Я сделала селфи на фоне озера – на фотографии были прекрасно видны все особенности моего нового тела – и начала писать. О, казалось бы, мелочах, от которых у меня было так тяжело на сердце. О жизни в лесу, в котором я прячусь. О любви к Тому. В ответ я получила не только оскорбления и призывы немедленно сдаться полиции, но и слова поддержки. Мне было важно говорить во всеуслышание. Выйти из молчания, в которое нас загнали. Через несколько часов мои аккаунты заблокировали. Цензура была настороже. Я завела новые странички. Один за другим появлялись #ЯЛуиза, #ЯЛуиза2, #ЯЛуиза3.
На мои аккаунты изредка подписывались Кошки. Постепенно они заводили все больше и больше профилей. Получилось что-то вроде цепной реакции. Мы больше не могли выходить на улицу, но те Кошки, что сидели в укрытии, понемногу захватывали социальные сети. Мы все рассказывали о нашем быте в подполье, о наших страхах, мечтах и надеждах. О вещах, близких каждому человеку. О чем-то очень простом и знакомом всем людям. Мы показывали, что не имеем ничего общего с тем, какими нас пытаются изобразить Лига, правительство и вся официальная повестка. Я выставила несколько снимков, на которых мы с Томом обнимаемся, и это вызвало поток комментариев.
Через некоторое время об этом заговорили СМИ. Хоть правительство и блокировало аккаунты Кошек, оно не могло заставить нас замолчать. В сети публиковали отрывки наших публикаций с комментариями экспертов. Некоторые из них рассуждали, правильно ли поступил Савини, решив запереть всех Кошек. Могли ли мы быть уверены в том, что Мутация – болезнь? Правда ли, что те, кто ей подвержен, опасны для общества? Ответ со стороны правительства не заставил себя ждать. Сочувствующие Кошкам эксперты отправились в тюрьмы вслед за Би. Наши профили продолжали блокировать, но мы создавали новые.
Как-то раз, когда ко мне приехал Том, мне показалось, что он взволнован.
Когда я спросила, что случилось, он вытащил из-под кофты газету и положил ее передо мной.
На первой странице большими буквами было написано: «Борьба с террористками».
Под заголовком была фотография, на ней – тела, лежащие на бетонной плите.
– Это группа Фатии. Два дня назад они попытались проникнуть на завод. Они клещами вырвали из ограды несколько прутьев. Думаю, они хотели вызволить Кошек из лагеря. Но их заметил охранник. Произошла перестрелка… Полиция выследила девушек, и вчера их нашли на заброшенном складе в промышленной зоне. Полицейские даже не попытались вести переговоры, а сразу пошли в атаку. Большинство девушек казнили на месте.
Я напрасно всматривалась в фотографию: лиц я разглядеть не могла.
– А Фатия? Ее… ее тоже убили?
– Не знаю. В статье сказано, что двум или трем Кошкам предположительно удалось скрыться.
Мне потребовалось время, прежде чем я решилась прочесть статью.
Это был набор клише и всяких глупостей.
Создавалось впечатление, что статью написал один из членов Лиги. Девушек в ней называли террористками и дикими зверями, которые жаждут крови. В статье не было ни слова о том, кем они были, ни слова об их жизни. Уточнялось, что трупы девушек кремируют, а прах захоронят в общей могиле.
Думаю, именно в тот момент я решила, что нас должны услышать как можно больше людей. В газетах и соцсетях невозможно рассказать историю чьей-либо жизни.
Тогда-то я впервые подумала о вас.
О вас, писателе.
Я не читала ваших книг, но ваше имя мне было знакомо.
Я услышала его в тот вечер, когда произошло покушение на Савини. О вас говорили как об отце Камий, девушки, которая подожгла себя во время общенационального митинга Лиги.
Я ничего не знала ни о вас, ни о ваших взглядах. Быть может, ваша дочь принесла себя в жертву, потому что вы от нее отвернулись.
Только не обижайтесь. Но мне ничего не было известно о вас. Так что и такая версия представлялась возможной.
Я немного поискала и нашла статью, которую вы написали после смерти Камий. В ней вы обвиняли Савини и правительство в том, что они воспользовались отчаянием Кошек, чтобы завладеть властью. Вы описывали Камий как несколько мечтательную девушку, идеалистку, которая ужасно страдала от всего, что ей пришлось пережить с начала Мутации. Она вовсе не была фанатичкой, как о ней писали в СМИ. Вас ужасно раскритиковали за эту статью, обвиняли в том, что вы поддерживаете терроризм. После этого вы перестали писать, по крайней мере больше ничего не издавали. Казалось, что и вы исчезли навсегда.
Мне удалось найти ваш электронный адрес. Я долго сомневалась, но потом рискнула написать вам с предложением встретиться.
Мне казалось, что если вы согласитесь написать о Кошке – неважно, обо мне или о другой девушке, – то люди поймут, какие мы на самом деле.
К сожалению… все пошло совсем не так, как я задумала.
Мы с Томом занимались любовью. А теперь дремали, прижавшись друг к другу под одеялом. В печке потрескивал огонь, а на улице все было белое от инея. Нам было очень хорошо. Мне казалось, что мы перенеслись на несколько недель назад, когда мир еще не потонул в пучине хаоса и безумия. Том выбирал книгу, чтобы почитать мне вслух, как вдруг у меня шерсть встала дыбом. Это сигнал. Тревога.
