— Вероятно, следует объяснить, что Блумингтонская больница — это официальное название учреждения, которое оно носит последние годы. В просторечии же она больше известна по своему прежнему названию — Чоквудский сумасшедший дом.
— Чоквудский сумасшедший дом! — повторил Моллет. — Это то место, где сама мисс Дэнвил…
— Совершенно верно. И это печальное совпадение, если можно так его назвать, сказалось на наших отношениях неким необычным образом. Поначалу это было для меня весьма болезненно, поскольку напоминало о трагедии моей прошлой жизни…
— Одну минуточку, мистер Филипс. Я ценю вашу откровенность, но есть момент, который я хотел бы прояснить, прежде чем вы продолжите. Когда вы узнали о том, что мисс Дэнвил была пациенткой этого сумасшедшего дома?
— На довольно ранней стадии нашего знакомства, — ответил Филипс. — Я очень не хотел бы, чтобы по этому поводу возникли какие-нибудь недоразумения, инспектор. Мисс Дэнвил доверилась мне за несколько месяцев до своей смерти, а когда она узнала, что моя покойная жена была ее подругой по несчастью, это породило доверительные отношения между нами. О таких вещах не говорят при посторонних, поэтому мы не говорили об этом в присутствии мисс Браун. Полагаю, осведомленность мисс Дэнвил в том, что мой первый брак был омрачен прискорбным несчастьем, столь хорошо известным ей самой, способствовала ее благожелательному отношению к моим надеждам на вторую, более счастливую женитьбу. Однако хотел бы особо подчеркнуть, что официального диагноза моей жене никогда не ставили, она пребывала в больнице добровольно.
— Вы все очень четко объяснили, сэр, — сказал Моллет, подавляя зевок. Он находил велеречивость мистера Филипса довольно утомительной для столь загруженного дня. — Получается, именно вы пользовались доверием мисс Дэнвил больше, чем кто бы то ни было другой. Вероятно, вы сможете ответить вот на какой вопрос: было ли в ее прошлой или настоящей жизни что-нибудь, что могло для кого-то стать мотивом убийства?
Филипс покачал головой.
— Я сам себя постоянно об этом спрашиваю, — ответил он. — Кто мог протянуть преступные руки к этой безобидной, невинной женщине? Недоброжелатели у нее, конечно, были. Вы простите меня, инспектор, я не стану называть имен, они вам и так хорошо известны. Но это, в конце концов, совершенно другое дело. Признаюсь, я совершенно сбит с толку случившимся.
— Иными словами — нет, — едва слышно пробормотал Джеллаби, делая краткую запись в блокноте. У Моллета дернулся кончик уса, однако голос не дрогнул, когда он сказал:
— Еще только один вопрос, мистер Филипс. Где вы были днем в пятницу?
— Дайте вспомнить. Вы понимаете, конечно, что сегодня уже вторник, а до того как во вчерашних газетах появилось ужасное сообщение о результатах предварительного расследования, никто из нас не предполагал, что будет обязан отчитываться о своих передвижениях в определенный период времени.
— Вполне понимаю, мистер Филипс, но вы постарайтесь.
— Конечно-конечно. Днем в пятницу, после того как пообедал в столовой, я сидел, как обычно, за своим рабочим столом, что было приблизительно с двух пятнадцати до… Нет, постойте! Ведь именно в пятницу мисс Браун вернулась из своего отпуска. Да-да, теперь припоминаю.
— А какое отношение к этому имеет возвращение мисс Браун? — спросил Моллет.
— Очень простое. Поскольку мисс Браун уведомила меня телеграммой, что собирается приехать ранним поездом, я воспользовался обеденным перерывом, чтобы накоротке повидаться с ней в ее комнате сразу по ее возвращении. Точного времени назвать не смогу, но уверен, что она вам его упомянула.
Моллет ничего не сказал, но Джеллаби не сумел скрыть удивления, что было тут же замечено Филипсом.
— Так она вам не сказала? — воскликнул он. — Как странно. Впрочем, понимаю. Глупышка явно полагала, что, сообщив о моем присутствии в этой части здания, может косвенным образом бросить на меня тень подозрения. Надеюсь, вы не поставите ей это в вину, инспектор. В сложившихся обстоятельствах подобное сокрытие информации вполне естественно, ведь ее так легко истолковать превратно. Я действительно искренне надеюсь, что вы закроете на это глаза.
— Предположим, — сказал Моллет. — Однако попрошу вас очень коротко, но точно рассказать, как было дело.
— Все очень просто. Мисс Браун, как я уже сказал, сообщила мне, что возвращается ранним поездом. Мой рабочий стол по счастливой случайности находится возле окна, которое смотрит на главный вход. Я очень хотел перекинуться с ней несколькими словами наедине сразу по ее возвращении, поэтому, увидев, что она вошла в здание, под каким-то предлогом отлучился, спустился по лестнице и пошел в ее комнату. Пробыл я там всего несколько минут и вышел, если память мне не изменяет, как раз перед тем, как поблизости засвистел знаменитый теперь чайник. Понимаю, — сокрушенно добавил мистер Филипс, — это ставит меня в затруднительное положение, поскольку я оказался в непосредственной близости от… от события и по месту, и по времени, но я чувствую себя обязанным абсолютно честно рассказать, как все было на самом деле.
