У Петтигрю голова пошла кругом. Он воображал Тисбери тихой гаванью, однако теперь тот представлялся водоворотом активности, в сравнении с которым улей показался бы вымершим. Очень скоро он узнал, что в отличие от улья Тисбери обязывает к работе оба пола. Британский легион имел тут свое отделение. Леди Ферлонг упомянет про Петтигрю полковнику Сэмпсону, который живет чуть дальше по той же улице. Петтигрю как раз из тех, кому будут рады в Комитете. Полковник — местный секретарь, весьма ценный человек. И такой добросовестный. Он даже брал уроки машинописи, чтобы управляться с работой. К счастью, теперь необходимость отпала, ведь бумажную сторону взяла на себя миссис Пинк.
— Кто она, эта миссис Пинк? — рискнул поинтересоваться Петтигрю. Он успел заметить, что она была секретарем отделения Ассоциации нравственного благополучия, а кроме того, казначеем Комитета друзей Тисового холма. — Она весьма важная особа? Жена пастора?
— Господи, помилуй, нет! — Леди Ферлонг позволила себе посмеяться над его неведением. — Священник холостяк, слава богу. А что до важной… Я бы миссис Пинк так не назвала. Но она очень добрая, достойная и полезная дама. (Если такая череда прилагательных не определила место миссис Пинк, то никакие другие слова не помогут.) Даже не знаю, как бы я без нее обходилась. Она в деревне всего три или четыре года, но уже стала совершенно незаменимой. Миссис Пинк вдова и целиком отдает себя добрым делам.
Покончив с характеристикой миссис Пинк, леди Ферлонг собралась уходить. Петтигрю проводил ее.
— У вас отсюда прекрасный вид, — с ноткой снисходительности заметила она на крыльце. — Конечно, не такой, как у меня. Из моих окон видно гораздо больше Друидовой поляны и меньше голого склона. Думаю, так много лучше. Можно почти забыть про отдыхающих.
— Да, кстати, — сказал Петтигрю, — кто живет в доме на вершине? Кажется, он называется «Альпы».
— Миссис Рэнсом, — ответила леди Ферлонг. — Уверена, вашей жене не захочется с ней встречаться. До свидания, мистер Петтигрю. Очень рада была познакомиться.
Она забралась в свой древний двухместный автомобиль, не оставив Петтигрю сомнений в том, что миссис Рэнсом не могла занять какое-либо «место», поскольку занимала самую нижнюю ступень.
— Ах да! — крикнула из машины леди Ферлонг. — Забыла сказать вашей жене: если вам понадобится курица, обращайтесь к мистеру Уэндону — участочек у подножия холма.
— По-моему, я его видел, — сказал Петтигрю. — Худосочный малый со светлыми волосами?
— Он самый. Упомяните мое имя, и он выберет вам хорошую. Мне нравится по возможности помогать ему. Странно, не правда ли, — она понизила голос, чтобы озвучить прискорбный факт, — что он воспитывался с моим племянником в Хэрроу[25].
Печально качая головой от того, что некоторые люди не умеют удержать свое место, она уехала.
Петтигрю все еще восхищался игрой вечернего света на склоне, когда зазвонил телефон. Он уже повернулся, чтобы войти в дом, но столкнулся с выходящей к нему Элеанор.
— Кто-то тебя спрашивает, — сообщила она. — Сказали, что из приемной лорд-канцлера.
Если высокий титул на Элеанор произвел хоть какое-то впечатление, то муж лишь безразлично пожал плечами.
— Когда-то от подобного сообщения я был бы на седьмом небе, — усмехнулся он. — Но в моем возрасте ожидать от них чего-то слишком поздно. Тем не менее…
Он вошел в дом и взял трубку.
— Петтигрю… Ах вот как? Очень жаль. Надеюсь, не сильно?.. Понимаю. Да, я вполне справлюсь. Где, вы сказали?.. Дидфорд? Вполне доступен. Я там буду… Да, квитанции о расходах пришлю вам… Очень хорошо. До свидания.
Трубку он повесил со странным выражением лица — отчасти горьким, отчасти удивленным. Потом сел и расхохотался.
— В чем дело? — спросила Элеанор.
— Джефферсон заболел. Его только что увезли в больницу с язвой двенадцатиперстной кишки.
— Звучит не слишком смешно. Кто этот бедный мистер Джефферсон?
— Он не мистер. Он судья суда графства. Они хотят, чтобы я его подменил. Семь гиней в день плюс расходы. Открытие сессии в Дидфорде завтра. Как ты и сказала, ничуть не смешно. Но все-таки…
Петтигрю высморкался, протер очки и снова посерьезнел.
— Двенадцать… нет, тринадцать лет назад я подавал на эту должность, — продолжил он. — Меня отклонили — думаю, потому что, мол, староват, к тому же считали хитрецом. Если бы вместо Джефферсона взяли меня, я уже почти заработал бы пенсию. А теперь он заболел, и хотят, чтобы я заменил его. Ну не странная ли штука жизнь?
Петтигрю взглянул через окно на длинный гребень Тисового холма, четкий и ясный на фоне темнеющего неба.
— Мне его будет не хватать, — вздохнул он. — А впрочем, суд — это тоже способ познакомиться с соседями.
