Сначала Ревер сказал, что понимает, как тяжело ученикам, учителям и мне в сложившейся ситуации. Затем он спросил, что я знаю об Алексии, о ее жизни и семье. Я ответила, что мы с ней были одноклассницами в начальной школе и потом отдалились друг от друга.
– Я правильно понимаю, что у нее были не самые простые отношения с родителями? – пытаясь выдавить дружелюбную улыбку, спросил Лемуан, тот, что помладше.
– Да, это так. Особенно с отцом…
Я увидела, что на столе перед Лемуаном лежит телефон. Он записывал наш разговор. И от этого я как-то напряглась.
Лемуан заметил мой взгляд.
– Тебе нечего бояться, Луиза, все, что ты нам скажешь, останется между нами. А запись ведется для того, чтобы мы ничего не забыли.
У меня не было причин ему не доверять. Я рассказала, как однажды меня пригласили к Алексии на полдник. О безупречном порядке и тишине у нее дома. И как отец Алексии влепил своей дочери пощечину за то, что та просыпала крошки от кекса на плитку. И как она плакала, сжав зубы, и как она…
Я осеклась.
– Что? Что случилось? – спросил Ревер.
– В тот день, когда я пришла к Алексии на полдник, она плакала и все повторяла: «Я не виновата». Как… как тогда в кабинке…
Я сдержалась, чтобы не сказать «в кабинке покойницы». Психологам незачем было это знать.
Ревер наклонился ко мне:
– Нам сказали, что ты пошла за Алексией в раздевалку, это правда, Луиза?
Я кивнула:
– Да, я сказала учителю, что могу сходить за ней.
– А как Алексия вела себя в раздевалке?
– Она плакала. Не хотела выходить.
– Она сказала тебе, почему не хочет выходить?
Я подняла глаза.
– Вы прекрасно знаете почему.
Лемуан согласился со мной:
– Да, конечно. Но нас интересует твоя версия, Луиза.
– Нет, она мне ничего не сказала. Я решила, что ей плохо. Я ей обещала, что все объясню учителю. Что ее могут освободить от занятий в бассейне.
– Заметила ли ты тогда что-то подозрительное?
Я помотала головой:
– Нет, она завернулась в полотенце. Но я увидела бритву. На полу. Я тогда не придала этому значения.
– А тебе не показалось, что Алексия была… не такой, как обычно? – не отставал Лемуан.
– Нет, я же сказала.
– А что ты подумала, когда увидела Алексию чуть позже?
– Не знаю. Что это странно.
– Ты раньше такое никогда не видела?
Я помотала головой:
– Конечно нет.
– И никто тебе ни о чем подобном не рассказывал?
– Нет.
– Замечала ли ты до случая с Алексией, что и с другими девушками происходит что-то странное?
– Странное? – спросила я, нахмурившись.
– Да, странное, – ответил Лемуан. – В раздевалке у кабинок нет дверей. Так что, я полагаю, вы с другими девушками… смотрите друг на друга, когда переодеваетесь?
Я покраснела против своей воли. По лицу Лемуана было видно, что ему тоже неловко. Как будто он распахнул дверь женской раздевалки, когда все девушки в ней стояли голышом. Нет, этот тип точно не психолог.
В разговор вмешался Ревер:
– Так, значит, ты привела Алексию из раздевалки к бассейну?
– Да.
– Она плакала?
Я не понимала, к чему они клонят. Все это начинало действовать мне на нервы.
– Да, плакала, я же сказала. Ее что-то беспокоило. В этом я не сомневаюсь.
– Конечно, мы так и думали, – спокойным тоном ответил Лемуан. – И ты ей помогла? Ты вела ее за руку?
Я не хотела им говорить, что у меня не было никакого желания прикасаться к Алексии. Что она вызывала у меня легкое чувство отвращения.
– Я… я не знаю. Наверное, нет.
Ревер приблизился ко мне вплотную:
– Ты вела ее за руку, Луиза?
Мне было плохо. Я не понимала, зачем они задают мне все эти вопросы и что я вообще делаю в этой комнате. Я вспомнила, что они не представились мне психологами. Я сама это придумала. Кто эти мужчины? Чего они хотят?
– Нет-нет, она просто шла за мной.
– Она к тебе прикасалась?
– Нет! Послушайте, не знаю, что вы…
Ревер поднял руку. Словно для того, чтобы отогнать невидимую муху. Или чтобы заставить меня замолчать.
– А ты, Луиза, дотрагивалась до Алексии?
Я вспомнила, как все было. Мы уже выходили из раздевалки.
Я сказала Алексии:
– Постой, ты не можешь пойти в таком виде.
Я взяла уголок ее полотенца и вытерла ей слезы.
Потом я погладила ее по щеке. Очень ласково. Так утешают маленьких детей.
– Ты дотрагивалась до Алексии? – в очередной раз спросил Ревер.
Я покачала головой:
– Нет, мы не прикасались друг к другу.
Тем же вечером после ужина я пошла укладывать Сати и прочитала ему сказку. Он немного похныкал, чтобы я прочла ему еще одну, но мне нужно было поскорее уйти.
Я заперлась в своей комнате и начала поиски.
В браузере я набрала «женщина» и «волосяной покров».
Теперь, наверное, ситуация еще хуже, чем тогда.
