— Похоже, в кухне какие-то неприятности, — сказал Роуз.
Неприятности в кухне, без сомнения, случились. Более того, произошли в тот самый момент, когда кухня должна была находиться на пике деловитой сосредоточенности — как раз перед началом подачи ужина. Как и следовало ожидать, инцидент в самом центре отеля вскоре охватил и другие его помещения. Появился старший официант, потом управляющий отелем торопливо порхнул через холл и исчез в направлении шума.
— Кажется, наш ужин могут задержать, — шепнул Петтигрю жене.
— Полагаю, просто шеф-повар проявляет темперамент, — улыбнувшись, ответила она.
— Возможно. Но если я не позабыл окончательно французский, там дело посерьезнее. — Он прислушался, оборачиваясь к входным дверям отеля. — Прости, я отлучусь на минутку, просто хочу посмотреть…
Петтигрю быстро вышел из бара и отсутствовал три с половиной минуты. Когда он вернулся, его лицо было серьезным.
— Так я и думал, — сказал он. — Все заполнено полицейскими.
Петтигрю говорил достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие. Миссис Рэнсом выпрямилась на стуле, ее лицо вдруг превратилось в застывшую маску. Роуз не переставал улыбаться, глядя в свой стакан, теперь уже пустой. Но в его улыбке было нечто неестественное, а взгляд был пустым, как и сам стакан.
Уэндон у стойки бара не шелохнулся, только еще больше втянул голову в плечи и, заказав следующий двойной виски у невозмутимого бармена, дрожащей рукой поднес стакан к губам.
— Я кое-кого встретил снаружи, — продолжил Петтигрю, — и пригласил к нам присоединиться. Он в скверном состоянии, поэтому я отправил его мыть руки. Вот и он.
— Годфри! — удивленно воскликнула миссис Рэнсом.
Сын даже не посмотрел в ее сторону, а направился туда, где находилась чета Петтигрю.
— Добрый вечер, — произнесла Элеанор. — Мы совсем уже утратили надежду вас увидеть.
Годфри был в смятении и говорил почти бессвязно:
— Извините, я не знал, что вы будете тут, конечно. Я хотел сказать… Боюсь, в каком-то смысле… Все это моя вина.
— Ужин подадут через несколько минут. Дамы и господа, прошу занять места. — Это в дверях столового зала возник метрдотель, возбужденный, но обходительный.
Несколько гостей, неспешно собравшихся за последние несколько минут, последовали за ним с явным облегчением. Миссис Рэнсом хотела встать, но Роуз задержал ее:
— Раз уж мы здесь, надо досмотреть до конца. Начало многообещающее.
— Ваша вина? — переспросил Петтигрю. — Я правильно понял: это вы натравили полицию на злополучного повара отеля? И если да, то почему?
— Видите ли, закончив писать, я решил пойти прогуляться. Я воспользовался вашим биноклем… — Обернувшись, Годфри заметил Уэндона. — Боже! Какая неловкость! — забормотал он.
Петтигрю проследил за его взглядом и вдруг расхохотался.
— Из всех нелепых развязок! — воскликнул он. — Кажется, я понимаю! — Он обратился к Элеанор: — Пойдемте в зал. Годфри может объяснить все за ужином, воспользовавшись меню как подсказкой.
Неожиданно появился суперинтендант Тримбл. Сержант Брум едва не наступал ему на пятки. Главный констебль Макуильям занял позицию в дверях, ведущих к главному входу отеля.
— Мистер Уэндон? — произнес Тримбл. — Можно на два слова?
Повернувшись, Уэндон впервые посмотрел в зал. Его безвольное лицо раскраснелось, в нем читался вызов.
— Что? — спросил он.
— Если вы на минутку выйдете…
— Предпочитаю остаться здесь. Можете поговорить со мной тут.
Взгляд Тримбла на мгновение скользнул мимо Уэндона к двери. От главного констебля последовал едва уловимый кивок.
— Если вам угодно, — согласился суперинтендант. Прокашлявшись, он заговорил так, словно декламировал заранее заученный текст: — Я только что из помещения кухни этого отеля, где конфисковал отруб недавно забитой свиньи, о происхождении которой повар не мог отчитаться. У меня есть причины полагать, что это вы снабдили повара означенной свининой, не имея на то требуемой лицензии, которая давала бы вам такое право. Мой долг предупредить вас, что все вами сказанное будет занесено в протокол и предъявлено как улика.
— Ха! Ха! — размеренно произнес Уэндон.
— Что вы сказали?
— Я сказал: «Ха! Ха!» Можете заносить в протокол и предъявлять как улику, если пожелаете. И добавить: если повар утверждает, что свинина от меня, то он чертов лжец.
— Тогда объясните, что повар делал сегодня вблизи вашей фермы?
— Его там не было.
Тримбл протянул руку сержанту Бруму. С видом фокусника сержант извлек откуда-то газету, внешние листы которой были испачканы кровью.
— Порция означенной свинины, — продолжил Тримбл, — была завернута в газету, которую я сейчас вам показываю. Это номер «Дидфордс эдвертайзер» за позапрошлую неделю, и на первой странице написана карандашом ваша фамилия. Очевидно, ее написал владелец газетного киоска, доставивший вам газету. Объясните, как получилось, что мясо было завернуто в эту газету, мистер Уэндон?
Уэндон помолчал, а потом вздохнул.
