[430].) Часть вины лежит на Джейн Фонде, Майкле Дугласе и продюсерах фильма-катастрофы «Китайский синдром» (1979) – свое название он получил из-за того, что расплавленное ядерное топливо при аварии должно предположительно прожечь Землю насквозь и вырваться на поверхность в Китае, сделав необитаемой «территорию размером с Пенсильванию». По ужасному совпадению через две недели после выхода ленты на АЭС Три-Майл-Айленд в центральной части Пенсильвании произошла авария с частичным расплавлением активной зоны ядерного реактора. В итоге в обществе воцарилась паника, а сама ядерная энергетика начала восприниматься как источник страшных опасностей.
Про ситуацию с изменением климата часто говорят, что больше всех ею напуганы самые осведомленные, но с ядерной энергетикой дело обстоит наоборот: те, кто знает больше всех, боятся меньше всего[431]. Как и в случае с нефтеналивными танкерами, автомобилями, самолетами и заводами (глава 12), инженеры учатся на опыте прежних катастроф и критических ситуаций, эффективно работая над безопасностью атомных реакторов. Риск аварий и загрязнения удалось довести тут до уровня, который куда ниже рисков, связанных с использованием ископаемого топлива. Это касается даже радиоактивности, которая является естественным свойством летучих зол и дымовых газов, образующихся при сгорании угля.
Тем не менее ядерная энергетика – это дорогое удовольствие, в первую очередь из-за необходимости преодолевать многочисленные законодательные препоны, тогда как конкурентам заведомо дан зеленый свет. Кроме того, теперь, после длительного перерыва, американские атомные электростанции строятся частными компаниями по собственным нестандартным проектам, а это значит, что их создатели не обладают всеми накопленными на сегодняшний день инженерными знаниями и не используют оптимальные методы проектирования, производства компонентов и строительства. Швеция, Франция и Южная Корея, напротив, построили десятки стандартизированных реакторов и теперь получают дешевое электричество вкупе с устойчиво низкими выбросами углекислого газа. Как сформулировал Иван Селин, бывший член Комиссии по регулированию ядерной энергетики США, «у французов два вида реакторов и сотни видов сыров, а в США все наоборот»[432].
Для того чтобы ядерная энергетика смогла сыграть решающую роль в процессе декарбонизации, ей придется в конце концов отказаться от технологии легководных реакторов второго поколения. (К «первому поколению» относятся прототипы 1950-х и начала 1960-х годов.) Вскоре заработают несколько реакторов третьего поколения, созданных на основе существующих моделей, но более безопасных и эффективных, однако пока их преследуют многочисленные накладки в ходе финансирования и строительства. Понятие «реакторы четвертого поколения» объединяет полдюжины новейших разработок, благодаря которым АЭС станут скорее изделием массового производства, нежели произведением инженерной мысли, воспроизводимым лишь в нескольких экземплярах[433]. Один из проектов подразумевает конвейерное производство на манер реактивных двигателей, упаковку в грузовые контейнеры, перевозку по железной дороге и установку на баржах, стоящих в море неподалеку от крупных городов. Это позволит преодолеть сопротивление тех, кто не желает никакого нового строительства в своем городе. Кроме того, такой барже не страшны шторма и цунами, а после окончания срока эксплуатации реактора ее легко отбуксировать к месту разборки. Другие реакторы четвертого поколения смогут размещаться под землей, охлаждаться инертными газами или солевыми расплавами, которые не нужно держать под давлением, постоянно дозаправляться засыпкой мелких частиц топлива вместо замены топливных стержней с отключением, дополнительно синтезировать водород (самое чистое топливо) и автоматически отключаться при перегреве без электропитания и человеческого вмешательства. Какие-то установки будут работать на относительно доступном тории, другие – на уране из морской воды, из списанного ядерного оружия (самая наглядная иллюстрация выражения «перековать мечи на орала»), из отработанных сердечников действующих реакторов или даже из собственных отходов – едва ли мы когда-нибудь ближе подойдем к созданию вечного двигателя, способного снабжать мир энергией многие тысячи лет. Даже от управляемого термоядерного синтеза, про который уже давно шутят, что «до него всегда еще тридцать лет», на этот раз нас, возможно, действительно отделяют тридцать лет (или даже меньше того)[434].