Но вы и представить не можете, сколько жестоких слов я увидела на форумах, которые попались мне на глаза. Сотни страниц с грязными шутками и оскорблениями. Омерзительно. Но самую большую жестокость проявляли девушки по отношению к самим себе. На меня хлынул целый поток сообщений, в которых они описывали свои комплексы, называли себя грязными, порочными, ненормальными. Они посылали сигналы бедствия в пучину интернета, словно бросали в море бутылки с записками.
У меня они везде, даже на лице. Конечно, они почти незаметны, но, если подойти ко мне слишком близко, ИХ ВИДНО!!
Помогите, я его люблю, но боюсь, что он станет надо мной смеяться.
Мне 11, и у меня волосы на лобке, но я боюсь говорить об этом с мамой и не знаю, как и чем их можно удалить.
Я понимаю, что жизнь на этом не заканчивается, что у других девушек такая же история и что я себя накручиваю, но мне хочется плакать, когда в журналах я вижу девушек с гладкой кожей без единого волоска.
Я ужасно себя чувствую, когда вижусь с подругами. Они красивые, у них нет волос, и они об этом не задумываются и могут носить все что угодно. А себя я считаю уродиной, я уверена, что у парней я вызываю отвращение и всю жизнь проведу в одиночестве.
По вечерам я плачу, лежа в кровати, я так больше не могу. Мне плохо в собственном теле, я чувствую себя в заточении, из которого не могу выбраться. К тому же я толстая, и это только все ухудшает. Я даже думала о самоубийстве, однажды я даже полностью продумала, как уйду из жизни…
Иногда эти бутылки с посланиями находили сочувственные отклики, но чаще всего они вдребезги разбивались о безжалостные насмешки. Эти девушки оставались один на один с экранами своих гаджетов и со своими комплексами.
Конечно, я могла понять их беспокойство. Раньше я была такой же: меня восхищали гладкие тела девушек в рекламе и я была готова на все, чтобы стать похожей на них. С самого детства я играла с куклами, у которых не было волос на теле. И видела такие же манекены в витринах магазина. И куклы, и манекены были для нас образцами.
Но теперь я бы все отдала, чтобы вновь обрести тело, которое не болит, тело без шрамов, и несколько волосков меня бы ни капли не обеспокоили.
Проведя кучу времени за чтением форумов, я принялась искать на медицинских сайтах. Настойчивость, с которой оба мужчины пытались выяснить, дотрагивались ли мы с Алексией друг до друга, казалась мне подозрительной. Неужели Алексия была заразной?
Я прочитала про гипертрихоз[3] и гирсутизм[4] и, хоть и не все поняла, узнала, что причиной обеих болезней является гормональный сбой. Это редкие заболевания, и в интернете не было ни слова о том, что они заразны. Стоя под душем, я не смогла удержаться от того, чтобы осмотреть свое тело. Не найдя ничего необычного, я с облегчением выдохнула.
Было поздно, но я продолжила поиски, переходя с сайта на сайт, от истории к истории: бородатые женщины, которых показывали в цирках, волосатые дети, которых дарили королевским особам вместо плюшевых игрушек, оборотни, сеющие ужас в деревнях… Легенды, суеверия и шарлатанство сливались воедино. У меня было ощущение, что я нахожусь на школьном дворе.
Я заглянула и в книгу греческих мифов, которую мне подарила мама. Я никак не могла решиться расстаться с этой книгой. Она была такой старой, что однажды папе пришлось подклеить ее кусочками строительного скотча. Я прочитала историю нимфы Калипсо, которую изнасиловал Зевс и превратила в медведицу Артемида. А еще историю искусной ткачихи Арахны, которую Афина превратила в паука. Меня взволновала схожесть этих историй с историей Алексии.
Но то, что случилось с Алексией, не имело к мифам никакого отношения. Я ведь не тупая. Я прекрасно знала, что Алексия не была волшебным существом. Будь мы в американском романе для подростков, все сложилось бы хорошо. Но это произошло в реальности, в нашем городе, у школьного бассейна, и Алексия этого не вынесла, и теперь она была мертва. Ничего сверхъестественного в этом не было. Да, это было ужасно, но без какой-либо патетики.
Я уже собиралась выключить компьютер и перебраться в кровать, когда наткнулась на видео, снятое в какой-то азиатской стране. Это был новостной сюжет, который показывали всего несколько дней назад. Слова корреспондента не были переведены. Сначала я увидела толпу, которая с криками бежала куда-то. Крики, звучащие в динамиках, разбудили Сати, который спал в соседней комнате. Я услышала, как он жалобно и тревожно что-то пролепетал.
Я выключила звук и стала смотреть дальше.
Вы, конечно, помните это видео, его все посмотрели.
Я сидела в своей темной комнате и не могла отвести взгляд.
Толпа немного расступается, и в кадр попадает девушка, она совсем одна посреди улицы, а все остальные испуганно смотрят на нее и жмутся к стенам домов. Она пытается заговорить, пытается объяснить всем, что… что она человек, хоть ее тело и покрыто шерстью. А толпа ее не понимает. Девушка похожа на медведицу или пантеру, стоящую на задних лапах. Людям страшно. А когда людям страшно, они теряют рассудок. Кто-то поднимает камень и бросает его в девушку; камень прилетает ей прямо в голову. Девушка отчаянно жестикулирует. Она хочет объяснить всем, что она такая же, что им нечего бояться. Но люди воспринимают это как угрозу. И когда девушка подходит к ним поближе, в нее летит еще один камень, и еще, и еще… и страх уступает место жестокости…