Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса — страница 74 из 142

С годами человек, как правило, становится счастливее (эффект возраста), вероятно потому, что преодолел период взросления и обрел мудрость, необходимую, чтобы справляться с трудностями и воспринимать свою жизнь в перспективе[793]. (В процессе он может столкнуться с кризисом среднего возраста, а на закате жизни стать несчастным уже навсегда[794].) Уровень счастья колеблется и со сменой периодов, особенно если меняются экономические условия, – недаром экономисты называют комплексный показатель инфляции и безработицы индексом несчастья. Сейчас американцы только-только выбрались из ямы, последовавшей за Великой рецессией[795].

Распределение счастья среди когорт тоже характеризуется своими пиками и спадами. На примере двух крупных выборок было показано, что американцы, рожденные в каждое десятилетие с 1900-х до 1940-х, прожили более счастливую жизнь, чем предшествующая когорта, предположительно потому, что Великая депрессия сильнее всего ранила тех, кто столкнулся с ней в сознательном возрасте. Далее мы видим стабилизацию уровня счастья, а затем небольшой спад, характерный для беби-бумеров и раннего поколения Икс – последнего достаточно взрослого, чтобы ученые могли отделить для него эффект когорты от эффекта периода[796]. В третьем исследовании, которое длится до настоящего времени (Всеобщее социологическое обследование, General Social Survey), уровень счастья тоже несколько снизился среди беби-бумеров, но вернулся к прежним значениям у поколения Икс и миллениалов[797]. В целом можно сказать, что, пока каждое из поколений страшно переживает за своих детей, молодые американцы в реальности становятся все счастливее. (Из главы 12 мы знаем, что они к тому же менее агрессивны и реже употребляют наркотики.) Таким образом, у нас есть три группы населения, которые стали счастливее, несмотря на общую стагнацию уровня счастья в Америке: афроамериканцы, когорты, предшествующие поколению беби-бумеров, и нынешняя молодежь.

Хитросплетение эффектов «возраст-период-когорта» означает, что каждый исторический сдвиг в благополучии как минимум в три раза сложнее, чем кажется. Помня об этом, давайте рассмотрим заявления, будто современность вызвала эпидемию одиночества, самоубийств и психических расстройств.

~

Послушать знатоков проблем современности, так жители Запада все больше страдают от одиночества. В 1950 году Дэвид Рисмен (в соавторстве с Натаном Глезером и Руэлом Денни) опубликовал классический труд по социологии под названием «Одинокая толпа» (The Lonely Crowd). В 1966 году группа The Beatles вопрошала, откуда берутся все эти одинокие люди. В своем бестселлере 2000 года политолог Роберт Патнэм заметил, что американцы все чаще отправляются в «Боулинг в одиночку» (Bowling Alone). А в 2010 году психиатры Жаклин Олдс и Ричард Шварц написали книгу «Одинокий американец: отдаляясь друг от друга в XXI веке» (The Lonely American: Drifting Apart in the Twenty-First Century). Для представителя стайного вида Homo sapiens социальная изоляция – настоящая пытка, а стресс одиночества угрожает здоровью и даже жизни[798]. Если все изобилие высокотехнологичных средств связи делает нас одинокими, как никогда раньше, это стало бы еще одной злой шуткой современности.

Тут вы можете спросить: разве социальные сети не способны компенсировать любое отчуждение и разобщение, возникшее с исчезновением больших семей и малых сообществ? Сегодня, в конце концов, Элинор Ригби и отец Маккензи из песни The Beatles могли бы быть друзьями в фейсбуке. Однако психолог Сьюзан Пинкер анализирует в своей книге «Эффект деревни» (The Village Effect) исследования, в которых было продемонстрировано, что цифровая дружба не обеспечивает психологических преимуществ личного общения.

Но это совершенно не объясняет, почему люди должны страдать от одиночества. Кажется, что из всех мировых проблем легче всего решить именно проблему социального разобщения: просто пригласи знакомого поболтать в кофейню по соседству или собери друзей вокруг обеденного стола. Почему люди не замечают этих возможностей? Может, они, а особенно вечно обвиняемое во всех грехах молодое поколение, стали настолько зависимы от цифрового героина, что отказываются от человеческих связей и приговаривают себя к неоправданному и, возможно, смертельному одиночеству? Неужели один социальный критик был прав, сказав: «Мы влюбились в машины и сами превращаемся в машины»? Действительно ли, говоря словами другого критика, интернет создал «атомизированный мир, лишенный человеческих чувств и связей»?[799] Любому, кто верит в то, что существует неизменная природа человека, это покажется маловероятным, и данные подтверждают, что это не так: никакой эпидемии одиночества не существует.

