– У меня тоже.
Вперед-назад, вперед-назад. Мы снова молчали. Том, наверное, тоже набирался смелости, глядя в желтое небо.
– Помнишь, я сказал, что я особенный?
– Да.
– Супер. Так вот, я особенный.
– И в чем твоя суперспособность?
– Мне нравятся парни.
– Что?
– Мне нравятся…
– …
– …Парни.
– …
И снова вхолостую вперед-назад, вперед-назад. Никто не проронил ни слова. Над нами было желтое небо, а в моем животе – дыра.
– Теперь ты знаешь, что я особенный.
Я глубоко вдохнула:
– Знаю.
– Но это не болезнь.
– Я знаю.
– Но многие люди так считают.
– Я знаю.
– И мне не всегда легко.
– Представляю.
– Особенно здесь, в этом городе.
Я хотела сказать ему что-то хорошее, но не могла.
– Ты удивлена?
– Да.
– Расстроена?
Я соврала:
– Нет.
– Ты имеешь на это право, Луиза.
– Я не расстроена.
Снова вперед-назад, вперед-назад в полной тишине. А потом я задала вопрос:
– У тебя были… любовники?
– Да. Но немного. Мы это скрывали.
– А теперь?
– Что теперь?
– У тебя есть… любовник?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Нет.
– …
– Луиза?
– Да?
– Есть еще кое-что более особенное.
– Что?
– Ты знаешь, что любовь и желание…
– Что? Я не расслышала.
– Ты знаешь, что любовь и желание – разные вещи.
– Да. Ну, то есть не знаю.
– Для меня это разные вещи. И круто, когда они совпадают.
– …
– Я считаю, что без любви ничего не получится.
– …
– Луиза?
– Что?
– Хочешь, я расскажу тебе про еще более особенную вещь?
– Давай. Только, думаю, я остановлю качели, а то упаду.
– Луиза?
– Том?
– Луиза?
– Том?
– Луиза!
– Да?
Том повернулся в мою сторону:
– Еще более особенная вещь.
– Что?
– Это…
– …
– …Я думаю…
– …
– …Что люблю тебя…
– …
– …Точнее, нет…
– …
– …Я люблю тебя.
– …
Я забыла, что качели нужно раскачивать.
Мы стали понемногу замедляться.
Я произнесла:
– Ты сказал это не потому, что…
– Нет. Я сказал это потому, что это правда.
Качели остановились.
Мы посмотрели друг на друга. По-настоящему. В глаза.
– Луиза, ты первая девушка, которую я люблю.
– Я… я не совсем девушка.
– Ты Луиза. Это важнее, чем быть девушкой, Темной, Кошкой или кем-то еще. Ты Луиза, и ты особенная. Как и я.
– Как и ты.
– Меня бесят нормальные люди.
– И меня.
– Что вообще значит «нормальный»?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Странно, да?
– Очень странно. Ты тоже странный.
– И ты.
– Мы странные.
Мы коснулись ногами земли. Небо переполняло меня изнутри. Мои мысли были где-то там высоко в желтых облаках. А мое сердце, почти выпрыгивая из груди, стучало, как барабан.
Не вставая с качелей, мы с Томом наклонились друг к другу, и наши губы встретились.
Это было нежно, очень нежно.
Это могло длиться тысячу лет. Но чей-то голос вырвал нас из глубин нежности:
– Я смотрю, ты любишь животных?
Их было трое.
В белом.
Двое из них были помладше, наверное ученики средней школы. От них пахло спиртным и глупостью.
А третьего я знала. Это был Фред, брат Сары.
Увидев его, я не могла пошевелиться. Не могла произнести ни слова. Мне казалось, что я перенеслась на два года назад и вновь очутилась на той ужасной тусовке у Сары в тот вечер, когда произошла авария. С тех пор я Фреда не видела. Он почти не изменился. Та же лукавая улыбка. Та же вопиющая самоуверенность. То, что мне так нравилось в нем в какой-то момент. То, что теперь вызывало у меня отвращение. Он, конечно, меня не узнал.
Он подошел к Тому:
– Эй, ты на вопрос отвечать собираешься?
Том так и сидел на качелях. Он устало смотрел на троицу. Как будто подобные сцены случались с ним уже тысячу раз.
– Эй, парни, – сказал Фред, – как думаете, он глухой или как?
Его дружки согласились:
– Да, Фред, он точно глухой.
Фред сделал еще один шаг в сторону Тома. Он очень медленно проговорил каждое слово:
– Эй, нам с друзьями показалось, что ты любишь животных. Ты любишь животных?
Я сжала кулаки, чтобы унять дрожь в руках и во всем теле. Фред на меня даже не смотрел. Как будто меня там не было. Как будто меня не существовало.
Том поднял голову:
– Ладно вам. Отстаньте от нас. Мы никого не трогали.
Фред ухмыльнулся:
– Ах, ах! Ты, случайно, не вздумал мне указывать?
– Я просто сказал, чтобы вы от нас отстали.
– Еще чего. Ты понимаешь, где находишься? На площадке. Для детей. И знаешь что? А то, что на детские площадки вход с животными запрещен.
Том ничего не ответил.
