Мы все вместе пообедали на берегу озера.
Над нами было чистое небо. Фатия была счастлива. Казалось, ей очень нравится папа, «несмотря на то что он человек, несмотря на то что он мужчина». Думаю, она хотела снова наладить связь со своей семьей, но пока не могла на это решиться.
Сати с тремя Кошками играл в салочки на поляне. Было забавно наблюдать за тем, как они бегают друг за другом. Моего брата совершенно не смущало, что девушки покрыты шерстью. Он понимал, что они не такие, как он, но считал это абсолютно нормальным.
Когда мы прощались, я отдала папе письмо для Тома. Письмо, в котором я сообщала ему, что беременна и собираюсь сохранить ребенка.
Я не знала, как он это воспримет.
Как-то утром мы все дошли до избушки пастуха, возле которой несколько месяцев назад я сражалась с собаками. Хибарка была в полуразрушенном состоянии, но мы подумали, что было бы неплохо ее восстановить. Она была чуть просторнее, чем охотничий домик, и у нее были каменные стены, которые могли бы лучше защищать нас от холода и дождя. К тому же мы могли бы завалить все тропинки, ведущие к избушке, стволами упавших деревьев. Это позволит нам выиграть время, если к нам пожалуют незваные гости: мы почувствуем, что они рядом, и успеем убежать еще выше в горы. Это было более безопасное место, чем охотничий домик.
Мы целыми днями приводили в порядок домик пастуха и переехали в него в середине января. Уголек не слишком охотно пошла за нами, но, увидев свою новую подстилку прямо у печки, сразу же решила сменить место жительства. Рыжая расписала одну из стен. Она нарисовала Кошек в окружении лозунгов, которые мы сочинили для плакатов, когда готовились к нашему Маршу: «Мы в ярости!», «Мы искры!», «Мы огонь!», «Мы влюблены!», «Мы живы!», «Мы пугающие!», «Мы необыкновенные!», «Мы окончательно чокнулись!».
Мы устроили праздник в честь новоселья.
Зажгли свечи и развесили гирлянды из остролиста и сосновых веток. На огне кипел суп из крапивы, грибов и лесного ореха. После обеда мы испекли хлеб, и в воздухе витал такой восхитительный аромат, что нам хотелось впиться зубами в горячую корочку.
В честь такого события несколько девушек пригласили родителей и друзей, которым можно было доверять. Мы долго спорили по этому поводу: конечно, это было небезопасно, но очень важно для Кошек. Фатия не стала возражать. Мы попросили папу связаться с семьями девушек, соблюдая все предосторожности. Когда девушки и их родные снова встретились после долгой разлуки, они то смеялись, то плакали. Получилось очень трогательно.
Папа с Сати приехали ближе к вечеру и привезли с собой маму Тома. На ней были те же бесформенные розовые спортивки, как и в тот вечер, когда я встретила ее в больнице. Она от всей души обняла меня и чуть не задушила.
– Мы вытащим Тома из этой проклятой тюрьмы, – сказала она мне на ухо. – Снесем там все к чертям собачьим, если понадобится. Но, клянусь тебе, мой сыночек выйдет на свободу. – Потом она перевела взгляд на мой круглый живот. – Ну, кажется, я скоро стану бабушкой, так ведь?
Я кивнула.
– Мой сыночек так быстро вырос, – сказала она, утирая слезы. – Мне придется с этим смириться. Но он навсегда останется моим маленьким мальчиком.
Папа принес персики в сиропе. Я открыла банку, и их аромат сразу же напомнил мне рождественский ужин в лагере. Как мы, несмотря на все лишения, устроили настоящий праздник. Мы с девушками предались воспоминаниям. О том, как Рыжая пародировала Кэти, о том, как мы пели и танцевали, о том, какими вкусными нам казались сладости, которыми мы угощали друг друга. Мы от души смеялись, хоть у каждой из нас в душе еще были свежие шрамы. Не было и дня, чтобы я не вспомнила о Белянке и обо всех Кошках, которые погибли во время нашего побега. О Саре, которая представлялась мне сказочной принцессой, запертой в маленькой квартире посреди большого города. О Морган, которая пыталась выжить, любила и ненавидела нас одновременно, а потом стала одной из нас и пожертвовала собой ради всех Кошек. Где она теперь?
Я поняла, что мы все изменились и уже никогда не будем прежними. И не только благодаря Мутации и шерсти, покрывшей наши тела, но и благодаря всему, через что нам пришлось пройти. Мы стали взрослыми. Израненными взрослыми, которым предстояло принимать решения. И которым принадлежало будущее.
Мама Тома принесла мне письмо. Я открыла его трясущимися руками. Том писал, что очень рад, что я жива и передала ему письмо. Он почти ничего не рассказывал о своей жизни в тюрьме, не считая того, что он был ответственным за библиотеку и создал клуб любителей чтения. Я прекрасно понимала, что он о многом умалчивает, чтобы меня не тревожить. В конце письма было несколько строк о моей беременности:
К счастью, я лежал, когда прочел, что ты беременна. Иначе я подпрыгнул бы до потолка или упал бы на бетонный пол. Или сделал бы и то и другое. Думаю, тараканы, мои соседи по камере, оценили бы это зрелище. Этим милым маленьким животным здесь ужасно скучно. Я пишу всю эту ерунду, потому что мне очень радостно и страшно одновременно. (Думаю, ты ощущаешь примерно то же самое?) Я не чувствую, что готов к этому. (Думаю, ты тоже?) Я даже не знаю, хочу ли я этого. (Но ты, наверное, уже твердо решила?) Я даже не могу представить, как будет выглядеть ребенок, у которого такая мать, как ты (невероятно красивая, сильная и умная), и такой отец, как я (хоть я и потерял в тюрьме несколько граммов, я все такой же «полненький» и странный). Но ты знаешь, как я люблю приключения, и если ты хочешь ввязаться в эту авантюру вместе со мной, то я во всем тебя поддержу. Со всей моей любовью. Том.
