Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса — страница 44 из 142

[459]. Как и в Колумбии, левые партизаны воевали тогда с правительствами Гватемалы, Сальвадора и Перу, которых поддерживали США, а в Никарагуа, наоборот, повстанцы-контрас при поддержке США боролись с левым правительством; в общей сложности эти конфликты унесли жизни 650 000 человек[460]. Наступление мира в целом полушарии повторяет процессы в других крупных регионах планеты. Века кровопролития в Западной Европе, кульминацией которых стали две мировые войны, уступили место почти семи десятилетиям мира. Конфликты на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии унесли в середине XX века миллионы жизней – во время японской агрессии, гражданской войны в Китае и войн в Корее и Вьетнаме. Теперь же, несмотря на серьезные политические разногласия, в этом регионе практически не регистрируется межгосударственных столкновений.

За малыми исключениями, войны, которые ведутся в мире, теперь сосредоточены на территории от Нигерии до Пакистана, где проживает менее одной шестой части населения планеты. Все это гражданские войны, что, по определению Уппсальской программы данных о конфликтах (Uppsala Conflict Data Program, UCDP), означает вооруженный конфликт между правительством и организованной силой, жертвами которого достоверно становятся от тысячи военных и гражданских лиц в год. В этом вопросе за последние годы было от чего пасть духом. Резкий спад числа гражданских войн после окончания холодной войны (с четырнадцати в 1990-м до четырех в 2007-м) сменился ростом, так что в 2014-м и 2015-м их было одиннадцать, а в 2016-м – двенадцать[461]. Слому тренда в первую очередь поспособствовали радикальные исламистские группировки, которые в 2015 году были одной из сторон конфликта в восьми случаях из одиннадцати; если бы не они, никакого роста числа войн мы бы не наблюдали. Вероятно, не является совпадением и то, что двум из войн 2014 и 2015 годов мы обязаны другой противостоящей Просвещению идеологии – русскому национализму: поддержанные Владимиром Путиным сепаратисты вступили в конфликт с правительством Украины в двух ее областях.

Самая страшная из нынешних войн происходит в Сирии, где правительство Башара Асада при поддержке России и Ирана разрушило свою страну в попытках одолеть разрозненные повстанческие группировки как исламистского, так и светского характера. Именно сирийская война с ее 250 000 жертв к 2016 году (по осторожным подсчетам) в первую очередь объясняет недавний подъем на графике смертности в результате боевых действий по всему миру (рис. 11–2)[462].

Подъем этот тем не менее произошел после шести десятилетий головокружительного падения. В худшие периоды Второй мировой войны в боевых действиях погибало почти 300 человек на 100 000 населения в год; это не отражено на рис. 11–2, потому что иначе график за последующие годы превратился бы в едва различимые морщинки. В послевоенные годы, как мы видим, смертность волнообразно снижалась: локальные пики наблюдались во время Корейской (начало 1950-х, 22 человека), Вьетнамской (с середины 1960-х до середины 1970-х, 9 человек) и Ирано-иракской (середина 1980-х, 5 человек) войн, а в период с 2001 до 2011 года этот показатель колебался на очень низком уровне, никогда не превышая 0,5. В 2014 году он вырос до 1,5, снизившись до 1,2 в 2016-м – последнем году, за который у нас есть данные.


РИС. 11–2.Смертность в результате боевых действий, 1946–2016

Источники: на основании данных Human Security Report Project 2007. 1946–1988: Peace Research Institute of Oslo Battle Deaths Dataset 1946–2008, Lacina & Gleditsch 2005. 1989–2015: UCDP Battle-Related Deaths Dataset version 5.0, Uppsala Conflict Data Program 2017, Melander, Pettersson, & Themnér 2016, обновлено с учетом информации, предоставленной Терезой Петтерссон и Сэмом Таубом из UCDP. Данные о мировом населении: 1950–2016, Бюро переписи населения США; 1946–1949, McEvedy & Jones 1978, с поправками. Стрелка указывает на 2008 год, последний, учтенный на рис. 6–2 в Pinker 2011


Тем, кто следил за новостями в середине 2010-х, могло показаться, что резня в Сирии означала откат всего исторического прогресса последних десятилетий. Однако они забывают, сколько гражданских войн без особых фанфар завершились начиная с 2009 года (в Анголе, Чаде, Индии, Иране, Перу и на Шри-Ланке) и какое огромное число жизней уносили гражданские войны недавнего прошлого, в том числе в Индокитае (1946–1954 гг., 500 000 погибших), Индии (1946–1948 гг., миллион погибших), Китае (1946–1950 гг., миллион погибших), Судане (1956–1972 гг., 500 000 погибших, и 1983–2002 гг., миллион погибших), Уганде (1971–1978 гг., 500 000 погибших), Эфиопии (1974–1991 гг., 750 000 погибших), Анголе (1975–2002 гг., миллион погибших) и Мозамбике (1981–1992 гг., 500 000 погибших)[463].