— Не видели ли вы кого-нибудь вблизи буфетной? Или, может быть, что-то слышали?
— Нет. И должен добавить с полной уверенностью, что никто не видел и не слышал меня.
— Вот как?
— Я умею передвигаться бесшумно, а в данном случае, честно признаться, желания привлечь к себе внимание у меня не было. Люди любят болтать, а с меня и так уже достаточно сплетен вокруг нас с мисс Браун. А особенно мне не хотелось, чтобы мой приход заметил мистер Петтигрю. Я уже имел одну случайную встречу с ним перед дверью комнаты мисс Браун, что всех нас поставило в неловкое положение. Мне вовсе не хотелось повторения.
— Ясно. — Моллет на миг задумался, и это дало шанс Джеллаби вступить в беседу.
— Чего я не могу понять, — сказал он, — так это того, зачем было предпринимать все эти меры предосторожности, если вы все равно увидели бы ее вечером в гостинице. Ничего ведь срочного быть не могло, не так ли?
Филипс улыбнулся.
— Согласен, — ответил он, — но веская причина для этого существовала. Как я уже сказал, мне хотелось поговорить с мисс Браун наедине. Обстановка же в служебной гостинице «Фернли» не слишком подходит для приватного разговора.
— Что вы имеете в виду? — нетерпеливо спросил Джеллаби.
— Только мисс Дэнвил. Она была человеком добрейшим и дорогим другом для нас обоих, но не всегда сознавала, что ее присутствие могло порой быть излишним. Вот почему в данном случае, как случалось и прежде, я был вынужден против своей воли посягнуть на рабочее время мисс Браун.
— Благодарю вас, мистер Филипс, — сказал Моллет. — Есть ли еще что-нибудь, что вы хотели бы нам сказать?
— Думаю, нет… За исключением того, что хочу еще раз попросить вас не устраивать осложнений для мисс Браун за ее неблагоразумное, но вызванное самыми благими намерениями сокрытие факта нашей встречи в пятницу днем. Я знаю, что в результате случившегося она пребывает в большом нервном напряжении, так что, надеюсь, вы не станете судить ее слишком строго.
— Мы оставим этот вопрос на наше усмотрение, сэр. Всего хорошего.
— Бойкий, — таков был вердикт инспектора Джеллаби, когда дверь за Филипсом закрылась. — Слишком бойкий, на мой взгляд.
— Да, у него есть ответы на все вопросы, — согласился Моллет.
— Но зачем такие длинные речи там, где достаточно короткого «да» или «нет»? Я всегда терпеть не мог болтунов, однако некоторые люди так уж устроены. И есть еще одна странность в том, что он нам поведал. Не сомневаюсь, вы тоже это заметили.
— Вы имеете в виду несоответствия между его рассказом и рассказом мисс Браун?
— Совершенно верно. Они противоречат друг другу во всем.
— Давайте разберемся, — сказал Моллет. — Начнем с того, что касается его встречи с мисс Браун в ее комнате в пятницу днем. Рискну предположить, его объяснение того, почему она о ней не упомянула, правдиво. Ну а то, что он добровольно рассказал об этой встрече, говорит в его пользу. Теперь перейдем к расхождениям между тем, что рассказывала им о себе мисс Дэнвил.
— Именно на это я обратил внимание в первую очередь, — вставил Джеллаби. — Оба они претендуют на то, чтобы считаться лучшими друзьями мисс Дэнвил, но создается впечатление, будто они говорят о двух разных людях. Мисс Браун отрицает ее психические отклонения, а Филипс относится к ней как к человеку из сумасшедшего дома. Мисс Браун она рассказывала о своем романе, а ему, похоже, даже не упоминала о нем. И наконец, выходит, что каждого из них она побуждала к браку, выдвигая разные причины.
Моллет рассмеялся:
— Ну, в этом я не вижу ничего необычного. Естественно, она подстраивалась к каждому из них разными своими сторонами. Единственное, что меня действительно удивляет, так это то, что Филипс даже не намекнул мисс Браун на то, что их подруга лежала в психиатрической больнице. Должно быть, он очень осмотрительный человек.
— И очень себе на уме, — убежденно сказал Джеллаби. — Однако могу сказать вам, в чем совпадают их истории, а также и истории всех остальных.
— И в чем же?
— В том, что у них нет алиби. Ни одна живая душа из тех, с кем мы встречались, не считая управляющего, не может представить достоверного алиби на время убийства. Это поразительно, и у меня такое ощущение, что это сильно осложнит дело.
— Что ж, быть может, кто-то из оставшихся сможет предъявить нам алиби, — предположил Моллет. — Нам ведь предстоит побеседовать еще с несколькими лицами. Не знаю, как вы, а я склонен следующим попытать мистера Иделмана.
Глава шестнадцатая. Иделман, Вуд и Рикаби
— Итак? Зачем я вам понадобился?
Интонация Иделмана была менее воинственна, чем его слова. Он, скорее, производил впечатление человека доброго, но чрезвычайно занятого, которого некстати отвлекли от работы в очень важный момент, вынудив уделить внимание детям. Кое-какое внимание он был готов им уделить, если так уж необходимо, но при этом был раздосадован.