Подняв глаза, я заметила, что все вокруг украдкой поглядывают на меня, наблюдая за моей реакцией.
– Что вы на меня так смотрите? – спросила я и не смогла сдержать улыбку.
Этого было достаточно, чтобы их успокоить.
Была весна, и я сеяла горох в огороде, который мы разбили на месте старого загона для скота. В углу садика, пригревшись на солнце, дремала Уголек. Папа привез нам семена из города, и мы уже вырастили салат, морковку и капусту. Жить стало намного проще, когда у нас появились свои овощи.
Зима прошла очень спокойно.
Иногда на плато, где мы жили, забредали туристы или охотники, но они сворачивали в сторону, не доходя до нашего домика. Нашими союзниками были собаки. Не знаю почему, но они всякий раз брали мнимый след и уводили своих хозяев подальше от нас. Вполне вероятно, что пара охотников пропала с концами из-за Фатии. Она хранила в себе ужасный, но чуть притупившийся гнев, подобный старому ножу, который давно не точили.
В то утро я вставила в землю зернышко и тут же почувствовала первые схватки.
Я поднесла к животу испачканную в земле руку.
Уголек подняла на меня зеленые глаза.
Рыжая и еще две Кошки, которые пропалывали кусочек огорода, сразу же все поняли. Они подбежали ко мне, помогли мне встать, и я прислонилась к дощатой стене старого загона. Мне было то очень жарко, то буквально через секунду начинало знобить.
Из пастушьего домика выбежала Фатия, которая почувствовала, что со мной происходит.
Она положила руку мне на плечо:
– Мы с тобой, Лу.
Я попыталась улыбнуться, но получилась только мученическая гримаса.
Конечно, мне было страшно, но оттого, что девушки были рядом, мне становилось спокойнее.
Вдруг я почувствовала, что внутри меня будто вращается планета, что сама я стала небом с тяжелыми тучами, из которых вот-вот польется дождь. Ребенок был на подходе. Я закричала: мой голос звучал, словно гром, который в грозу обрушивается на землю. Небеса разверзлись. Так я и родила первого ребенка: прямо в огороде, на черной земле. Младенец и сам был похож на зернышко – в нем чувствовалось живое трепещущее начало. Я вдохнула запах ребенка, а затем аромат гор, леса, людей и животных, которые когда-то жили здесь, и тут у меня в животе завертелась еще одна планета.
Я выпалила:
– Еще один, еще один ребенок.
Небеса и мое тело разверзлись во второй раз, и на темную землю упало еще одно зернышко.
Их было двое. Две планеты-близнеца.
В этот день три месяца назад я родила двоих детей.
Мальчика и девочку.
Вы пришли ко мне сегодня утром по нехоженой тропинке. Дорогу вам показал папа.
На мое тогдашнее письмо вы ответили, что готовы со мной встретиться. Но моя почта уже давно была заблокирована, и ваш ответ я так и не получила. Я знаю, что вы провели целое расследование, чтобы меня найти. Папа рассказывал, что однажды вы пришли к нам домой и спросили у папы, точно ли я его дочь. Из осторожности папа не сразу открыл вам всю правду. Он рассказал мне о вашем визите, и я поняла, кто вы такой.
Фатия была против того, чтобы вы приходили сюда.
– Он мужчина, Лу. Он ничего не поймет.
Конечно, она права: вы мужчина и к тому же немолоды. Я не знала, сможете ли вы понять семнадцатилетнюю девушку. Да и может ли вообще мужчина понять женщину?
Наконец я смогла убедить Фатию, что победить Савини и Лигу мы сможем только тогда, когда перестанем молчать.
За зиму я успела набросать план, чтобы понимать, о чем и как я буду вам рассказывать. Вы выслушали весь мой рассказ, ни разу меня не прервав, даже когда я говорила о вашей дочери. И я благодарна вам за это. Я бы и сама могла написать эту книгу, но я знаю, что никто не станет издавать произведение, созданное Кошкой. А вы человек. Вы знаете немало издателей. Быть может, среди них найдется смельчак, который решится напечатать ваш текст. Быть может, однажды этот рассказ окажется на полках книжных магазинов, а потом и в руках читателей и читательниц, которые поймут, что мы не так уж сильно отличаемся от них. Для этого и нужны книги. Чтобы открывать людям глаза, а если повезет – и сердца.
Мы скрываемся здесь, в горах. Это наша территория. Конечно, это почти ничего не значит. Мы прекрасно понимаем, что Савини до сих пор у власти, что лагеря все еще не закрыты и что приспешники Лиги не упустят возможности с нами расправиться, если найдут нас.