[408] о Ционе, хотя и не думаю, что она представляет для Вас большой интерес»[409].
Но на Василия Лаврентьевича сильно действовало обострение болезни Альбины, столь нервно отреагировавшей на публикацию Володина. На мою попытку их примирить он ответил решительным «нет»:
«Теперь о Володине: я долго обдумывал положение с ним. На меня неприятно повлиял и сердечно-истерический припадок Альбины, и другие новости. Запечатав его нераспечатанное письмо и вложив рубль (стоимость письма), я его вычеркнул из числа знакомых и только Вам поясню причины: l) сноской внизу, что он использовал мою книгу, он поставил меня в забавное положение – читатель может думать, что его трактовка И. Ф. Циона как мошенника, авантюриста и проходимца реакционера – это трактовка моя и что именно я даю пищу для антисемитизма, а не он! 2) Логически рассуждая, можно видеть, что он и не очень стремился показать во весь рост Циона как замечательного ученого – яркую, противоречивую личность – а в угоду цензуры и занимательности дал едкую карикатуру на учителя И. П. Павлова (и косвенно дал намек на то, что И. П. Павлов восхищался Ционом чуть [ли] не по родству душ), з) Он отлично знал, что обком партии и «Наука» зарубили мою рукопись о Ционе. Мне даже не вернули рукопись и отослали в Москву. Если бы Володин написал в сноске – «с позволения автора В. Л. – я использовал широко материалы его рукописи и, зная о том, что она не будет опубликована из-за неподходящей тенденции – я дал ей иную трактовку, о чем и ставлю в известность уважаемого В Л-ча», то я бы счел сей инцидент – чепухой. Но моя мудрая сибирская докторша Альбина <…> прочитав сочинение Володина, она одновременно организовала сердечно-истерический припадок: «Вот русский дурачок Вася написал о Ционе так, что печатать не будут, а умный еврей Володин сумел написать, он знает, что нужно сейчас, что пойдет в номер. Брось свою писанину, мы лучше будем жить на твои 140 рублей – не порти глаза», и т. д. и т. п. 5) А ведь Володин еще просил у меня: дайте мне Ваши материалы об Ухтомском – я возьмусь за него. <…> Итак, не поймите ложно – я не злобен и отходчив <…> но я уже растерял жалость еще в Сибири! Я прошу больше к Володину не возвращаться»[410].
Прочитав очерк Володина, я убедился, что никакого «антисемитизма» в нем, конечно, не было. И на Павлова он тень не бросал. Изданию научной биографии Циона в издательстве «Наука» публикация его литературного портрета в писательском сборнике никак не мешала. О том, что автор очерка использовал материалы Меркулова, было четко сказано, ему выносилась благодарность. А ответственность за трактовку характера своего героя нес, конечно, сам автор, и никто другой. Думаю, что в глубине души Василий Лаврентьевич все это сознавал. Но так уж перестроились его доминанты под воздействием болезней, роковых неудач и истерического припадка супруги. Ничто человеческое ему не было чуждо!
Бориса Володина я видел последний раз летом 1999 году, когда был в Москве. Он назначил встречу у конечной станции метро, уже не помню, на какой линии, усадил нас с женой в машину и повез лесистой дорогой на дачу. Милая Оля приготовила чудесный стол, мы по-российски «хорошо посидели». Вспоминали прошлое, рассказывали о том, что произошло у каждого за пробежавшие годы. Борис был очень весел, рассказывал забавные истории, искренне радовался встрече. Со времен горбачевской перестройки прошло 14 лет, уже восемь лет не было советской власти, но книга о Павлове не была написана. Этой болезненной темы мы, по молчаливому согласию, не касались.
Зашла соседка по даче, вдова писателя Владимира Тендрякова; подходившее к концу пиршество, пошло по второму кругу. Поздно вечером она уезжала в город и любезно согласилась подвезти нас к стации метро: Борис был подшофе и садиться за руль не рискнул.
Следующий раз я был в Москве в декабре 2003 года. Приехал всего на несколько дней – в связи с презентацией моей книги «Вместе или врозь?» График моего пребывания был плотным, но я, конечно, позвонил Володину. Женский голос в трубке показался сухим и незнакомым. Я попросил Бориса Генриховича. После паузы, последовал настороженный вопрос:
– Кто его спрашивает?
Я назвал себя.
– Бориса давно уже нет. Он умер полтора года назад… Очень мучился.
Тут только в дрогнувшем голосе я узнал мягкую Олину интонацию. Растерявшись, я бормотал неловкие слова соболезнования. Она отвечала скупо и односложно. Чувствовалось, что горя своего она еще не избыла, но делиться им с гостем издалека желания не имела. Заехать не пригласила…
Глава двадцать вторая. Судьба книги: Галлер
Поначалу меня удивило, что Василий Лаврентьевич пишет книгу об Альбрехте Галлере: с чего это его потянуло в далекую Швейцарию далекого XVIII века? Подумалось, что он, видно, устал плыть против течения и решил передохнуть в тихой гавани, подальше от всевозможных табу «единственно правильного учения».
