[1056]. Любой может согласиться, что камни падают вниз, а не взлетают в небо, но только по-настоящему преданный своим товарищам человек осмелится утверждать, что Бог – это три сущности и в то же время одна или что Демократическая партия содержит бордель с детьми в одной из вашингтонских пиццерий.
Теории заговора, приветствуемые возбужденной толпой на политических митингах, – крайний случай ситуации, где самоидентификация оказывается важнее истины, но корни трагедии интеллектуальных общин гораздо глубже. Другой парадокс рациональности состоит в том, что компетентность, умственные способности и сознательное мышление сами по себе не гарантируют достижения истины. Напротив, с их помощью можно еще изобретательней рационализировать все что угодно. Как заметил Бенджамин Франклин, «удобно быть рассудительным существом, ведь это дает нам возможность посредством рассуждения найти или изобрести повод сделать все то, к чему мы стремимся».
Психологи давно знают, что наш мозг барахлит из-за мотивированной аргументации (мы подбираем аргументы к заранее избранному выводу, а не следуем за ходом размышления), предвзятости оценки (мы ищем ошибки в доказательствах, опровергающих избранную нами позицию, но не придираемся к тем, что ее подтверждают) и неравнодушия к своей стороне (тут пояснения излишни)[1057]. В классическом эксперименте 1954 года психологи Эл Хасторф и Хэдли Кэнтрил демонстрировали студентам Дартмутского колледжа и Принстонского университета запись ожесточенного, переполненного нарушениями футбольного матча между командами этих двух учебных заведений и обнаружили, что все без исключения испытуемые сочли игроков другой стороны более грубыми[1058].
Сегодня мы знаем, что политические пристрастия напоминают феномен спортивного фанатства: в ночь выборов уровень тестостерона растет или падает точно так же, как в день Супербоула[1059]. Неудивительно, что приверженцы противоборствующих политических идеологий, к которым принадлежит большинство из нас, всегда видят больше нарушений со стороны другой команды. В другом классическом эксперименте психологи Чарльз Лорд, Ли Росс и Марк Леппер знакомили сторонников и противников смертной казни с двумя исследованиями: в одном утверждалось, что смертная казнь предотвращает убийства (их частота снижается через год после того, как штат вводит эту меру наказания), а в другом – что это не так (среди нескольких соседних штатов уровень убийств был выше в тех, где преступников казнили). Исследования были поддельными, но походили на настоящие. На случай, если кто-то из испытуемых заведомо считает сравнение во времени убедительней сравнения между регионами, а кто-то наоборот, для половины участников экспериментаторы меняли результаты «исследований» на противоположные. Все испытуемые, узнав о выводах, в первый момент соглашались с ними, но, ознакомившись с деталями, начинали цепляться к мелочам в исследовании, противоречащем их первоначальной позиции. Они говорили что-то вроде «эти данные ничего не значат без учета общей динамики преступности в тот период» или «хотя эти штаты и граничат между собой, они наверняка различаются по какому-то важному, но неучтенному здесь параметру». Благодаря такой избирательной критике, по окончании эксперимента позиции участников, ознакомившихся с одними и теми же доказательствами, еще больше поляризовались: и сторонники, и противники смертной казни только укрепились в своем мнении[1060].
Увлечение политикой сродни спортивному фанатству и еще в одном аспекте: люди ищут и потребляют новостную информацию с целью пережить яркие ощущения болельщика, а не для того, чтобы приблизиться к истине[1061]. Это объясняет другое открытие Кахана: чем больше человек знает о глобальном потеплении, тем более радикальную позицию он занимает в этом вопросе[1062]. Более того, даже если поначалу человек вообще не имеет никакого мнения, ознакомившись с фактами, он немедленно сдвигается к одной из крайностей. Когда Кахан знакомил испытуемых с нейтральным, сбалансированным докладом о рисках, связанных с развитием нанотехнологий (не самая горячая тема для кабельных каналов), они мгновенно делились на фракции в соответствии с их взглядами на ядерную энергетику и генно-модифицированные продукты питания[1063].
