у как он тоже объект восприятия, он тоже есть нечто, что ты можешь познать. Но ты есть не то, что познаваемо, а то, что познаёт.
В.: Да, да, но именно это я не могу познать!
К.: Это познание, восприятие, которым ты являешься, просто есть. И в этом восприятии возникает некто, кто задаёт вопрос. Но он сам лишь объект. Он не может познать то, чем являешься ты. Да и не должен. Восприятие, которым ты являешься, просто было всегда. Восприятие, в котором всё это возникает, это твоя Реальность. Восприятие, чистое и ясное в самом себе. Которое есть то, что называют Оком Бога.
В.: Звучит хорошо. Но я что-то не могу понять. Всё, что я вижу как живое, на самом деле вообще не живёт?
К.: Это появляется в восприятии. То есть, оно зависит от восприятия. Оно зависит от познающего. То есть, оно не имеет независимого существования. «Оно появляется» — это только кажущееся явление.
В.: Поэтому оно менее реально?
К.: Реально восприятие. Реальна Осознанность. То, что в этом появляется, — лишь видимость. Хорошая погода, плохая погода, возлюбленный и враг, жертва и преступник, эйфория и одиночество, банкротство и лотерейный выигрыш, рукопожатие и рукоприкладство, мир и война.
В.: При плохой погоде я промокаю. Если взять безобиднейший пример.
К.: Пока ты думаешь, что ты рождённое, заключённое в тело существо, одинокое существо в мире, отделённое от других, которые могут причинить тебе боль, — до тех пор ты находишься в состоянии войны с миром. До тех пор ты находишься в состоянии войны даже с самим собой. До тех пор ты всё время опасаешься, что с тобой может что-то случиться. И из страха, что с тобой может что-то случиться, ты хочешь создать себе ощущение безопасности и преимущества. Тогда ты лучше навредишь другому. Тогда, в случае крайней необходимости, ты убьёшь кого-нибудь. Ты действуешь из страха. Из страха, что есть противник, — враждебный окружающий мир.
В.: Как мне познать, что я не есть заключённое в тело одинокое существо?
К.: Направив осознавание на осознавание. Не на то, что бродит в виде феноменов перед твоим внешним или внутренним зрением. Не на то, что возникает в твоём восприятии. А на само восприятие.
В.: Хорошо. Тогда я тебя больше не буду слушать, поскольку ты ведь тоже только явление в моём восприятии.
К.: Ты меня так и так не слушаешь. Ты в любом случае слушаешь себя самого.
В.: И десять евро за вход я точно так же даю самому себе.
К.: Верно! И это становится ещё более ясным, когда ты даёшь двадцать или пятьдесят евро. Попробуй. Возвышай себя потихоньку до просветления.
В.: Но оно же наступит, когда я стану совсем пустым.
К.: Но только, пожалуйста, не становись совсем пустым здесь и сейчас. Серьёзно: ты не есть тело, которое даёт или забирает, и не разум, который находит это удручающим или возлагает на это надежды. Всё это ты воспринимаешь. Но само восприятие существовало всегда, до того, как возникло что-либо воспринимаемое. И только это восприятие, или назови его неусыпностью или осознанностью, есть то, что есть ты. До того, как утром тело просыпается и «я» заявляет о себе и констатирует: я есть это и должен то, — до того эта осознанность уже существует. И знаменитый вопрос «Кто я?» как раз направлен на то, что существует до того. До воспринимаемого. До «я». Так далеко он направлен. На эту тайну Бытия, которая непостижима. Но это есть ты. И возникает ли в этой дали естественная или искусственная смерть, не затрагивает то, что ты есть.
В.: Ты сказал: «До того, как утром тело просыпается, и до того, как „я“ заявляет о себе…» — то есть это означает, что между просыпанием и «я»–сознанием зияет своего рода брешь, в которой истина присутствует в совершенно чистом виде.
К.: Только в одной бреши?
В.: Нет, истина, конечно, всегда здесь, но тогда, наверное, её наиболее легко распознать.
К.: Но не тебе. В лучшем случае твоему будильнику. «Эго же чистая истина!» — думает он, когда видит тебя спящим. «Это просветление!» — незадолго до того, как ты проснёшься. Но затем ему нужно прозвенеть, тело вздрагивает и — бах! — просветление исчезло. Вместо него — ты.
В.: Каждый день одно и то же разочарование.
К.: Но только для твоего будильника и для твоей жены. То, что ты есть, это не затрагивает.
Сочувствие и раздражение
Вопрос: Для просветлённого ты говоришь довольно много.
Карл: Для тебя я говорю слишком много?
В.: В любом случае это сбивает с толку. С одной стороны, твои слова кажутся совершенно спокойными, с другой стороны, ты выстреливаешь ими как из автомата. Меня это раздражает.
К.: Хорошо, что тебя это раздражает. То, что «я» сбивается с толку, это повод для праздника. Чем больше «я» теряется, тем больше оно отделяется от того, что ты есть на самом деле. Ты освобождаешься от сцеплённости с «я». Что и требуется.
