— Видите ли… С вами им не будет лучше. Вы это и сами знаете. Разве нет?
Она вышла, не ответив.
ЛУКОВАЯ ИСТОРИЯ
Раздался телефонный звонок, и Виктору Афанасьевичу доложили, что на местном рынке задержан странный торговец луком. Человек этот якобы приехал откуда-то, привез лук, выращенный им самим на своем собственном участке, и на законных основаниях продает его. Однако при выяснении обстоятельств он попытался сунуть взятку сотруднику ОБХСС, а когда тот, возмущенный, накричал на него, увеличил взятку с двадцати рублей до ста пятидесяти. По документам никаких участков, кроме мандариновых, нет на родине у этого торговца. Да и лук ничем не отличается от того, который продается в соседнем киоске. Правда, в киоске он стоит пятьдесят копеек, а у этого торговца в четыре раза дороже.
— Другими словами, вы подозреваете, что он попросту спекулирует местным луком? — спросил Кондрашкин.
— Да какие там подозрения, мы знаем, из какого магазина ему завезли этот лук. Единственное, что он сделал, это пересортировал его. Который крупнее, продает по два рубля за килограмм, помельче — рубль пятьдесят. Вот и все его хлопоты по выращиванию урожая.
— А что говорит директор магазина, откуда лук завезен?
— Все отрицает. Настаивает на том, что весь завезенный лук продан в магазине.
— А если, в самом деле он его продал?
— В магазине нет никаких следов лука.
— Это еще ни о чем не говорит. Может, в магазине хорошая уборщица. Очевидно, лук был завезен не только в этот магазин. Обратитесь на базу. Вам понадобится эксперт — действительно ли лук, который продавался на рынке, выращен в южных краях…
— Все понятно, Виктор Афанасьевич.
Звонок прозвучал уже в конце дня, но воспроизведем его тут же, чтобы не растягивать несложную, в общем-то, историю по изобличению спекулянтка. Оперуполномоченный ОБХСС доложил, что эксперт дал заключение: лук принадлежит к тому же сорту, той же партии, которая была завезена на прошлой неделе. Со спекулянтом все стало ясно. Более того — нашелся водитель, который по договоренности с директором, минуя магазин, сразу отвез лук на рынок. Там видели эту машину, запомнили и водителя, и торговца.
— Необходимо точно установить сумму убытка и сумму предполагаемой прибыли, — напомнил Кондрашкин. — Взвесьте весь лук, оцененный спекулянтом в два рубля, и лук, оцененный в полтора рубля. И определите сумму, какую он рассчитывал получить. Это важно для возбуждения уголовного дела.
— Он поднял взятку до пятисот рублей, — сообщил оперуполномоченный, — советовался со мной, кому бы ее предложить.
— Значит, с размахом работал человек, — улыбнулся Кондрашкин. — Вы пройдитесь по рынку с экспертом — может быть, этот случай не единичный?
— Уже занимаемся. Кстати, задержанный требует справедливости. Хочу, говорит, видеть прокурора.
— Ну что ж, если настаивает, увидимся.
И Виктор Афанасьевич положил трубку.
— Не хочет ли он повысить взятку до тысячи рублей? — предположил я.
— Как знать, — рассмеялся Кондрашкин. — Как знать. Во всяком случае предстоит большая работа. Вполне возможно, что этот тандем «торговец — директор» торгует не только луком. В магазине бывают и мандарины, и лимоны, и другие дары природы.
ЧТО МОЖЕТ ПРОКУРОР?
— Не следует думать, — говорит Виктор Афанасьевич, — что прокурор во всей системе власти, в городе ли, в районе, стоит особняком и лишь строго поглядывает по сторонам — нет ли где нарушения, не пренебрегли ли где законом… Вовсе нет. Все гораздо сложнее, многозначнее. Очень часто приходится сталкиваться со случаями, когда одна сухая ссылка на закон ничего не решает. Всегда нужно учитывать человеческие отношения, реальные условия, в которых принималось то или иное решение. Если, невзирая на все это, жестко поступить в полном соответствии с законом, то можно не только не исправить дело, но и навредить…
— Иначе говоря, прокурорская работа — творческая?
— Я бы не стал говорить столь категорично, а то можно этим творчеством слишком уж увлечься. Хотя поиски решений, прикидок, согласований, уговариваний часто и носят творческий характер…
Вошла женщина, помолчала, ожидая, пока Виктор Афанасьевич запишет ее имя в журнал. Разговор с ней был недолгий и постороннему малопонятный.
— Ну что, Вера Ивановна? — спросил он.
— А что… Ничего. Как было, так и есть.
— И ничего не изменилось?
— Ничего. Не могу, говорит, я сам себе в глаза наплевать. Никто, говорит, меня не поймет. Смеяться, говорит, будут надо мной.
— Как же нам быть?
— Решайте, Виктор Афанасьевич. А то у меня уж соседи спрашивают: кто у нас прокурор — Кондрашкин или наш председатель?
— Интересуются, значит, соседи? — усмехнулся Кондрашкин. — Ну ладно, Вера Ивановна. Все понял. Сейчас мне сказать нечего, на этой неделе буду у вас. Договорились? И там, на месте, все решим. Закон на вашей стороне, значит, я тоже на вашей стороне. Постараемся убедить вашего упрямца.