– Что происходит? – спросил Том.
– На улице кто-то есть. С собаками.
Том нахмурился:
– Ты уверена? Я ничего не слышал.
– А слышать и не надо. Я их почувствовала. Они еще далеко, но идут в нашу сторону.
– Может, это просто охотники?
– Возможно. Но они все равно не должны меня увидеть.
Мы поскорее оделись и вышли на холод. Я не взяла с собой накидку, она могла помешать мне, когда придется убегать. Заросли папоротника были усеяны кристаллами инея. Вокруг царило спокойствие. Вдруг из леса донесся собачий лай. Раздались крики:
– Сюда!
Это были не охотники. Эти люди искали меня.
– Как они нас нашли?! – недоумевал Том.
Тогда я вспомнила про телефон. Думаю, что полицейские все-таки выследили меня по публикациям в интернете и теперь пришли арестовать.
– Наверное, это моя вина. Тебе пора уходить.
Том покачал головой:
– Даже не думай! Я останусь с тобой!
Я вернулась в домик и засунула в сумку пару вещей.
– Что ты делаешь?
– Я спрячусь в лесу. Это мой единственный шанс. А тебе нужно уходить.
Том взял меня за плечи:
– Нет, Лу. Я не оставлю тебя одну…
Я погладила его по щеке:
– В лесу я справлюсь сама. Я могу делать то, что тебе не под силу. Мне очень жаль, но это так.
– Лу, я пойду с тобой, – повторил Том.
Теперь я ясно слышала голоса, доносившиеся снаружи. Нужно было уходить, поэтому я сдалась.
– Хорошо. Пойдем.
Мы побежали в глубь леса за домиком. Я хорошо знала эту местность. У нас были все шансы уйти незамеченными.
Я свернула на тропинку, которая поднималась к вершине горы, и мы остановились у каменистой гряды, возвышавшейся над озером. Мы были прямо над домиком. Через несколько минут из леса на поляну вышло с десяток человек. Среди них были полицейские в полном обмундировании и несколько мужчин в камуфляже. Скорее всего, местные охотники. У каждого за спиной было по ружью, а трое из них держали на поводках немецких овчарок.
– Мы можем спрятаться здесь, – предложил Том.
Я замотала головой:
– Нет, это бессмысленно.
Если бы не собаки, мы могли бы остаться там. Есть множество фильмов и романов, в которых герои отрываются от стаи собак, присыпав свои следы перцем, сняв обувь или переплыв водоем. С тех пор как началась Мутация, я знала, что все это бесполезно. Запахом управлять невозможно. А запах Кошек – совершенно особенное явление. Собака замечает его так же легко, как человек светящуюся фару в темноте. Вот и тогда псы учуяли меня довольно быстро. Одна из овчарок встала в стойку и залаяла в сторону леса. Она взяла наш след.
Я прошептала Тому:
– Пойдем скорее, нужно искать другое место.
Мы могли скрыться от них только одним способом: уйти как можно дальше и заставить их выбиться из сил. Через час погони собаки устанут, и облава закончится. Я могла продержаться это время. Оставалось понять, выдержит ли Том такой марш-бросок по горам.
Мы стали подниматься к самым вершинам. Склон был крутой, на нашем пути то и дело возникали густые заросли и засохшие деревья. Я даже не пыталась петлять, чтобы запутать след. Нам было важнее уйти как можно дальше.
Я слышала собак за нашими спинами. По нашему следу они дошли до гряды. Мы поднимались все выше и выше. Лес здесь был темный и густой. Время от времени у нас под ногами хрустели сухие ветки. Испуганные птицы отчаянно били крыльями и оглушительно кричали при нашем приближении.
Тому было очень тяжело. Он спотыкался, задыхался, цеплялся за колючие кусты. Мне не единожды приходилось протягивать ему руку, чтобы помочь.
– Прости, Лу.
– Ничего, мы справимся.
Через пятнадцать минут такой гонки мы вышли на небольшое гранитное плато, на котором совсем не было растительности. Там стояла каменная хибарка с металлической крышей, в которой раньше, видимо, жил пастух. На западе виднелись разрушенный загон для скота и бескрайнее пастбище с блестящей от инея травой. На востоке – заросшая кустарником тропинка. Выше над нами – еще один ряд стройных черных елей, а за ними – только отвесные скалы и заснеженные вершины.
Том, согнувшись пополам, пытался перевести дух.
Я почувствовала в воздухе запах собак. Скоро они будут здесь.
– Том, ты пройдешь вот здесь, – сказала я, показав на загон для скота. – А я пойду дальше наверх.
– Ни за что. Я пойду с тобой.
Я подошла к нему поближе.
– Так у нас ничего не выйдет.
Это было очевидно. Том был слишком медленным, слишком неуклюжим. Я была в два раза быстрее него. Я вспомнила, как еще несколько месяцев назад мне приходилось опираться на перила, когда я поднималась по лестнице дома. Теперь же ничто не могло меня остановить. После нашего марш-броска у меня едва сбилось дыхание.