В.: Ну спасибо.
К.: Я говорю не с личностью, а с тем, что есть. С Бытием. С Собой.
В.: Ты говоришь со мной не как с личностью?
К.: Нет. И это раздражает личность совершенно. Эго должно побудить «я»–мысли к восстанию, к полному рррр!
В.: Ты хочешь видеть во мне зверя.
К.: Сама нагота хочет, чтобы ты обнажилась.
В.: Ты этого не хочешь?
К.: Само отсутствие хотения хочет этого. Но когда оно хочет…
В.: …тогда «я»–мысль вынуждена уйти…
К.: …и этого не избежать. Но намеренно этого добиться невозможно. Это происходит. Это есть. Просто. Свободно от намерений. И то, что от тебя это не зависит, вызывает раздражение! Это одновременность спокойствия и выстреливания словами как из автомата, которое от тебя ничего не хочет. И это раздражает. Кто-то всегда чего-то хочет от тебя. Хочет, чтобы ты встала, чтобы ты что-то выучила, чтобы куда-то пришла, чтобы ты проснулась. На это уходит твоя жизнь. С тобой что-то не так, ну так делай же что-нибудь! Но здесь ты этого не услышишь. Потому что ты уже абсолютно то, что ты есть. Моего вмешательства здесь не требуется.
В.: Значит, в сбивании с толку кроется намерение?
К.: Возможно, намерение существует, но нет того, кто его имеет.
В.: Ага, но существует намерение… что, возможно, всё-таки что-то нужно изменить!
К.: Нет.
В.: Ты видишь мир, но ничего, что нужно бы изменить? Спокойствие есть. Но нет сочувствия?
К.: Здесь есть только сочувствие.
В.: Ах, вот как?
К.: Здесь есть сочувствие.
В.: С какими последствиями?
К.: Без последствий.
В.: Тогда это ничего не даст.
К.: Сочувствие не имеет цели. Сочувствие — это просто сочувствие.
В.: Но из сочувствия должно же возникать желание уменьшить страдание!
К.: Нет. В сочувствии нет страдания.
В.: И зачем бы тогда просветлённым существам приходить в мир? Например, бодхисаттвам с их глубоким желанием освободить все существа от страдания? Это же Дух, который не воспринимает мир отделённым и, тем не менее, хочет его освободить.
К.: Для того чтобы хотеть что-то освободить, тебе нужно увидеть что-то, что связано. Однако то, что видит связанность, само и связано. Представление о бодхисаттве — это тоже концепция.
В.: Для того, кто страдает, бодхисаттва очень реален и имеет решающее значение.
К.: «Никогда не было Будды, который бы вошёл в этот мир или войдёт в него», — говорит Будда в Алмазной сутре. «Я проповедовал сорок лет и не сказал никому ни слова». Всё было так, как было, и было совершенно не важно. Без значения. Это свобода — то, что это не имеет значения. Принимает ли комедия тот или иной оборот, появляется ли бодхисаттва или нет…
В.: …для меня здесь есть разница!..
К.: …для того, что ты есть, разницы нет никакой.
В.: Бодхисаттва открывает моё сердце.
К.: Прекрасно. Но делает ли он это под наркозом или нет, для того, что ты есть, разницы нет.
Война идёт только с тобой
Вопрос: Ты можешь сказать что-нибудь о войне?
Карл: Война возникает из желания получить. Это начало личной войны, и большие войны начинаются с того же: тебе бы хотелось что-то получить и владеть, полагая, что это сделает тебя счастливее.
В.: Скажем так: я хочу достичь внутреннего мира.
К.: Ты хочешь завладеть собой. Это война. Ты всегда в погоне за собой. Всегда в войне. Всегда немного позади или впереди себя. Возвращаясь к первой мысли, «я»–мысль — это отделённость, и в отделённости родился воин. Воин с идеей о том, что он должен овладеть окружающей его средой.
В.: Ты хочешь сказать, что каждый, кто думает: «я», — воин?
К.: Каждая «я»–мысль воинственна. С представлением о том, что есть ты и что тебе принадлежит некое Бытие — «твоя жизнь» — появляется что-то, что тебе нужно защищать. Это порождает войну. Там, где есть «моё Бытие», есть также и «твоё Бытие». Самое позднее к третьему году жизни воин полностью сформирован.
В.: Тогда должно быть общество индейцев, в котором нет «я»–мысли, а есть сообщество с надперсональным «я», групповым «я». В такой группе нет «моего-твоего» и нет собственности.
К.: И всё же за пределами группы есть «другие». В западном индивидуализированном обществе маленькое «я» существует для себя. Есть семья, но в ней уже идёт война: кто получает больше заботы, больше внимания. Началом всегда служит идея о том, что есть кто-то, кому что-то нужно. «Я», которое идентифицирует себя с телом. Сознание, которое видит себя отделённым от Целого и которому требуется что-то вроде чувства единства и защищённости. Оно борется за то, чтобы что-то получить: собственность, еду или заботу.