— Ладно, — кивнул он и медленно осмотрел помещение, с усталым презрением скользнув взглядом по всем присутствующим. — Надеюсь, все получают удовольствие при виде того, как закон преследует порядочного фермера. Роуз, мошеннически лишивший меня и других многих тысяч фунтов. Миссис Рэнсом, которая ждет не дождется купить фунт-другой мяса из-под полы. Все вы смотритесь сейчас добродетельно. Особенно этот треклятый ханжа-молокосос… Полагаю, это вы шпионили сегодня за моей фермой с биноклем? Вас за это следует благодарить?
— Вы готовы сделать заявление, мистер Уэндон?
Сержант Брум уже держал наготове блокнот, над которым занес карандаш.
— Почему бы и нет? Что хотите от меня услышать?
Опираясь на стойку, Уэндон начал давать показания сержанту. Потом Петтигрю, в первый и последний раз, вмешался в ход событий. Прихватив с собой Годфри, он отошел к двери и сказал вполголоса несколько фраз Макуильяму.
— Благодарю вас, сэр, — отозвался главный констебль. — Как раз то, что мне было нужно. Мистер Тримбл, не одолжите мне на минутку вещественное доказательство?
Некоторое время он изучал окровавленные газетные листы, а потом удовлетворенно кивнул. Дождавшись, когда Уэндон закончит, а сержант Брум уберет блокнот, он шагнул к фермеру и сказал тихо, почти небрежно:
— Есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы вас спросить, мистер Уэндон. Это та самая газета, это ее вы читали у себя в машине возле «Альп» в тот день, когда привезли миссис Пинк? В день, когда она была убита?
Уэндон молчал. Какой-то странный, сдавленный звук вырвался у него из горла.
— В ней есть заметка, где говорится, что мистер Роуз подарил местному музею карикатуру на Генри Спайсера. Вы ее прочитали?
И снова ответа не последовало, но Уэндон словно съежился, будто одежда стала вдруг слишком для него велика.
— Вы, конечно, знали, что портрет находился в собственности миссис Пинк, поскольку видели его у нее дома. Она объяснила, что вся обстановка принадлежит ее мужу. Заметка в газете подсказала вам, что миссис Пинк жена мистера Роуза. Вот почему вы решили убить ее.
Повисла долгая и гнетущая пауза, нарушаемая лишь шумом затрудненного дыхания Уэндона.
— Вы убили ее, Уэндон, какой бы доброй и невинной она ни была, просто потому, что ее муж должен был вам деньги. Ваши попытки получить что-либо от него обернулись неудачей, ведь все свое имущество он перевел на жену. Вы сочли, что после ее смерти оно к нему вернется и тогда вы и другие кредиторы сможете до него добраться. Много вы бы не получили, потому что вы только один из сотен, у кого есть права на суммы из наследства. А вот если бы вы оставили ее в живых, миссис Пинк выплатила бы вам все причитающееся до последнего пенни, потому что пожалела вас. Вы потеряли восемь тысяч фунтов, Уэндон, только потому, что были алчны и черствы, хотя деньги сами шли вам в руки.
И тут Горацио Уэндон заговорил.
— Неправда! — воскликнул он. — Скажите мне, что это неправда! Восемь тысяч триста четырнадцать фунтов! Она собиралась отдать их мне? Боже! Что я наделал!
— Я еще не закончил, — безжалостно продолжил Макуильям. — Вы могли бы выйти сухим из воды, если бы не решились на крайне очевидную ложь, понимаете? Но вы сочли, что должны солгать, если хотите пожать плоды своего преступления. Решив, что мистер Роуз арестован, вы явились с выгораживающими его показаниями — показаниями совершенно ненужными, потому что имелся говоривший правду свидетель, который сообщил то же самое. Почему вы так поступили? Потому что сообразили, что единственный человек на свете, которого никак нельзя допустить до тюрьмы, — мистер Роуз. Если Роуз будет приговорен за убийство жены, то ни он, ни его наследники ничего из ее наследства не получат. Вы остались бы на прежнем месте, должником без гроша за душой. Надо отдать должное вашему уму, Уэндон, что вы это поняли, но тем не менее эта ложь стала для вас фатальной.
Петтигрю пробормотал что-то себе под нос. Стоявшая около него Элеанор была единственной, кто разобрал его слова, и они ее озадачили.
Уэндон молчал. С видом полнейшего отчаяния он медленно сделал несколько нетвердых шагов. Тримбл подхватил его под одну руку, Брум — под другую, и, волоча ноги, он без сопротивления позволил себя увести.
— Фрэнк, — произнесла Элеанор, — что означали твои слова?
— А разве я что-нибудь говорил?
— Перед тем как полицейские его увели, я отчетливо слышала, как ты что-то сказал. Прозвучало как «Криппен».
— Если это прозвучало, то, наверное, так и было.
— Но при чем тут Криппен? Я про него знаю, кто не знает? Он отравил свою жену из любви к мисс Ле Нев, которую, одев как мальчика, повез в Америку. Но Скотленд-Ярд послал радиограмму на корабль…
— Совершенно верно. Как ты заметила, про Криппена многим известно. Но не каждый знает про Криппена все. К несчастью для Уэндона, главный констебль как раз знает.
— Хотелось бы послушать, что такого было в Криппене, чтобы он хотя бы чем-то походил на мистера Уэндона. Потому что я решительно ничего не понимаю.