Жуткие кадры с отчаявшимися беженцами из охваченной войной Сирии, многие из которых любой ценой пытаются найти пристанище в Европе, породили убеждение, будто в мире сейчас больше беженцев, чем когда-либо в истории. Но это еще один симптом исторической амнезии и эвристики доступности. Политолог Джошуа Голдстейн указывает, что четыре миллиона сирийских беженцев – это куда меньше, чем десять миллионов человек, ставших беженцами в результате войны за независимость Бангладеш 1971 года, четырнадцать миллионов человек, ставших беженцами в результате раздела Индии в 1947 году, и шестьдесят миллионов человек, ставших беженцами в результате Второй мировой войны в одной только Европе, притом что в эти эпохи население мира было в разы меньше нынешнего. Такая статистика несчастий ни в коем случае не обесценивает жуткие страдания сегодняшних жертв. Она помогает нам с должным почтением отнестись к страданиям жертв вчерашних и заставляет сильных мира сего действовать в интересах потерпевших на основании верных представлений о происходящем. В частности, эти данные не позволяют им сделать опасный вывод о «мире в состоянии войны», чреватый отказом от системы надгосударственных институтов или возвратом к мифической «стабильности» времен холодной войны. Голдстейн пишет:

Проблема не в мире, проблема в Сирии… Подходы и практики, которые положили конец войнам в других странах, могут при определенном напряжении сил и ума положить конец войнам в Южном Судане, в Йемене и, возможно, даже в Сирии[464].

Массовое убийство мирного населения, известное как геноцид, демоцид или одностороннее насилие, по количеству жертв может быть сравнимо с войнами и часто с ними связано. По свидетельству историков Фрэнка Чока и Курта Йонассона, «геноцид случался во всех регионах мира во все периоды истории»[465]. Во время Второй мировой войны десятки миллионов мирных жителей были уничтожены по приказу Гитлера, Сталина и властей императорской Японии, а также погибли в результате преднамеренных бомбардировок гражданских объектов авиацией всех стран-участниц (дважды при помощи атомного оружия); в точке максимума показатель такой смертности достигал 350 на 100 000 человек в год[466]. Однако вопреки утверждению, что «Холокост ничему нас не научил», за весь послевоенный период мир не знал ничего похожего на кровопролитие 1940-х годов. Как свидетельствуют два набора данных, представленные на рис. 11–3, после Второй мировой уровень смертности из-за случаев геноцида, несмотря на наличие множества локальных пиков, в целом круто шел вниз.


РИС. 11–3.Смертность в результате геноцида, 1956–2016

Источники: Political Instability Task Force (PITF) State Failure Problem Set, 1955–2008, Marshall, Gurr, & Harff 2009; Center for Systemic Peace 2015. Метод подсчета описан в Pinker 2011, p. 338. Uppsala Conflict Data Program (UCDP), 1989–2016: Набор данных UCDP об одностороннем насилии, версия 2.5–2016, Melander, Pettersson, & Themnér 2016, Uppsala Conflict Data Program 2017, оценки для «высокого уровня смертности», обновленные с учетом информации, предоставленной Сэмом Таубом из UCDP, даны как пропорция к населению Земли по данным Бюро переписи населения США. Стрелка указывает на 2008 год, последний, учтенный на рис. 6–8 в Pinker 2011


Пики этого графика соответствуют массовым убийствам во время антикоммунистических репрессий в Индонезии (1965–1966 гг., 700 000 погибших), «культурной революции» в Китае (1966–1975 гг., 600 000 погибших), противостояния тутси и хуту в Бурунди (1965–1973 гг., 140 000 погибших), Войны за независимость Бангладеш (1971 г., 1,7 млн погибших), противостояния Севера и Юга Судана (1956–1972 гг., 500 000 погибших), правления Иди Амина в Уганде (1972–1979 гг., 150 000 погибших), правления Пол Пота в Камбодже (1975–1979 гг., 2,5 млн погибших), войны во Вьетнаме (1965–1975 гг., 500 000 погибших), а также относительно недавних этнических чисток в Боснии (1992–1995 гг., 225 000 погибших), Руанде (1994 г., 700 000 погибших) и Дарфуре (2003–2008 гг., 373 000 погибших)[467]. Едва заметный подъем в период с 2014 до 2016 года – это в том числе и те зверства, которые создают у нас впечатление, будто мы живем во времена нового всплеска насилия: как минимум 4500 езидов, христиан и шиитов, убитых ИГИЛ, 5000 жертв организации «Боко харам» в Нигерии, Камеруне и Чаде и 1750 человек, убитых мусульманскими и христианскими группировками в Центрально-Африканской республике[468]. Поскольку речь идет об убийствах невинных людей, язык не поворачивается сказать «к счастью», но цифры за XXI век во много раз ниже показателей предшествующих десятилетий.

Конечно же, никакой набор данных не может напрямую свидетельствовать о реальном риске военного конфликта. Историческая статистика особенно мало пригодна для оценки вероятности развязывания хотя и редких, но невероятно разрушительных войн