В ее голубых глазах отражался солнечный луч, проникавший сквозь крышу ангара.
Казалось, Белянка удивлена и обеспокоена одновременно.
– Луиза, это невероятно.
Я не знала, что сказать в ответ.
Она повторила:
– Невероятно.
– Что… что со мной такое?
Она мотнула головой и сказала:
– Луиза, я могу ошибаться, но…
– Что?
– Ты беременна.
Не могу вам сказать, что именно я почувствовала, услышав эти слова.
Я была ошарашена.
Ошарашена настолько, что не сразу поняла, что случилось.
– Но как…
Белянка погладила меня по щеке.
– Ты в порядке?
Вместо ответа я кивнула.
Я не знала, о чем говорить, о чем думать.
Насколько мне было известно, такого не случалось еще ни с одной Кошкой. Все вокруг твердили, что это невозможно. По этому поводу было написано несколько десятков статей. Ученые выяснили, что мутация хромосомы Х является отклонением от нормы. С появлением хромосомы Т Кошки стали отдельным видом, и, следовательно, «скрещивание» было невозможно. Савини даже использовал эту информацию, чтобы доказать всем, что мы не можем считаться божьими творениями. «Слава Господу, – провозглашал он в своих речах, – Темные бесплодны. Они никогда не смогут иметь потомство с нашими сыновьями! Разве это не указывает на то, что они не являются частью божественного плана?»
Когда мы с Томом занимались любовью в охотничьем домике, мы использовали презервативы, которые он принес. На всякий случай. Но в первый раз, в самый первый раз в больнице, мы об этом даже не подумали. И одного раза было достаточно.
Я очень долго молчала.
Я знала, что Белянка права. Я чувствовала: внутри меня зарождается жизнь.
Жизнь зарождалась, а я понятия не имела, что с ней делать. Я даже не знала, как это создание будет выглядеть. Я даже не понимала, хочу ли я это узнать.
Раздался вой сирены, и я пошла в цех.
В тот вечер мне не хватило смелости присоединиться к девушкам, которые рассказывали истории, собравшись вокруг кровати. Я осталась лежать на своем матрасе, пытаясь разобраться с вопросами и сомнениями, которые роились у меня в голове. Я слышала, как шепчутся девушки, как по железной крыше барабанит дождь, и была готова отдать все на свете, лишь бы Том сейчас был рядом со мной и рассказал мне пару идиотских баек про обожаемые им ужастики.
Кто-то дотронулся до моего плеча. Я открыла глаза. Это была Рыжая.
– Как ты, сестра?
– Устала, но все хорошо.
– Что тебе сказала Белянка?
– Ничего особенного. Она уверена, что это просто грипп. Ничего серьезного.
Рыжая скривилась:
– Ты не умеешь врать, сестра.
Я вздохнула:
– Не понимаю, о чем ты.
– А я прекрасно понимаю. – Она положила руку мне на живот. – Потому что со мной такое уже случалось.
– Не понимаю, о чем ты, – повторила я.
Рыжая, притворившись, что не расслышала, прилегла рядом со мной. Я не стала противиться. Она прижалась своей щекой к моей. Рыжая так долго молчала, что я решила, что она уснула. Наконец я услышала, как она шепчет мне на ухо:
– Я даже не знаю, как его звали. Знаю только, что он был очень красивым. Это случилось на вечеринке у друзей. Я скучала, сидя на одном краю дивана. Он – на другом. Мы встретились взглядом и сразу же друг другу понравились. Сработал инстинкт. Иногда все происходит очень просто. Что бы мы ни говорили, мы остаемся животными. Я безумно желала его, а он меня. Было видно, что нам не нужно разговаривать и притворяться. Знаешь, это чувство в животе. Словно катаешься на американских горках. Мы с тем парнем с первого взгляда поняли, что сидим в одном вагончике. Мы одновременно встали и вышли в сад. Мы занимались любовью на траве. Мы не думали. Ни о чем. Да, конечно, я могла спросить, есть ли у него презерватив. Он и сам мог бы об этом подумать. Но ни у него, ни у меня даже мысли об этом не проскочило. Так что иногда никто ни в чем не виноват. Или все виноваты во всем. Мы занимались любовью, словно больше нам делать было нечего. И нам было очень хорошо. Мы оделись, попрощались. И все.
Рыжая выдержала паузу.
– Мне было пятнадцать. Это был мой первый раз.
В темном углу спальни закашляла одна из Кошек.
– Через месяц я узнала, что беременна. Я не знала, как поступить. Я знала только, что это не то, чего я хочу. Я не могла представить, как расскажу об этом родителям. Особенно отцу, он у меня психованный. Он считал, что мне все еще восемь лет. Мне казалось, что моя жизнь разбита вдребезги. Я хотела стать художником, а не завести ребенка. Я чуть с ума не сошла. Медпункт у нас в школе закрылся задолго до этого. Центра планирования семьи в моем городе тоже не было. Поэтому я заявилась к нашему семейному врачу. Он знал меня с самого детства. Это был очень милый старичок. Я ему очень доверяла. Он принял меня в своем кабинете, и я, бросившись в омут с головой, сказала ему, что беременна. Сначала он мне не поверил. Наверное, подумал, что я шучу. Подростковые причуды. Но он понял, что я говорю серьезно, когда я сказала, что покончу с собой, если он мне не поможет. Это была правда, я была готова на все. Я боялась только одного: что он откажет. Но он сделал все, что от него требовалось. Он даже не стал читать мне никаких наставлений, просто дал пару советов на будущее. Не подумай, что мне было легко, но я выдержала, потому что знала, что моя жизнь продолжится, что я смогу ходить в школу, выучусь на художника и все в таком духе.
