В.: Хорошо, я же не спрашиваю ничего кроме, как эта подсаженность может быть удовлетворена или исчезнуть?
К.: Подсаженность не должна ни быть удовлетворена, ни исчезнуть.
В.: Должна, чтобы мне жить в мире с собой.
К.: Ты есть то, что существует до всякого мира или вражды. Что находится до всякого ощущения, восприятия или представления. Ты есть то, в чём всё это возникает и снова исчезает. Стремление и поиск также часть этого проявления. Тебе не требуется удовлетворять некий поиск, чтобы быть тем, что ты есть. Ты сам являешься удовлетворением.
В.: Такого впечатления у меня нет.
К.: Ты совершенен, со стремлением и без него. С поиском или без поиска, ты абсолютно то, что вечно совершенно в самом себе. Для этого не требуется никаких изменений. Ничего не должно происходить и ничего не нужно избегать, чтобы быть тем, что ты есть. Ничего не должно возникать, ничего не должно исчезать ради этого.
В.: Да, но мне бы с удовольствием самому хотелось иметь это познание. Или, если угодно, снова найти его.
К.: Желание снова найти его возникает из ложного представления, что ты якобы потерял его. Что когда-либо был момент, в котором его не было. Из этого заблуждения возникает вся ложность поиска. Нет ничего что можно было бы достигнуть или снова найти. Оно здесь. Это совершенное Бытие, первопричина каждого проявления. Каждого вопроса и каждого ответа. Для этого не надо ничего делать.
В.: Просто быть.
К.: Просто быть. Быть абсолютной недвижимостью. Познать, что никогда не было ничего, что имело бы какую-то потребность. Что то, что ты есть, никогда не было потревожено чем-либо, что приходит и уходит. Никаким вопросом, никаким ответом. Нет ничего, что может затронуть это. Ничего, что могло бы спрятать или открыть его. Оно всегда абсолютно чисто и ясно.
В.: Ух ты!
К.: Ничто не удерживается, ничего не происходит,
В.: Как у вас на ферме.
К.: Как на ферме с аграрными субсидиями!
Счастье в партнёрстве
Вопрос: Время от времени утверждают, что не существует вообще никаких отношений. У тебя тот же опыт?
Карл: Для того, что ты есть, не существует никаких отношений. Но в сновидческом мире существуют всякого рода отношения. Существенно то, что не существует того, кто их имеет. Существуют отношения между объектами. До тех пор пока ты принимаешь объективность за свою реальность, ты находишься в отношениях. В конечном итоге отношений не существует.
В.: Значит, подруга учителя сатсангов живёт без отношений?
К.: Идея о том, что существует другой, с кем ты мог бы иметь отношения, возникает из идеи, что ты существуешь в качестве отдельного существа. Когда оно отпадает, идея отношений всё ещё существует как идея, но уже не как реальность.
В.: Раньше бы сказали «любовь». Это тоже только идея?
К.: Вообще говоря, может быть только самолюбовь. Потому что есть только Я. Любовь была бы любовью Я к самому себе, если бы было два Я. Таким образом, любовь к себе — это тоже идея, которая возникает из двойственности. Идея, которая пляшет вокруг идеи. Она отпадает.
В.: Что, любви вообще не существует? Роберт Адамс сказал: «Всё пусто, и, тем не менее, всё наполнено любовью».
К.: Под этим подразумевается отсутствие кого-либо, кто приемлет или не приемлет. В пустоте существует чувство абсолютного приятия, которое сравнимо с любовью. Когда более нечего приемлить, тот, кто должен бы приемлить, исчезает. И таким образом возникает абсолютное приятие. Это можно назвать любовью. Но кому нужны эти названия? Когда этому даётся определение любви, должно быть что-то ещё, что не является любовью. И снова создана противоположность. Суть любви не нуждается в любви, чтобы быть этим.
В.: Тот, кто принимает, отпадает; и одновременно тот, кто хотел бы быть принятым?
К.: Оба отпадают одновременно. Когда ты есть, что ты есть, тоска прекращается. Тогда больше нет желания приятия или гармонии. Здесь есть покой — потому что тебя нет. Покой существует только в отсутствие того, кому требуется покой. До тех пор пока есть ты в качестве того, кому требуется мир, ты пребываешь в войне. До тех пор ты ведёшь войну ради мира.
В.: Ты сказал, что тоска прекращается…
К.: То, что ты есть, существует с тоской и без неё и не нуждается в том, чтобы тоска прекратилась. Своего рода игра в тоску ещё будет, но более никакого тоскующего.
В.: Что такое тогда тоска без тоскующего?
К.: Вибрация энергии, которая обозначается как тоска, однако ничего более не означает.
В.: Однако тоска может ещё служить и для того, чтобы сделать усилие при движении к истине?