Посетительница ушла, и Виктор Афанасьевич рассказал об одном из затяжных конфликтов, в которых ему доводится время от времени участвовать.
— И часто бывают такие конфликты?
— Нет, — он покачал головой. — Редко. Но для тех, кто в них замешан, это слабое утешение, верно?
Некоторое время тому назад правление одного из колхозов у гражданки Авдеевой изъяло часть приусадебного земельного участка и передало соседке. Все это было проделано на том основании, что Авдеева в данное время в колхозе не работает и пользы от нее никакой нет. А соседка, дескать, работает и уже по этой причине в земле нуждается больше.
— Решение противозаконно, — говорит Кондрашкин. — И я направил официальный протест председателю колхоза. Суть его заключается в том, что участок был предоставлен в соответствии с законом. Есть четко сформулированные причины, на основании которых земля может быть изъята.
— Это, очевидно, в том случае, если бы Авдеева выехала из этой местности?
— Отъезд — одна из причин. Но не в этом главное. Участок был предоставлен по решению общего собрания колхозников. Правление же колхоза не имеет права ни давать участок, ни отбирать его. Предоставление земли соседке могло быть сделано только при наличии свободной земли, и опять же по решению собрания колхозников. Кроме того, Авдеева — участница войны, землю у нее отняли вместе с садом…
— И чем закончился конфликт?
— Самое печальное, что конфликт не закончился. Председатель моим протестом пренебрег.
— И такое может быть?
— Пренебрег, — повторил Кондрашкин. — Извиняется, улыбается, звонит по телефону, заверяет в искреннем уважении и ко мне лично, и к закону, который я представляю, однако решения своего не отменяет. Говорит, неудобно ему перед людьми. То он, мол, решает одно, то он решает другое… Самолюбие у него оказалось на гораздо большей высоте, нежели правосознание.
— Какой же выход?
— Пишу в областную прокуратуру. Оттуда отвечают, да, все правильно, вы поступили в полном соответствии с законом, но, чтобы переломить упрямство председателя, надо обратиться в партийные органы. Вот и бумага из областной прокуратуры, — Виктор Афанасьевич протягивает ответ на официальном бланке. — Звоню первому секретарю, докладываю обстановку. Тот улыбается — хорошо знает председателя. Обещал поговорить с ним. А если тот будет продолжать упрямиться? Что мне делать? Штрафовать его? Не имею права. Встречаю как-то… Нехорошо, говорю ему, стыдно. А председатель уж и сам не рад, что влез в эту историю. Он не знал, что нарушает закон, отбирая землю у одного человека и передавая ее другому. Не знал. Хорошо. Но когда узнал — исправляй! Оказывается, тоже непросто. Там, в колхозе, свои отношения между людьми. Ведь надо собрать правление, объяснить, расписаться в своей безграмотности по части закона… Ну и так далее. Кроме того, обострили все сами соседки. Одна будоражит людей, что, дескать, к прокурору ходила, и он еще покажет и тебе и твоему председателю. А вторая говорит, что мы еще посмотрим, кто тут прокурор…
— То есть соседская склока вмешалась в дела правосудия?
— А вы что думаете! Среди людей живем, и приходится все учитывать. Поеду в колхоз, проведем собрание, объясним положение. Спокойно, откровенно. Выслушаем, примем решение. И закон будет соблюден, и авторитеты не пострадают, — улыбнулся Кондрашкин.
— А что, если не получится? Если кому-то все-таки придется пострадать?
— Закон не пострадает, — посерьезнел Виктор Афанасьевич.
ХОЧУ НА МОРЕ
Следующий посетитель был немногословен, однако настроен решительно.
— Здравствуйте, — сказал он, глядя исподлобья. — Хочу поговорить с прокурором. Моя фамилия Носов, зовут меня Юрий Дмитриевич, работаю прорабом в строительно-монтажном управлении.
— Очень приятно. Садитесь. Что у вас стряслось?
— Ничего не стряслось. Как работал, так и работаю. План даю, задания выполняю, премии получаю, о чем очень сожалею. Хотя вы и не поверите.
— О чем сожалеете?
— Сожалею о хорошей своей работе, Если не поможете, придется мне свои обороты сбавить и с хорошей работой заканчивать. Начну прогуливать, запарывать строительство, срывать графики, сроки и уж тогда-то заживу, как все люди, — все это Носов проговорил серьезно, без улыбки, и по всему было видно, что он так и поступит.
— Чем же вам не нравится хорошо работать?
— Вы когда были в отпуске, простите? — вопросом на вопрос ответил посетитель.
— Мм… В прошлом месяце.
— А я — в поза-поза-позапрошлом году. К морю хочу. И жена хочет. И дети. Вот так.
— Вас не пускают в отпуск?
— Не пускают. Некому, говорят, будет работать. Пьяницы, лодыри и прогульщики идут в отпуск каждый год. А я, передовик, весь в грамотах, в благодарностях, при знамени, в отпуск пойти не имею права, да? Можно подумать, что мне, кроме этих грамот и благодарностей, больше ничего и не нужно на белом свете. А мне, между прочим, нужно еще и море. И дети мои от моря не откажутся. И жена.