Плюсам высокотехнологичной ядерной энергетики нет числа. Большая часть усилий по предотвращению глобального потепления направлена на законодательные изменения (например, введение платы за выбросы), которые по-прежнему вызывают много дискуссий и которые даже при наилучшем раскладе будет проблематично осуществить по всему миру. Более экологичный источник энергии с более низкой себестоимостью и более высокой плотностью, чем у ископаемого топлива, найдет спрос сам по себе и не потребует ни титанических усилий политиков, ни беспримерной международной кооперации[435]. Он не только смягчит всемирное потепление, но и принесет нам много иных преимуществ. Жители третьего мира смогут перескочить через несколько ступеней энергетической лестницы и поднять свой уровень жизни до стандартов западных стран, не задыхаясь в угольном дыму. Дешевое опреснение морской воды, которое представляет собой крайне энергозатратный процесс, позволит орошать сельскохозяйственные угодья и преодолеть дефицит питьевой воды. Кроме того, снижение потребности в водохранилищах и гидроэлектростанциях позволит снести плотины, восстановив течение рек к озерам и морям и вернув к жизни целые экосистемы. Команда, которая обеспечит миру чистую и доступную энергию, окажет человечеству бóльшую услугу, чем все святые, герои, пророки, мученики и лауреаты прошлого, вместе взятые.
Такими первопроходцами могут стать стартапы изобретателей-идеалистов, исследовательские департаменты энергетических компаний или затеянные из тщеславия проекты миллиардеров от высоких технологий, особенно если в их портфолио удачно сочетаются простые практичные решения и безумные идеи[436]. Однако всем им понадобится помощь правительств, поскольку такая забота о всемирном общественном благе слишком рискованна и сулит слишком низкие прибыли для частных компаний. Правительства обязаны сыграть тут свою роль, поскольку, как подчеркивает Бранд, «сооружение инфраструктуры – это одна из обязанностей, ради которых мы нанимаем правительства, и особенно это касается энергетической инфраструктуры, которая требует бесчисленного множества законов, займов, сервитутов, нормативов, субсидий, исследований и государственных закупок с детальным контролем»[437]. Для всего этого необходима законодательная база, отвечающая вызовам XXI века, а не продиктованная характерными для 1970-х годов технофобией и ужасом перед атомной энергией. Некоторые ядерные технологии четвертого поколения уже готовы, но им мешает якобы направленная на защиту окружающей среды бюрократическая волокита, и они могут никогда не дождаться реализации, по крайней мере в США[438]. Китай, Россия, Индия и Индонезия, остро нуждающиеся в энергии, уставшие от смога и свободные как от американских фобий, так и от неповоротливой политической системы, могут вырваться в этом вопросе вперед.
Кто бы ни взялся за это дело и какое бы топливо ни выбрал, успех глубокой декарбонизации зависит от технологического прогресса. Кто сказал, что наши познания на 2018 год – предел возможностей человечества? Декарбонизация потребует прорывов не только в атомной энергетике, но и на других технологических фронтах. Нам нужны аккумуляторы, которые могут хранить энергию из непостоянных возобновляемых источников; умные электросети наподобие Всемирной паутины, которые доставляют энергию от разбросанных производителей к разбросанным потребителям в самое разное время; технологии электрификации и декарбонизации промышленных процессов вроде производства цемента, удобрений и стали; жидкое биотопливо для грузовиков и самолетов, которым нужны емкие и мощные источники энергии; а также методики улавливания и хранения углекислого газа.
Последний пункт критически важен по одной простой причине. Даже если сократить выбросы парниковых газов наполовину к 2050 году и вовсе до нуля к 2075-му, планета все равно продолжит опасно разогреваться, потому что уже имеющийся углекислый газ останется в атмосфере на еще очень долгое время. Недостаточно просто перестать строить парник; в какой-то момент нам придется его разобрать.
Основной пригодной для этого технологии уже больше миллиарда лет. Растения улавливают углерод из воздуха и, используя солнечную энергию, соединяют CO2 и H2O в сахара (например, C6H12O6), целлюлозу (которая представляет собой цепочку звеньев с формулой C6H10O5) и лигнин (еще одна цепочка из звеньев вроде C10H14O4); последние два полимера составляют основную часть биомассы в стволах и стеблях. Соответственно, самый очевидный способ убрать из атмосферы углекислый газ – это воспользоваться помощью как можно большего числа жадных до углерода растений. Этого мы можем добиться, если всем миром перейдем от вырубки лесов к восстановлению лесных массивов, а затем и к посадке новых лесов, если откажемся от вспахивания земель и осушения заболоченных участков и вдобавок восстановим прибрежные и морские природные комплексы. Чтобы снизить количество углерода, которое возвращается в атмосферу при гниении мертвых растений, мы можем развивать строительство из дерева и других растительных материалов или превращать биомассу в не подверженный гниению древесный уголь, а потом закапывать его в землю в качестве почвоулучшителя – биоугля