Но кто такой Галлер, чем знаменит, что собой представлял? Василий Лаврентьевич мне сообщал:
«Альбрехт Галлер – вундеркинд, писавший стихи в 9 лет на латинском и древнееврейском, прочитавший к тому времени Библию на древнегреческом, и потом он решил стать медиком. Его учитель Бургав рекомендовал 26-летнего Галлера профессором в новый Геттингенский университет коротко и ясно: «Он будет великим медиком Европы». И он оказался прав!»[411]
К этому письму, для моего ликбеза, была приложена страничка с краткой, но выразительной биографической справкой:
«Альбрехт ГАЛЛЕР (1708–1777) – универсальный натуралист, историк науки, полиглот и поэт. Учился в Тюбингене, Лейдене, Париже и Базеле.
Как анатом Галлер вскрыл 360 трупов и написал 8 томов анатомических таблиц: кровоснабжение органов и их иннервация.
Как ботаник описал 400 новых видов растений Швейцарии (2 тома) и 3 тома Истории изучения флоры Гельвеции[412].
Как эмбриолог произвел более 250 опытов над развитием сердца и костей у цыплят и млекопитающих (2 тома о цыплятах, два тома о костях). Кроме этого он описал в 2 томах мемуаров: процесс развития органа зрения у рыб и птиц – заложил основы сравнительной анатомии и эмбриологии органа зрения.
Как физиолог Галлер подчинил все исследования свои и 73-х учеников разработке специфических качеств живой материи – раздражимости и чувствительности. Он произвел 567 экспериментов над разнообразными животными по изучению раздражимости и чувствительности, работы органов дыхания и кровоснабжения, остроумно объясняя анатомо-физиолого-эмбриологические исследования.
Галлер – отец учения о гемодинамике (капилляры, скорость движения крови, определение емкости сосудов, сопротивления крови). Изучение уродств у животных и человека спаяны были с проблемами акушерства и гинекологии. В результате им были опубликованы многие мелкие статьи по физиологии нервной и мышечной систем и 8 томов «Элементы физиологии человеческого тела» (более 4000 стр. со ссылками на 13000 работ). Галлер создал новую эпоху в развитии экспериментальной физиологии! А его и не знали многие наши современники!!!
Как необычайно продуктивный историк науки Г. написал и издал два тома «Библиотека Анатомика», где дал сведения о работах 7138 анатомов, «Библиотека Ботаника» о нескольких тысячах ботаников, «Библиотека Хирургика», то же и Библиотека медика-практика, 4 тома, даны сведения об 11000 врачах, писавших о вопросах медицины. Им же были написаны 3 тома: «История изучения флоры Швейцарии», «Великие реставраторы анатомии Леонардо да Винчи, Микеланджело, А. Дюрер».
2 тома (более 1100 страниц) – методы изучения медицины Г. Бургава. Он отредактировал и издал 7 томов «Анатомических диспутов», где поместил свыше 200 диссертаций медиков по разным вопросам науки. Он отредактировал и издал переводы описаний путешествий на море и суше – и томов. Его лекции по судебной медицине в 2 томах были изданы после его кончины. Он издал 1004 письма иностранных ученых к нему в 6 томах.
Кроме этого он переписывался с 1080 корреспондентами на разных языках и отправил более 13000 писем. Редактируя журнал «Геттингенская газета научных событий», Галлер опубликовал там и в других журналах 9300 рецензий на книги, учебники и отдельные сочинения о медицине, истории, художественной литературе, философии и т. п. Более 1000 рецензий были посвящены новинкам писателей Англии, Франции, Испании, Италии, Германии и т. п.
Но наиболее важная заслуга Галлера перед наукой – создание и воспитание первой научной школы при Гетиннгенском университете в 1736–1753 гг., где им были воспитаны 73 медика, выполнившие несколько сот исследований, некоторые из них потом основали собственные направления в анатомии, акушерстве, общей медицине и физиологии.
Но жизнь его не была похожа на безоблачное существование. Ему приходилось вести ожесточенную полемику с Линнеем, Ламетри, Виттом, Вольфом ван Свитеном, Ван Гаеном – при этом никто из его критиков никогда не видел и не знал его лично. В последние годы своей жизни Галлер, недовольный смыслом философских повестей Вольтера, в порядке полемики написал исторические повести, обосновывая свой идеал гражданина Римской республики Катона, показывая опасность единовластия в образе Узонго – потомка моголов, и героизм Альфреда – короля саксов, отражавшего набеги датчан на Британию»[413].
И это все сотворил один человек?!
Без компьютеров, электронного моделирования и прочих чудес современной техники, орудуя грубым тесаком и гусиным пером!
«Одну статью о Галлере как воспитателе первой школы физиологов, анатомов и эмбриологов я напечатал в 4 выпуске «Из истории биологии» (ИИЕиТ, 1973), – сообщал Василий Лаврентьевич. – Теперь я намерен закончить статью: Галлер – сотрудник Энциклопедии Дидро и Даламбера и (2-ой) [слово нерзб.] в 1770–1777 гг. Это станет попыткой реабилитировать посмертно великого натуралиста, коего унижали Ламетри и Деборин»