К.: Эго его первопричина. В тот момент, когда ты принимаешь «я»–идею, у тебя появляется тоска по тому, что ты есть до «я»–идеи. Тоска — это семя, которое побуждает тебя искать обратную дорогу к тому, что ты есть. Только когда ты есть, что ты есть, тоска прекращается. Всё, что делается из чувства существования и сознания, есть поиск того, что пребывает до сознания. Любая наука и религия возникает из этой тоски.
В.: Хорошо — тоска побуждает меня. Когда я найду, что ищу?
К.: Никогда. Тоска по самому себе никогда не получает удовлетворения. Ты никогда не найдёшь себя. Поиск из-за тоски по самому себе никогда не приведёт к цели. Это не предусмотрено. Поскольку не существует находящего. Не существует того, кто когда-либо что-то нашёл. Тоска просто прекращается. Не потому, что что-то найдено. А потому, что тоскующий теряет себя.
В.: Что этому способствует?
К.: Вообще ничего этому не способствует. Тоскующий просто спонтанно растворяется в определённый момент. Он пришёл сам по себе и сам по себе уходит. Ты можешь медитировать и искать тысячи лет, и ничего не случится. А другой как раз только начнёт, и бух!, вот и оно! Правил нет.
В.: Как и справедливости.
К.: Если бы было возможно прийти к этому через медитации, тогда свобода была бы контролируемой, то есть никакой свободы больше. Свобода, источник твоей природы, не может контролироваться тобой и не может быть достигнута. С помощью медитации ты можешь достичь определённой гармонии, которая, тем не менее, остаётся временной и уязвимой. Как только граница толерантности нарушена, твоя гармония рушится.
В.: А если гармония увеличивается?
К.: Всё, что может быть приведено в гармонию, когда-нибудь снова окончит в дисгармонии. Речь идёт не о достигаемом с помощью усилия временном ощущении счастья. Речь идёт не о счастье человека, который покупает себе новый «мерседес» и потом счастлив пару часов или дней, пока не обнаружит первую царапину. Речь идёт не о счастье, когда ты воображаешь себе красивый дом, в котором будешь чувствовать себя хорошо, потому что он тебе подходит. Чтобы от житья в нём не возникло подлинного удовлетворения, позаботятся соседи. А если у тебя есть какие-то сомнения в этом — смерть-то уж точно постучится в твою дверь.
В.: Но существуют счастливые партнёрства.
К.: В партнёрстве ты ощущаешь себя свободным на какое-то время, потом это становится связью. Тогда это связывает и давит. Партнёрство может принести удовлетворение в гармоничном окружении. Но это удовлетворение шаткое и снова исчезнет. Оно не является подлинной целью твоей тоски. Речь идёт о твоей истинной природе. И она находится по ту сторону всякой связи. Она есть сама безусильность и блаженство.
Все дороги ведут к любви
Вопрос: Собственно говоря, страсть исчезает, когда ты просветлён?
Карл: Когда ты просветлён, то гарантированно будешь снова затемнён. И здесь любовь особенно опасна. Господи, я так прекрасно устроился в своём просветлении, оно было уже действительно стабильным, а тут пришёл этот классный почтальон! Или въехала это потрясающая соседка!
В.: Серьёзно, ведь пробуждение должно бы быть и пробуждением от личных страстей?
К.: Всё, чем оно должно бы быть, оно не является. Но когда освобождаешься от любви, исчезает и страсть.
В.: Когда освобождаешься от любви?
К.: Да, конец любви — это конец страдания и страсти.
В.: Ты имеешь в виду конец личной любви?
К.: Конец двойственности там, где может быть любовь. Где нет «я», которое что-то любит или не любит, наступает конец страдания. Потому что это конец страдающего. До тех пор пока есть «я», которое любит себя или что-то другое, есть страдание и страсть. И любовь к себе есть начало этого страдания.
В.: Но ведь себя нужно любить!
К.: С этого всё начинается. Любовь к себе означает: есть некое «я», которое рассматривает себя в качестве объекта для любви. Это уже двойственность. Это отделённость. Уже в любви «я» к самому себе кроется корень страдания.
В.: Один из твоих предшественников как-то сказал: «Возлюби своего ближнего, как самого себя!»
К.: И кто же это был?
В.: Я хочу сказать, что это означает: когда любишь себя и в этой любви перекидываешь мост к другому, то кладёшь конец двойственности.
К.: До тех пор пока есть тот, кто любит что-то другое, то есть тот, кто должен сначала познать, чтобы любить, существует объектная любовь. И пока есть другой, остаётся двойственность. Когда требуется усилие, чтобы любить второго, остаётся концепция, остаётся страдание.
В.: Что значит усилие? В Индии просто говорят «намастэ» — «Я люблю себя в тебе!»
К.: Если ты хочешь познать себя в другом, чтобы любить его, как самого себя, необходимо усилие познания.
В.: Но ведь любовь может быть совершенно без усилия!
К.: Что-то не припомню.
В.: Любовь, которая возникает спонтанно. Любовь, которая манифестирует себя в зеркале другого! Любовь, которая просто непосредственно присутствует.