— Мне не хотелось бы вас задерживать, потому что я знаю, как вы будете заняты на этой стадии расследования. По сути, это самое обычное любопытство с моей стороны. Просто расскажите коротко про миссис Пинк.
Суперинтендант начал излагать результаты утренней работы настолько лаконично, насколько мог, под насмешливым взглядом начальника. Главный констебль слушал не прерывая.
— Прекрасно, — произнес он, когда Тримбл замолчал. — Разумеется, вы будете держать меня в курсе, как продвигается расследование. Похоже, дельце скверное. И у меня такое чувство, что за этим убийством скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Ради вас, мистер Тримбл, я склонен надеяться, что так оно и будет. Жаль было бы прерванного отпуска из-за нестоящего дела. Кстати, вы пока ничего не сообщили мне про миссис Пинк.
— В настоящий момент мне нечего сообщить, сэр. Она была вдовой, жила одна в маленьком коттедже в Тисбери. Свидетели, которых я успел опросить, высоко о ней отзывались. Пока не прошло достаточно времени, чтобы объявились родственники.
— Вдова. И жила одна, — задумчиво повторил Макуильям. — Однажды я с ней встречался. Миссис Пинк пришла ко мне с подпиской на какое-то доброе дело. Мне она показалась кое в чем примечательной женщиной… Вы уже побывали в ее коттедже? — внезапно спросил он.
— Я намерен поехать туда сегодня вечером. После того как…
— Не хотелось бы менять ваши планы, суперинтендант, но, по-моему, разумнее было бы не откладывать поездку туда даже до сегодняшнего вечера. Не забудьте, она жила одна.
— Вы полагаете, сэр…
— Я думаю, в лучшем случае, вы обнаружите, что все вокруг домика заполонили джентльмены из прессы. В худшем… Вдруг кто-нибудь интересуется коттеджем миссис Пинк! Я не говорю, что вы должны ехать туда сами немедленно. Однако я рекомендовал бы, чтобы кто-то приглядывал за ним, пока вы не возьмете дело в свои руки. Естественно, решать исключительно вам, но…
— Я поеду сам, сэр, — ответил Тримбл. — Сейчас же.
Тримбл в большой спешке преодолел пятнадцать миль, отделяющие Маркгемптон от Тисбери. С собой он прихватил угрюмого сержанта Брума, которого нашел в столовой штаб-квартиры наслаждающимся сравнительной роскошью обеда, приготовленного не миссис Брум. Они приехали в деревню, когда в соборе завершилась трехчасовая служба Страстной пятницы. У церковных ворот беседовали прихожане. Справившись о дороге, Тримбл двинулся дальше. Свернув в нужный проулок, он с облегчением обнаружил, что коттедж, на который ему указали как на принадлежащий миссис Пинк, как будто не тронут. Группка местных жителей, сплетничавших неподалеку, и несколько детей, выглядывавших в открытые окна, были единственным свидетельством того, что с этим непритязательным домиком что-то неладно.
Как приятно обнаружить, что ради разнообразия начальник ошибся, подумал Тримбл, нашаривая в кармане ключ. Только зря потратил время. Его можно было бы употребить в ином месте с большей пользой, а не бросаться сюда в погоне за сенсацией. Вернувшись, он намекнет Макуильяму — очень деликатно, конечно, — что кое-кто бывает чересчур умным, на беду себе и другим. Такая перспектива очень его порадовала, и, переступая порог дома и делая первые шаги по маленькой гостиной, Тримбл уже мысленно составлял подходящие фразы.
Ему едва хватило времени осмотреться, как вдруг послышался звук мотора и в комнатке потемнело. Подойдя к окну, он понял, что доступ свету закрывает огромный открытый грузовик, доверху груженный мебелью и утварью. Из кабины вышли трое: невысокий пожилой мужчина с ярко-желтыми волосами, молодой человек и юная женщина с крохотным младенцем на руках.
— Разгружай поживей! — резко бросил пожилой.
Молодой человек начал распутывать сеть веревок, которая удерживала груз в кузове. Женщина осталась на тротуаре наблюдать за ним. Младенец заплакал.
Пожилой пошарил в карманах, извлек связку ключей и направился к входной двери.
— Что за… — пробормотал Тримбл.
— Похоже, мы поспели как раз вовремя, — бестактно заметил сержант Брум.
Суперинтендант оказался у двери, когда ее распахивали снаружи, и двое мужчин едва не столкнулись на пороге.
— Эге! — воскликнул один из них. — Это еще что?
— Вы кто такой? — спросил Тримбл.
— Ну и вопрос! Вы-то кто будете, хотелось бы знать?
— Офицер полиции.
— Вот как, полиции? Тогда хотелось бы знать, что вы делаете в моем доме? У вас есть ордер на обыск?
— В вашем доме? — Тримбл был ошарашен. Неужели он чудовищно сплоховал? — Мне сказали, это дом миссис Пинк.
— Был… До сегодняшнего утра. Я домовладелец… Фамилия Тодман. Она получила извещение о съезде несколько месяцев назад. Теперь ее нет, и моя Марлен въезжает… Уже несколько недель назад вселилась бы, будь на свете справедливость. Складывай на мостовую, Чарли, — добавил он через плечо зятю. — Вещи старушки Пинк мы мгновенно отсюда выкинем, дайте только машину разгрузим. Вот как обстоят дела, мистер… Я въезжаю, и все тут.