Если и эти исследования вас не отрезвляют, вот вам еще одно, охарактеризованное одним изданием как «самое угнетающее из всех открытий о мозге»[1064]. Кахан выбрал тысячу американцев из всех слоев общества, использовал стандартный опросник, чтобы оценить их математическую грамотность и политическую ориентацию, а затем предложил им просмотреть кое-какие данные, якобы для установления эффективности нового метода решения некой медицинской проблемы. Респондентов просили уделить особое внимание цифрам: средство может не действовать или даже ухудшать положение вещей, а проблема иногда исчезает сама, безо всякого вмешательства. Числа были подогнаны так, чтобы один из ответов напрашивался (средство действует, так как большое число пациентов продемонстрировали улучшение), а второй был верен (средство не работает, потому что улучшилось состояние меньшей доли пациентов, чем в контрольной группе). Небольшое умственное усилие – просто оценить пропорции – позволяло преодолеть соблазн машинально дать неверный ответ. В первой версии эксперимента респондентам сообщали, что проблемой была сыпь, а средством – мазь. Вот показанные им цифры:
Данные подразумевают, что мазь приносит больше вреда, чем пользы: ухудшалось состояние примерно каждого четвертого пациента, получавшего лечение, и каждого шестого, его не получавшего. (Для половины респондентов ряды в таблице были переставлены, как если бы мазь работала.) Респонденты, которые были не сильны в математике, соблазнялись большим абсолютным числом пациентов, которые выздоровели, получая лечение (223 против 107), и выбирали неверный ответ. Математически грамотные участники обращали внимание на разницу двух пропорций (3:1 против 5:1) и отвечали правильно. Но в этом случае подкованные в математике испытуемые, конечно, не были предубеждены против этой мази или в ее пользу: каким бы ни был правильный ответ, они его находили. Кстати говоря, опровергая мрачные подозрения либеральных демократов и консервативных республиканцев об умственных способностях друг друга, надо заметить, что ни одна из фракций не справилась с заданием значительно лучше другой.
Но все изменилось, когда в качестве средства вместо скучной мази исследователи предлагали меру, вызывающую бурные эмоции (закон, запрещающий ношение оружия в публичном месте), а проблемой оказывалась не сыпь, а уровень преступности. Теперь математически грамотные респонденты делились согласно своим политическим взглядам. Когда данные предполагали, что ограничительная мера сокращает число преступлений, все разбирающиеся в математике либералы это замечали, а вот большинство математически грамотных консерваторов – нет: они справлялись с заданием чуть лучше консерваторов, слабых в точных науках, но все равно ошибались чаще, чем давали правильный ответ. Когда же цифры показывали, что запрет способствует росту числа преступлений, абсолютное большинство образованных консерваторов это замечали, а образованные либералы справлялись не лучше своих малограмотных единомышленников. Таким образом, наш рептильный мозг не виноват в человеческой иррациональности: именно высокообразованных людей в наибольшей мере ослепляли их политические пристрастия. Два других журнала опубликовали заметки об этом исследовании под красноречивыми заголовками: «Наука подтверждает: политика разрушает нашу способность считать» и «Как политика превращает нас в идиотов»[1065].
Да и сами ученые не застрахованы от таких ошибок. Они часто спотыкаются о собственные предубеждения, пытаясь доказать, как предубеждены их политические оппоненты, – искажение, которое можно назвать предубежденностью о предубежденности (в Евангелии от Матфея сказано: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?»)[1066]. Недавно три социолога (представители преимущественно либеральной по убеждениям профессии) опубликовали статью, в которой попытались доказать, что консерваторы враждебнее и агрессивнее либералов. Ученым пришлось отозвать свою публикацию, когда они обнаружили, что неверно интерпретировали собственные данные: на самом деле враждебнее и агрессивнее оказались именно либералы[1067]. Во многих исследованиях, авторы которых хотели доказать, что консерваторам свойственна большая негибкость и предвзятость, нежели либералам, результаты тестов, как выяснялось, были специально отобраны, чтобы подтверждать нужный вывод[1068]. Консерваторы действительно сильнее предубеждены против афроамериканцев, но либералы, как оказалось, сильнее предубеждены против верующих христиан. Консерваторы действительно чаще заведомо одобряли проведение в школах христианских служб, зато либералы чаще были готовы разрешить молиться в школах мусульманам.
Ошибкой было бы думать, что предубежденность о предубежденности характерна только для левых: это было бы предубежденностью о предубежденности о предубежденности. В 2010 году экономисты-либертарианцы Дэниел Кляйн и Зелька Бутурович опубликовали исследование, целью которого было показать, что левые либералы экономически безграмотны. В доказательство приводились их неверные ответы на вопросы из вводного курса эк