Глава вторая. Менделизм в суде графства
Дидфорд — его полное название Дидфорд-Парва (Дид-форд-Магна — крошечная и всеми забытая деревушка выше по долине) — маленький ярмарочный городок, деловой и торговый центр округа, в котором находится Тисбери. А еще это центр окружного судопроизводства. Местные судьи на еженедельных сессиях разбирают тяжкие и мелкие уголовные нарушения жителей округа. Их гражданских диспутов едва хватает для оправдания визита судьи из суда графства раз в месяц. Фрэнсис Петтигрю, недавно назначенный заместитель этого судьи, занимая свое кресло в захудалом зальчике, подумал, что ему даровано малой кровью быть посвященным в таинства судопроизводства. Список дел на слушание был коротким, и, помимо полудюжины стряпчих, сидевших за отведенным им столом, собралось не более двадцати человек.
— Слушается дело, — рявкнул секретарь суда откуда-то из-под судейского возвышения, — «Спокс против Грэнтли». — Он повернулся и сунул на стол судье голубую бумагу.
На место свидетеля прошел вразвалочку кряжистый пожилой человек, похожий на бродягу, и не успел Петтигрю опомнится, как слушания начались.
Встал стряпчий с лицом как у крысы:
— От имени кредитора, ваша честь. Мистер Грэнтли, вы должны пятьсот девятнадцать фунтов. Вы в состоянии заплатить?
— Фунт в месяц, — спокойно ответил мистер Грэнтли.
— Сколько? — ахнул Петтигрю.
Очевидно, сочтя, что заместитель глуховат, представитель кредитора прогремел:
— Он предлагает фунт в месяц. Ваша честь поднимет до тридцати шиллингов?
— Да, если хотите, — слабо выдавил Петтигрю.
Обе стороны как будто были полностью удовлетворены. Кряжистый отрывисто кивнул и вразвалочку покинул суд. Петтигрю во все глаза смотрел ему вслед, недоумевая, какой тайной магией он выманил кредит пятьсот девятнадцать фунтов. Мистеру Грэнтли было уже за шестьдесят. Если платить по такой мелкой ставке, сколько ему стукнет к тому времени, когда его долг наконец будет уплачен? Он старался подсчитать это в уме, когда вдруг сообразил, что голубой листок исчез и его место занял другой.
— «Инглсон против Уотса», — возвестил секретарь.
Красномордый вскочил снова:
— Должник не явился. Перенос на следующее заседание с обычным уведомлением?
— Как вам угодно, — ответил Петтигрю. Право же, синекура да и только. Он взял себе на заметку спросить у секретаря, что такое «обычное уведомление».
Еще три или четыре должника стремительно сменили друг друга на месте свидетеля. Все они задолжали суммы, головокружительно несоизмеримые с их доходами, у каждого имелось не менее четырех малолетних детей, которых надо кормить, и их долги касались в основном удовлетворения таких жизненных потребностей, как телевизор или обеденный гарнитур. Их кредиторы — или, как правило, представители кредиторов — охотно соглашались на предложения, обещавшие им возмещение в среднем за двадцать пять лет, в том случае, конечно, если выплаты будут производиться.
«Почему я всю жизнь тратил время и силы на оплату счетов? — подумал Петтигрю. — Просто уму непостижимо». Он приказал отправить еще одно обычное уведомление, а затем выпрямился, услышав знакомую фамилию.
— «Мил и Молт лимитед» против Уэндона».
Синий листок запротоколировал решение о взыскании двадцати пяти фунтов двенадцати шиллингов восьми пенсов.
— Мистер Уэндон, как вы предполагаете выплатить свой долг?
Мистер Уэндон не предложил какой-либо суммы в месяц. Он просто обратил пару честных голубых глаз на судью и произнес:
— Факт в том, ваша честь, что корм был отвратный. Определенно плесневелый.
— Суть не в этом, — вмешался стряпчий — на сей раз не крысомордый, а багровощекий с усами, — который, как видно, делил с первым бо́льшую часть этой неблагодарной практики. — Совершенно не в этом. И против вас выдвинуто…
— Я едва из-за него трех молоденьких свинок не лишился, — продолжил мистер Уэндон. — Пришлось звать ветеринара. Я еще должен ему пятерку за труды.
Слушая, как он говорит, нетрудно было поверить, что Горацио Уэндон воспитывался с племянником леди Ферлонг в Харроу. Внешне, однако, он делал мало чести этой или другой привилегированной частной школе. Одет был, возможно, чуть лучше мистера Грэнтли, но только самую чуточку, и был значительно грязнее. От места дачи показаний попахивало свиным навозом. Его лицо было не лишено достоинства, однако имело безошибочное выражение человека, глубоко обиженного и смирившегося с тем, что его обида никогда не получит возмещения.
— Давайте-ка проясним, — произнес Петтигрю. — Насколько я понимаю, это счет за корм, поставленный вам…
— Если вы называете это кормом, то да.
— За который вы не заплатили.
— Конечно, нет. Вы заплатили бы?
— Давайте пока меня не касаться. Долг подали к взысканию?
— Вот именно.
— Вы сказали судье, что корм был некачественный?
— Сказал судье? Нет, меня там не было. У меня в тот день, кажется, свинья должна была пороситься. В общем, я не пошел.
— И вам не пришло в голову проконсультироваться у юриста?
— Юриста? — Лицо мистера Уэндона являло собой верх презрения. — Нет уж, спасибо. С меня юристов хватит.