на Мишу виды. И очень может быть, что от ее видов зависят его виды на будущее, в частности, на поездки…
Миша между тем заговорил очень спокойно и уверенно — преподавательская практика сказывалась, не один курс лекций прочитал перед разными аудиториями. Сказал несколько слов, ввел слушателей в курс дела, потом подошел к доске, взял мелок и застучал им, чертя график и выводя формулу.
— Ладно, больше нет смысла тут сидеть, — шепнула Тома подруге. — Пойду вертеть колесо истории. Держи, не потеряй, — она сунула Ляле свою визитку, — позвони обязательно.
Помахала и выскользнула за дверь, а Ляля, зажав в руке твердый кусочек картона, уставилась на Мишу и стала слушать, как он хорошо и четко говорит. Она чувствовала, что за его докладом следят очень внимательно, что напряжение в зале даже как будто растет, словно показывают увлекательный фильм, а не делается научное сообщение. Росло напряжение и у Ляли, только к докладу оно не имело ни малейшего отношения. Ляля вдруг поняла, что понятия не имеет о том, как прожил Миша те несколько лет, когда они разбежались. Кто был с ним рядом? Сколько у него было романов? Соседка тетя Оля дала ей понять, что немало. Потом подумала, что не хочет ничего знать. Хотя бы потому, что привет из прошлого мог прийти к ней в любой миг. Вот как сегодня. Она не могла сказать, что рада подобным приветам. Если честно, ощущение было пренеприятное. С облаков, по которым она поплыла вместе с Мишей, ее вдруг спустили на грешную землю. Интересно, кем же стала теперь Томочка и что на самом деле от нее зависит? Ляля раскрыла ладонь и уставилась на кусочек картона: «Тамара Семеныкина, заведующая иностранным отделом при…» — ну и так далее… Кто же знает, чего могут и чего не могут в нынешние времена заведующие?.. А сомнению не подлежит другое: Томка по-прежнему не замужем, так что Ляля вряд ли ошиблась насчет ее пристального внимания к восходящим звездам… Любопытно было бы узнать, надолго ли Мишу приглашают в чужие страны? И в какой сезон? Неужели летом? Ведь зимой он читает лекции у себя в институте, и начальство вряд ли его отпустит… И кто входит в состав делегации?.. Ляля вдруг почувствовала жгучую обиду. Как же так? У них, можно сказать, только-только медовый месяц начался! А Миша? Ему что, поездки за границу для научной карьеры необходимы? Он будет с Томкой кокетничать, а Ляля молчать и делать вид, что она знать ничего не знает? Много тревожных мыслей закрутилось в голове у Ляли. Вот уж недаром в народе говорят: запустили ежа под череп…
Миша у доски замолчал и опять улыбнулся. Ему захлопали, Ляля тоже захлопала вместе со всеми. Миша отыскал ее глазами, и она ему ответно улыбнулась. Объявили следующего докладчика, а Миша тем временем спустился в зал и сел рядом с Лялей на Томино место. Если спросить про Тому, что бы он ответил? Но вопрос задала не Ляля, а Миша.
— Ну как? — спросил он.
— По-моему, здорово, — ответила она. — А по-твоему?
— И по-моему, вроде сносно. А что тебя огорчило? — Миша мгновенно уловил Лялину душевную сумятицу. — Почему не свистнула?
Ляле шутить совсем не хотелось.
— Подругу институтскую встретила, она со мной неприятностями поделилась, вечером обсудим, ладно? — объяснила она и почувствовала, что у Миши сразу отлегло от сердца.
— Еще бы не ладно. Чем могу, помогу, и всегда с удовольствием.
«Нет уж, мой дорогой, помощи тут от тебя никакой не требуется, лучше держись от Томки подальше», — подумала про себя Ляля.
Миша взял ее за руку, а сам уже слушал докладчика, торопясь наверстать упущенное и вникнуть в суть.
— Я к Иринке побегу, освобожу Саню, — шепнула ему Ляля на ухо.
— Беги, беги, а я к вам только после вечернего заседания, — и сжал ее руку крепко-крепко и ласково.
Они тихонько сидели вместе, он — слушая и поглаживая Лялину руку, она — просто прижимаясь к его плечу.
Миша слушал все внимательнее и даже стал делать на программке какие-то пометки. А Ляля в уюте Мишиной близости сразу растеряла все тревожные мысли, они куда-то улетучились, разбежались, растворились.
Замолчал и этот докладчик, и ему тоже все захлопали. Ляля с сожалением вытащила свою руку из Мишиной и пошла к двери, приоткрыла, оглянулась — пока! — и закрыла за собой дверь.
Ни о чем не думая, она спустилась вниз по лестнице, вышла на улицу, добралась до метро, а пока ехала до своей станции, ее опять стали мучить тревожные, неприятные мысли.
Непредсказуемая штука — жизнь. Ничего не складывается так, как задумываешь. Ляля мечтала разделить с Мишей успех, а успех разделил их. Кто сказал, что счастье — сверкание золотых блесток, вечно радующих ум и сердце? Нет, оно скорее смерч песчинок, они сверкают на солнце, они царапают, они ранят, ты ведь так открыт, так уязвим! Но что тебе боль?! Ты шагаешь дальше среди сверкания и болезненных уколов, ты радуешься, что не один, что у тебя есть спутник, что по дороге вы идете рука об руку. И до тех пор, пока ты чувствуешь, что идете вперед вы вместе, вы и в самом деле вместе и в самом деле двигаетесь вперед. Но из множества песчинок может сложиться пустыня, и тогда зрячие расстаются, а слепые бредут, копя груз обид, сгибаясь под ним все ниже.
Ляля с Мишей едва приступили к изучению сложного искусства совместной жизни, которое возможно постичь, только живя совместно, и вот их уже подстерегала разлука. Они только что раскрылись навстречу друг другу, но им обоим было так нетрудно закрыться снова и отгородиться неуязвимостью.
Быт совсем непростая вещь, и нужно немало усилий, чтобы притереться друг к другу. Начало их совместной жизни было совсем не идиллическим. Один — сова, другой — жаворонок, один скор, но небрежен, другой медлителен, но основателен. Миша, например, относился к тем редким мужчинам, которые не оставляют свои носки под кроватями и креслами. А значит, как должны были раздражать его Лялины кофточки и юбки на спинках стульев! И раздражали. Его раздражение вызывало в Ляле ответное: разве может настоящий мужчина обращать внимание на такие мелочи? Мишу она зачислила в придиры и зануды и яростно боролась с его недостатками: придирчивостью и занудством. Да, именно так когда-то начиналась их семейная жизнь и кончилась тем, что они расстались. А теперь? Теперь Ляля следила, чтобы кофточки не разбегались по стульям, а Миша ее удерживал: «Оставь, пусть со мной побудут, нам вместе уютнее». Потом они переглядывались и хохотали.
— Что? Опять лбами столкнулись? — спрашивал Миша.
— А искры опять не посыпались, — отвечала Ляля.
Их радовала проснувшаяся в них готовность идти на уступки и приспосабливаться. Оказалось, что присматриваться к другому, угадывать его чувства, следовать новыми для себя путями так же увлекательно, как в запальчивости отстаивать свою правоту, обличать недостатки, подминать другого под себя.
— Хочешь, я открою тебе тайну вечного движения? — спросил как-то Миша, округлив глаза.