— Вы не можете войти сейчас, мистер Тодман, — заявил Тримбл.
— Не могу? Кто говорит, что не могу? — Голос Тодмана стал на полтона громче. — В свой собственный дом? Закон на моей стороне, скажу я вам.
Ситуация быстро становилась напряженной. Поверх плеча Тодмана Тримбл видел, как у того за спиной с магической скоростью собирается толпа любопытных. Марлен, воплощение земных горестей, с вопящим младенцем у груди, сделалась центром скопления сочувствующих. Ее муж за баррикадой мебели на мостовой бодро разговаривал с двумя мужчинами, по всем признакам — газетными репортерами. Где-то на заднем плане слышалось постоянное щелканье фотоаппарата.
Тримбл отчаянно старался выиграть время.
— Послушайте, мистер Тодман, — произнес он убедительным тоном, — после случившегося мне нужно просмотреть вещи миссис Пинк. Вы должны понять, мне не хочется арестовывать вас за то, что препятствуете исполнить мой долг…
Ему действительно не хотелось этого. Исходя из того, что Тримбл слышал, у мистера Тодмана было неоспоримое право на дом. А еще он не знал, до какой степени в его власти того сюда не пустить. Пока Тримбл говорил, неприятно всплыло воспоминание о недавнем деле, в котором полицейскому, находившемуся на территории частной собственности, вчинили иск за неправомочное вторжение и выиграли. Но мистер Тодман не дал ему времени на размышления.
— Так арестуйте меня! — пискнул он пронзительным фальцетом. — Арестуйте меня! Вы хотите сказать, я прикончил старуху?
— Давай-давай, Джессе! — крикнул кто-то из задних рядов. — Вмажь им!
Последовали взрывы хохота. Вероятно, деревня мечтала развлечься. В столь унизительную ситуацию Тримбл в жизни не попадал.
— Ну? — усмехнуся мистер Тодман, осмелевший от поддержки сзади. — Я жду. Вы собираетесь меня арестовать или нет?
В это мгновение, к бесконечному и пристыженному облегчению Тримбла, в дальних рядах зевак возникло движение, и он увидел, как через толпу приближается шлем констебля, а толпа при виде его смирно расступается. Под шлемом, насколько он знал, находилась голова полицейского констебля Меррета, одного из самых старых, медлительных и, по мнению суперинтенданта, глупых сотрудников в полиции. Констебль Меррет воплощал все, что Тримбл презирал в полицейском: неуклюжесть, невежество, отсутствие честолюбия и воображения. Однако Тримбл никогда в жизни не был кому-то так рад.
Толкая перед собой велосипед, Меррет медленно приближался к двери коттеджа. Он только что сменился с тяжкого дежурства в оцеплении на месте убийства. Констебль сильно потел, но, судя по всему, это не слишком его волновало. Если Меррет и удивился, застав своего начальника в ловушке на пороге дома миссис Пинк, то ничем этого не выдал; впрочем, его лицо всегда было лишено какого бы то ни было выражения. Прислонив велосипед к стене дома, он подошел к двери и отдал честь.
— Добрый день, сэр! — сказал он самым будничным тоном.
Мистер Тодман повернулся на знакомый голос.
— Доброго дня, мистер Меррет, — произнес он спокойнее, чем все слышанное до сих пор от него суперинтендантом.
— И вам того же, мистер Тодман.
— Этот человек, — Тодман презрительно ткнул в сторону Тримбла большим пальцем, — утверждает, что я не могу войти в свой собственный дом.
— А-а! — задумчиво протянул констебль Меррет. Он шумно пососал нижнюю губу, предаваясь весьма непривычному для него процессу мышления.
Воцарилась тишина. Толпа, как заметил Тримбл, теперь притихла. Зеваки понимали, что с появлением их уважаемого констебля — настоящего полицейского в синей форме и в шлеме — перспектива любопытного мятежа стала совсем не привлекательной.
— А-а! — повторил Меррет. — Что скажете, мистер Тодман? Почему бы нам не войти и не обсудить спокойненько все с суперинтендантом? Уверен, вам не хочется, чтобы весь Тисбери про ваши дела знал, верно?
— Я только этого и хочу: обсудить все спокойно! — рявкнул Тодман. — Я с самого начала так говорил. Но этот чертов дурак собирается меня арестовать или еще что-то.
— Ну же, мистер Тодман, не годится так разговаривать с суперинтендантом, — невозмутимо откликнулся Меррет. — Давайте войдем, и рискну предположить, он будет не против, если и ваша Марлен тоже войдет… На улице становится зябко. А что до тебя, Боб Хоукинс, — крикнул он вдруг куда-то в толпу, — ты достаточно долго тут ошивался! Вали-ка домой. И своих друзей с собой прихвати!
Меррет не потрудился посмотреть, возымели ли действие его последние слова, но у Тримбла, когда он снова входил в коттедж с внезапно образумившимся мистером Тодманом, не возникло ни малейших сомнений, что Боб Хоукинс и его приятели отправились по домам, как им было велено.
В коттедже, когда мистер Тодман уселся в кресло миссис Пинк, а его внук замолчал, получая необходимое пропитание в кухоньке, Тримбл вновь почувствовал себя хозяином положения.
— Вы должны понять, мистер Тодман, — начал он. — Мне поручено расследование очень серьезного преступления — убийства. Чтобы выполнить свой д