Рыжая замолчала. Я ничего не говорила. В тишине раздавалось только ее спокойное дыхание, я чувствовала его тепло прямо у уха.
– Ну а через месяц мои родители развелись. Я осталась с мамой. В моей жизни все пошло не так, я никогда не училась в художественной школе, я бродила от одного заброшенного здания к другому, я увлеклась граффити, стрит-артом. Я, можно сказать, наконец-то занималась тем, что мне было по душе. Понимаешь, мы можем строить планы, но жизнь – это не карта, на которой прочерчены все дороги. Север, юг, пункт А, пункт Б – никогда не знаешь, через что тебе придется пройти, чтобы добиться своего. Иногда я думаю о враче, который мне помог. Думаю, все было бы совсем по-другому, если бы он позвонил моим родителям или попытался убедить меня сохранить ребенка. Но он предоставил мне право выбора. И это бесценно.
Я покачала головой, стараясь сохранять спокойствие, но это было сложно. Я почувствовала, что у меня на глазах выступили слезы, и Рыжая обняла меня.
– Что мне делать? – спросила я.
– Тебе решать, – прошептала Рыжая.
– Я даже не знаю, как может выглядеть этот ребенок. Я думала… я думала, что это невозможно.
– Я тоже. Но твой пример доказывает обратное.
– Если я останусь здесь, Кэти и охранники непременно об этом узнают.
Мы молчали, слышен был только шум дождя над нашими головами.
– Может, Белянка знает, как от него избавиться.
– Я… я не знаю.
– Хочешь его сохранить?
Этого я тоже не знала. Любой исход казался мне невероятным.
– Только ты и можешь знать, – прошептала Рыжая. – Не позволяй никому решать за тебя. Никогда. Как бы то ни было, я буду рядом, мне плевать на ад и рай.
В конце концов новость разлетелась по всему заводу.
Сначала я подумала, что это Белянка всем разболтала. Но когда я спросила у Рыжей, она усмехнулась и показала пальцем на свой вздернутый нос.
– Нам слова не нужны, сестра. Достаточно почувствовать.
И она была права. Я поняла, что мой запах изменился. Словно я побрызгалась духами. В этом опьяняющем аромате было что-то сладкое, тяжелое и дикое одновременно. Он напоминал запах белых бархатистых цветов, которые так любила мама и которые иногда стояли на столе в гостиной.
Девушки не спускали с меня глаз. Они уступали мне место в очереди за едой. Они аккуратно дотрагивались до меня, когда мы работали в цеху. Они решили, что я больше не участвую в подрывной операции.
– Тебе нельзя так рисковать, – заметила мне одна из них.
Я вырвала фломастер у нее из рук.
– Здесь я принимаю решения. Я!
Через несколько дней охранник из цеха нашел у одной из Кошек лезвие, сделанное из крестика. Он, видимо, был посообразительнее остальных, потому что понял, что мы использовали самодельный нож, чтобы разрезать катушки и выводить из строя машинки. Думаю, той девушке учинили строгий допрос, и она все-таки во всем призналась. Наутро охранники приказали нам встать и обыскали спальню сверху донизу. Они забрали фломастеры, книги, значки, украшения, клочки бумаги с нацарапанными посланиями. Забрали все мелочи, которые девушкам удалось незаметно пронести на завод из комнаты для свиданий. Охранники отняли все подчистую, а девушек отправили в карцер.
Затем Кэти собрала всех в цеху: между швейными машинками толпилась огромная масса Кошек. Кэти поднялась на небольшое возвышение; на ней была белая тога, на фоне которой ярко выделялось ее пунцовое лицо.
– Девушки, – сказала Кэти дрожащим от гнева голосом, – девушки, вы меня разочаровали. Даже хуже: вы меня обманули. Вы обманули мое доверие к вам. Вы знаете, что мы все день ото дня трудимся, чтобы помочь вам вновь обрести истинный путь, путь добра, путь света. – Кэти сложила руки перед грудью в молитвенном жесте. – Поверьте мне, все усилия правительства и министра Савини направлены на то, чтобы наставить вас на путь света. Прямо сейчас ученые проводят исследования, пытаясь найти лекарство от вашей болезни. Ведь все мы знаем, какие страдания эта болезнь приносит вам и вашим близким. Мы не теряем надежды, что однажды вы вновь окажетесь среди людей. Нет, мы продолжаем верить! – Она с грозным видом наставила на нас палец. – Но я уже говорила вам и повторяю это каждый день: вы тоже должны внести свою лепту в общее дело. Вы тоже должны приложить усилия. Иначе у нас ничего не выйдет, и вы навсегда останетесь заперты в позорной оболочке, в которую превратились ваши тела! Вы должны побороть в себе лень, глупость и животную грубость, которые оскверняют ваши души. Вы должны бороться с природными склонностями, которые свойственны животным! И в этом вам поможет работа. Труд защитит вас от животного начала!