– Ты, может, считаешь, что это нормально – приводить на детскую площадку животных? Видишь, дети боятся сюда приходить. А вот здесь на табличке вообще-то написано: «Выгул животных запрещен». Ты глухой, допустим, но ты ведь не слепой вдобавок? – Фред толкнул Тома в плечо. – А может, ты не глухой. И не слепой. Может, ты просто Би, а? – Он повернулся к своей свите. – Эй, парни, как вы думаете? Этот пацан – Би?
Оба парня кивнули:
– Ага. Они целовались, когда мы пришли.
Фред улыбнулся:
– Вы правы, парни. Я тоже это видел. Он целовал этого котенка.
Том рывком спрыгнул с качелей. Они с Фредом стояли лицом к лицу. Воздух трещал от концентрации злобы и ненависти.
– Не смей так ее называть, – прошептал Том.
Фред отклонил голову назад.
– Ну вот, пожалуйста. Он заражен. Он Би.
Оба парня оскалились.
Я думала, что Том врежет Фреду, но он просто улыбнулся:
– И что дальше? Тебя это волнует? Разве я тебе указываю, кого ты должен любить? Нет. Так что, будь добр, оставь нас в покое.
Фред был в замешательстве. Он, должно быть, совсем не был готов к такому ответу, а ждал, что Том полезет драться или расплачется. Но Том просто спокойно сказал то, что думает.
Люди не любят, когда им говорят правду. Особенно когда эта правда идет вразрез с их интересами.
Фред ударил так быстро, что я успела увидеть только, как из носа у Тома брызнула кровь. Том упал на землю. На него бросились дружки Фреда, они начали бить его ногами по ребрам.
Я спрыгнула с качелей и заорала:
– Отвалите от него! Сейчас же!
Они повернулись в мою сторону.
– Эй, слышали, парни? Животное умеет разговаривать! – бросил Фред.
Парни помладше ухмыльнулись.
Фред медленно пошел в мою сторону. Я не двинулась с места.
– Хоть ты и уродина, мы тебя не боимся. Так что придержи язык. – Он подмигнул своим приспешникам. – По большому счету ты просто большая плюшевая игрушка.
– Девчонка в костюме плюшевой игрушки, ага! – подхватил один из парней.
Фред кивнул:
– Совершенно верно. И знаешь, если мы захотим, мы сможем с тобой позабавиться. Парни, как вы смотрите на то, чтобы поиграть с этой плюшевой милашкой?
Фред, наверное, думал, что я не стану отвечать. Что я просто опущу глаза и расплачусь. Но меня охватила безудержная злоба.
– Ты знаешь, кто я, Фред?
Он с удивленным видом задумался.
– Нет, ты меня не помнишь, – сказала я. – А ведь у нас есть общая фотография.
– О чем ты…
– Я была для тебя просто очередной девчонкой, так?
Он промямлил:
– Что? Что ты несешь?
– Я Луиза, подруга твоей сестры. Ну что, помнишь? Это было два года назад, почти вчера.
И прежде чем он успел понять, что происходит, мои когти уже скользили по его лицу, оставляя за собой кровавые следы.
В полицейский участок вошли папа с Патрисией.
Патрисия в ужасе прикрыла рот рукой. Она впервые видела меня с тех пор, как Мутация стала явной, и я не знала, что ее так испугало: моя шерсть или кровь на моих руках.
Я была в наручниках и сидела на расшатанном стуле, на котором меня оставили несколько часов назад.
– Лу, все в порядке? – растерянно спросил папа.
Я едва кивнула.
Он посмотрел на мои окровавленные руки.
– Ты ранена?
– Нет, со мной все в порядке.
Папа повернулся к дежурному полицейскому:
– Что произошло? Почему моя дочь в наручниках?
– Могло произойти все что угодно, – ответил мужчина, закончив раскладывать документы.
– В смысле?
– В прямом.
Полицейский помахал перед папой моей карточкой. Словно это объясняло, почему я в наручниках. Словно это было очевидное доказательство того, что я опасна.
Папа начинал нервничать.
– О чем вы говорите? Она всего лишь девочка, вы не…
Полицейский презрительно посмотрел на него:
– А между тем она напала на четырех молодых людей. Их отправили в больницу на обследование до утра, и вид у них неважный. Так что вам лучше успокоиться.
– Луиза? – спросила Патрисия. – Что случилось?
У меня на глаза навернулись слезы.
– Это неправда, папа. Их было трое. Они оскорбляли Тома. Они его били. Мы просто хотели, чтобы нас оставили в покое. Мы не делали ничего плохого.
– Подожди, – сказал папа. – Лу, я ничего не понимаю. Кто такой Том? Кто кого бил?
Мне было сложно думать. Я уже почти не помнила, что я сделала. Я помнила свою злобу и ярость. А потом все исчезало в багровом тумане. И я снова оказывалась на детской площадке, окруженная тремя полицейскими с оружием в руках. Они что-то кричали мне, но я почти ничего не понимала.
– Успокойся сейчас же!
– Не утруждайся, она не понимает.
Вдалеке кто-то кричал, что нужно стрелять, что меня нужно убить на месте. Была слышна сирена приближающейся скорой. Я ничего не понимала.
Я посмотрела вниз и увидела, что на земле лежит Том с окровавленным лицом.
Я почувствовала его боль.
Я наклонилась к Тому, чтобы поднять его, чтобы помочь ему.