– Может, из нее актриса получится? – с сомнением спрашивала Марина у Лешего.
– Актриса! Погорелого театра она актриса! Замуж выдадим сразу, пусть муж и разбирается…
Замуж! С этим тоже были большие проблемы, только Лёшка об этом не знал. Марина давно видела: между Митей и Мусей опять не все ладно. Дочь вняла на какое-то время ее увещеваниям и стала вести себя с Митей поприличней. Митя сразу расцвел. Но продлилось это всего пару лет: что-то между ними произошло – какая-то ссора, после чего отношения обострились до предела. Марина, всегда болевшая за Митю, осторожно с ним поговорила: опять все то же самое – неуверенность в себе, которую Муся все время растравляла, может быть, и неосознанно. Марина знала: ее дочери нужна сильная рука. Надо было как-то пробудить в Мите силу и характер, чтобы не поддавался капризной и избалованной девчонке, у которой душа еще не созрела. Митя и сам жаждал перемен, потому что любил Мусю, не представлял своей жизни без нее, но выносить дальше ее выкрутасы не мог – тем более, когда она была так мила с ним какое-то время. Так мила, что Митя осмелился поцеловать ее, довольно неловко – Муся засмеялась:
– Ой, да ты и целоваться-то не умеешь!
Митя вспыхнул, обиделся и ушел. Ну и подумаешь, нежный какой! И все вернулось на круги своя: насмешки, издевки, кокетство. Мальчишки обрывали ей телефон, в школе из-за нее все время вспыхивали какие-то разборки – к счастью, Митя уже школу закончил и многого не знал.
Поссорились они в декабре, сразу после Митиного дня рождения, так что к Рождеству война между «Монтекки и Капулетти» уже шла вовсю. Традиционный праздник для детей устраивался у Свешниковых в Брюсовом переулке. Туда приглашались и друзья старших детей, поэтому молодежи было много, так что Мусе было где развернуться. Она кокетничала напропалую и танцевала со всеми, кроме Мити, который смотрел на это безобразие мрачным взглядом: Муся у него на глазах даже поцеловала кого-то из общих приятелей. После того, как Муся со Стивеном оторвались в рок-н-ролле – оба в детстве занимались танцами и это был их коронный номер, – Митя решил, что с него хватит и ушел. Но Стивен его догнал и увез куда-то, поймав на Тверской тачку. Муся не сразу заметила, что Митя ушел. Но ей сразу стало все неинтересно – и кокетничать, и танцевать, и вообще развлекаться. Митя ушел и пропал, не появившись даже на Мусином шестнадцатилетии.
– Он приболел, – сказала Юля. – Чихает вовсю.
Но Митя и не позвонил. Через день Муся под каким-то предлогом пришла к Богдановым – Юля после развода с Аркадием оставила девичью фамилию, а Митя поменял сам, получая паспорт. Он работал, сидя у своего навороченного компьютера и довольно равнодушно бросил: «А, привет!», заметив Мусю. Нос у него действительно был заложен. Муся потопталась и ушла. Недели через две она встретила Митю на улице, но он только кивнул, говоря по мобильнику, и не остановился – Муся растерянно посмотрела ему вслед. Проходили день за днем, неделя за неделей – Митя не появлялся у Злотниковых и не звонил. Муся заволновалась – вдруг оказалось, что без Мити ее жизнь не полна. Словно потерявшая котенка кошка, Муся бродила туда-сюда по квартире, гуляла вокруг Митиного дома, часто подходила к Митиному подъезду и смотрела на его окна, не решаясь войти. Она спросила у Ваньки, куда делся Митя, но тот, недовольно оторвавшись от какой-то стрелялки в компьютере, ядовито спросил:
– Нежели заметила? Как это Ваше Великолепие оторвалось от созерцания собственного совершенства и снизошло до нас, смертных? – иногда Ванька умел загнуть заковыристую фразу. Муся фыркнула и ушла. Она подъехала к маме, но та упорно делала вид, что ничего не понимает, как Муся не ластилась к ней, но в конце концов сказала довольно сурово:
– А может быть, он тебя разлюбил? Сколько можно терпеть твои куверты и уроберты?
«Куверты и уроберты» – это было очередное загадочное папино выражение. Папа был Мусиной последней надеждой, но он, как всегда, ничего не знал – на самом деле ничего не знал, в отличие от мамы. А когда разобрался, то Мусе же и влетело:
– Вот бросит тебя и правильно сделает! Такой парень: и умный, и симпатичный, и талантливый, и у матери на шее не сидит, и на тебя не надышится! А ты что? Вертихвостка! Ох, избаловали мы тебя! Драть надо было, да поздно теперь…
Муся надулась – все против нее! Она подсчитала: не видела Митю уже два с половиной месяца. Последняя надежда – мамин день рождения: Митя не сможет не прийти! Или сможет? Она так переживала, что несколько раз даже плакала по ночам – Марина слышала, но не подходила. Восьмого мая Муся наряжалась полдня, а потом выскакивала на каждый звонок в дверь. Увидев Митю, вручающего матери большой букет нежно-розовых тюльпанов, она так обрадовалась, что с трудом дождалась, пока Марина уйдет, и тут же понеслась к Мите по коридору, испугавшись, что он сейчас может развернуться и сбежать. Она так разогналась, что с размаху налетела на Митю и вцепилась в него намертво, обняв за спину. Митя пошатнулся и сказал:
– Ого! Это что ж за африканские страсти такие?