В книге «Все еще вместе» (Still Connected, 2011) социолог Клод Фишер анализирует результаты соцопросов, в ходе которых на протяжении сорока лет людям задавали вопросы об их социальных взаимодействиях. Он пишет:

Сильнее всего в этих данных поражает, насколько неизменными оставались семейные и дружеские связи американцев между 1970 и 2000 годами. Мы редко видим превышающую несколько процентных пунктов в ту или иную сторону разницу, которую можно счесть описывающей стойкое изменение поведения с долгосрочными последствиями. Да, американцы реже принимают дома гостей и чаще пользуются телефоном или электронной почтой, но в фундаментальных аспектах они почти не изменились[800].

Люди перераспределили свое время, потому что семьи стали меньше, многие вообще живут одни, а доля работающих женщин растет; но, несмотря на это, американцы не начали проводить меньше времени в кругу семьи, у них в среднем столько же друзей, и встречаются они с ними так же часто; судя по их ответам, они ощущают такую же эмоциональную поддержку и настолько же удовлетворены количеством и качеством дружеских связей, как и их соотечественники во времена президента Форда и сериала «Счастливые дни». Пользователи интернета и соцсетей чаще контактируют с друзьями (хотя лицом к лицу встречаются несколько реже) и ощущают, что такие электронные связи обогащают их отношения. Фишер приходит к выводу, что человеческая природа не сдает позиций: «Люди пытаются приспособиться к меняющимся обстоятельствам, чтобы защитить то, что для них важнее всего, в том числе объем и качество их личных отношений: время, проводимое с детьми, общение с родными, некоторые вещи, которые обеспечивают им моральную поддержку»[801].

А как обстоит дело с субъективным ощущением одиночества? Опросы всех слоев населения редки: данные, которые удалось найти Фишеру, говорят о том, что «американцы так же или, возможно, несколько более одиноки, чем раньше», в основном из-за того, что больше людей решают не связывать себя узами брака[802]. Но опросы студентов, этих вечных респондентов поневоле, доступны в изобилии: десятилетиями они сообщали, согласны ли с утверждениями вроде «я несчастен, так как многие вещи делаю в одиночестве» и «мне не с кем поговорить». Выявленные тенденции суммированы в заголовке опубликованной в 2015 году статьи «Одиночество со временем сокращается» (Declining Loneliness over Time) и представлены на рис. 18–2.

Так как этих студентов не продолжали опрашивать после окончания учебы, мы не знаем, чувствовали ли они себя менее одинокими благодаря эффекту периода (молодым людям со временем все проще удовлетворять свои социальные нужды) или же эффекту когорты (каждое новое поколение лучше вписано в общество и останется таким и в будущем). Но мы точно знаем, что молодые американцы не страдают от «токсичного уровня пустоты, бесцельности и отчуждения».


РИС. 18–2.Одиночество среди американских учащихся, 1978–2011

Источник: Clark, Loxton, & Tobin 2015. Студенты колледжей (левая ось): пересмотренная шкала одиночества UCLA Loneliness Scale, суммарная тенденция многих выборок. Учащиеся старшей школы (правая ось): средний рейтинг по шести показателям одиночества опроса «Наблюдая за будущим» (Monitoring the Future), среднее за три года. Каждая из двух осей охватывает половину стандартного отклонения, так что наклон кривых для колледжа и старшей школы сравним, но их относительная высота – нет


Наряду с «современными детьми», излюбленный объект культурного пессимизма – технологии. В 2015 году социолог Кит Хэмптон с соавторами представили доклад о психологическом воздействии социальных сетей, который начинался так:

Поколения критиков беспокоились о влиянии технологий на уровень стресса. Поезда и промышленное оборудование считались грохочущими, доводящими людей до исступления помехами деревенской идиллии. Телефоны мешали домашнему отдыху. Наручные и настенные часы усугубляли расчеловечивающее давление времени на фабричных рабочих, напоминая им о производительности труда. Радио- и телевещание строилось вокруг рекламы, породившей современную культуру потребления и обострившей тревогу людей по поводу своего статуса[803].

Разумеется, такие критики просто не могли обойти вниманием социальные сети. Но соцсети нельзя ни превозносить, ни ругать за изменения уровня одиночества среди американских учащихся, показанные на рис. 18–2: снижение фиксировалось с 1977 до 2009 года, а фейсбук стал бешено популярен только в 2006-м. Кроме того, согласно новым опросам, взрослые тоже не погружаются в изоляцию из-за соцсетей. Наоборот, близких друзей у их пользователей больше, они больше доверяют людям, ощущают большую поддержку и больше интересуются политикой