Муся подняла на него глаза – Митя был какой-то другой, она его не узнавала. И голос звучал по-иному, и медовые глаза смотрели не так, как раньше, а с легкой иронией. Она растерянно заморгала и вдруг почувствовала, что они с Митей как бы поменялись местами: чаши весов дрогнули, Мусина поплыла вверх, а Митина – вниз, перевесив.
– Я соскучилась…
– Соскучилась? Это хорошо.
Митя вдруг легко поднял ее, ухватив за бока, и посадил на тумбочку. Внимательно рассмотрел – Муся все моргала – и поцеловал. Поцеловал так по-взрослому, по-мужски требовательно и даже агрессивно, что Муся изумилась и пискнула, но тут же провалилась сквозь тонкий лед в темную глубину, обжегшую ее не то страшным жаром, не то ледяным холодом. Чувственный взрыв был такой силы, что она совсем потерялась и поплыла, а когда Митя оторвался от нее, так и потянулась за ним полуоткрытым ртом. Он засмеялся и еще раз поцеловал Мусю – совсем легко, чуть прикоснувшись губами, но Мусю опять ударило током.
– Пойдем! Уже за стол садятся, – сказал он и поставил ее на пол. У Муси подкосились ноги. Она пошла следом за Митей, села с ним рядом, что-то ела и пила, даже улыбалась и вроде бы разговаривала, но не понимала ничего! Вообще. Митя поглядывал на нее – Муся поднимала на него широко распахнутые глаза, полные недоумения, и он улыбался. Уходя, Митя еще раз ее поцеловал. Муся долго стояла, глядя на закрытую дверь, потом как-то оказалась у себя в комнате на диване – сидела и таращилась в пространство. Заглянул Ванька, что-то спросил, вгляделся в нее внимательнее и помахал перед носом у Муси ладонью. Потом привел маму.
– Му-ся! – строго сказала мама, и она вздрогнула, очнувшись. Утром Муся окончательно пришла в себя, а вечером позвонил Митя и позвал ее погулять. Взявшись за руки, они добрели до Новодевичьего и там, у дальнего пруда, три часа целовались. Потом еще целовались – на площадке у квартиры Злотниковых, но недолго: к ним вышла Марина и устроила страшный разнос:
– Так, Муся! Быстро – в душ и спать. Чтобы через пятнадцать минут спала!
И хотя было всего пол-одиннадцатого, Муся заснула, как миленькая, через пятнадцать минут. А с Митей Марина разговаривала целый час:
– О чем ты думаешь?! Я тебе для чего помогала – чтобы вы мне внука тут же сделали? Ты же знаешь, Муся без тормозов!
– Я виноват! Увлекся…
– Митя, я все понимаю, – голос у Марины чуть потеплел. – Ты столько об этом мечтал, но держи себя в руках! Все получилось. Она теперь вся твоя, ты же видишь. Поэтому – осторожней. Береги ее. Ей только шестнадцать исполнилось. Она же теперь из кожи будет лезть! И ты не сможешь устоять.
– Да я понимаю…
– Что мне делать, скажи? Мы собрались в деревню, а теперь и не знаю, могу ли вас оставить. Мусю, тебя, Ваньку? Отцу некогда, да он и не видит ничего. На Мусю надежда плохая. Могу я на тебя-то надеяться? Или нам всем остаться?
– Тетя Марина! Я все понял! Я постараюсь!
– Нет. Ты не постараешься, ты это сделаешь. Ты будешь держать себя в руках и сдерживать Мусю.
Митя вздохнул и опустил голову. После ухода Мити Марина долго еще сидела на кухне, рассеянно глядя в блестящий бок электрического чайника. Она точно не знала, что произошло с Митей, но догадывалась. Марина несколько раз работала с мальчиком, укрепляя его чувство уверенности, но первое же общение с Мусей сводило на нет все ее усилия – мощная энергия дочери сметала Маринины установки. Марина понимала, что мальчику нужно почувствовать себя мужчиной – но тут она уж никак помочь не могла. Очевидно, все-таки нашлась женщина, которая сумела ему помочь – результат был налицо: Митя даже выглядел иначе, словно сразу резко повзрослел. Марине не слишком нравилось, что пришлось прибегнуть к такому способу – вся ее женская натура возмущалась. И сейчас она впервые подумала: «Может быть, надо было работать с Мусей? Ее настраивать? Как-то пробиться к ее душе, гармонизировать этот хаос страстей?» Но подозревала, что рано – вряд ли бы удалось справиться с такой стихией. Да и что думать – все, поезд ушел! «Эх, доченька… Боюсь, пожалеешь ты, да поздно будет…»
Марина еще повздыхала, а потом пошла и достала старые альбомы – ей вдруг захотелось вспомнить юность. Вот она, шестнадцатилетняя Марина, ровесница Муси – тоненькая большеглазая девочка с длинной косой, наивная и мечтательная. Если бы ей тогда кто-нибудь рассказал, что ожидает ее в будущем, удивилась бы она? Испугалась? Чего она хотела, о чем мечтала? Уж точно не о том, что будет отлавливать по темным углам свою слишком горячую старшую дочку! Марина покачала головой: если бы каким-то чудом эти две девочки встретились – поняли бы они друг друга, смогли бы подружиться? Вряд ли…
– Что это ты тут делаешь?
– Господи, Леший! – Марина даже подскочила. – Как ты меня напугал! Вечно подкрадываешься!
– Да ничего я не подкрадывался! Я тебя потерял. Фотографии смотришь? Как мне вот эта нравится! Давно мечтаю увеличить и на стену повесить.