Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки — страница 37 из 61

– Вы ссылаетесь на мистера Горгаса? Я апеллирую к мистеру Мэллори. Ладно… тут шесть тысяч тонн. Я добрая. Хотите шестьсот?

– Мисс, зачем вам столько меди? Она ведь зеленеет.

– На снаряды.

– Ярче сверкают? Армии нужны пушки. Не новомодные нарезные глупости, которые разрывает на третьем выстреле, а старые, добрые, бронзовые «Наполеоны». Которые могут стрелять чем угодно, хоть кусками плуга – был случай, и некоторым янки не поздоровилось…

– Солдаты на суше могут убивать врагов и из железных пушек. Моряки снарядами без поясков – нет. Броня, сэр.

– Моряки без поясков могут выбирать цели по силам. Мониторы ничему не мешают, кроме самомнения чарлстонцев. Зато ваши железные пушки рвет… Расчеты их боятся.

– Не мои.

– И ваши тоже… Я видел отчеты!

– Интересно, какой предатель показал вам секретный документ Морского артиллерийского бюро?

В ответ – ухмылка.

– Те, кто имел право это сделать, мисс. Так или иначе, бронзовые пушки нужны армии. И она их получит.

– Допустим. Сколько вы хотите?

Если он скажет: «половину», она, пожалуй, протянет руку – а пожимать или целовать, пусть сам решает. И если явится третий опоздавший – пусть капитан из Огасты прострелит ему мягкое место пониже спины!

– Все. Я не намерен тратить ценное сырье на женские игрушки. Или спорить. У меня приказ доставить груз на завод бронзового литья в Огасте. Я так и поступлю. Если желаете, можете потом попытаться оспорить решение Призового суда Саванны.

Отвернулся. Посыпались распоряжения. Но – левая рука Берты сдвигает муфту к плечу и перехватывает правую за запястье, правая – чуть согнута в локте. Иначе не удержать тяжелый груз.

– Обернитесь, сэр. Я не желаю стрелять вам в спину. Мне нужен этот груз. И, если желаете, можете потом попытаться оспорить решение Призового суда Чарлстона!

Капитан, действительно, повернулся:

– Ого! Мисс, вы выбрали оружие не по руке. Мне ничего не угрожает: вы продырявите лишь облака…

Сказал – и пожалел. Ствол опустился почти под ноги… теперь, при изрядном везении, девица может и попасть. Даже если не удержит тяжеленный револьвер. Но главное – ее слуга и хорошее охотничье ружье в крепких мужских руках. Еще мгновение назад оно казалось всего лишь инструментом для защиты взбалмошной юной леди от диких зверей – да и диких людей, от начала войны встречаются и такие, начиная беглыми неграми и заканчивая дезертирами из обеих армий. А теперь… И ведь черномазый знает, каково смотреть в пустой зрачок смерти. Знает – и смакует каждое слово…

– Я попаду, масса. Хозяйка, как Джимс должен застрелить красивого белого жентмуна? В голову? В грудь? Или в живот, чтобы помаялся?

Кобура расстегнута, но рука не успеет метнуться к рукоятке. Капитан не одинок! Его джорджианцы – истинные южане, всегда готовы отстоять свою честь и достояние, и они не могут оставить командира в беде. Длинное мгновение, в течение которого капитан никак не мог решиться метнуться в сторону или попытаться выхватить пистолет, а Берта не решилась произнести обрекающие слова или нажать на спуск – и вот на верного дворецкого смотрит полдюжины стволов. А он – улыбается:

– Какой почет для бедного негра! Ради этого стоило ехать в такую даль. Но не беспокойтесь: даже если меня продырявят, как шумовку моей бедной Клары, я успею сделать в красивом офицерском мундире большую гадкую дырищу.

Содержащийся в мундире человек развел руки в стороны. Заговорил – и куда пропала недавняя жесткость?

– Мисс, не стоит принимать так близко к сердцу медный спор. Вы ведь пожалеете своего слугу, правда? Да и я не так плох, как, наверное, кажусь… И опустите оружие. Этот револьвер для вас слишком тяжел…

– Да. Я устаю, – сообщила Берта. – Не смогу держать – нажму на спуск. Пять раз подряд. Хоть раз, да попаду, а там хоть трава не расти.

Голос тусклый, рука начала подрагивать… Капитан вздохнул. Жить хочется. Потом, всегда можно сказать, что не хотел стрелять в женщину… И ведь действительно – не хочется. Совсем.

– Пополам?

Никогда не умел читать в женских глазах. Всегда хватало слов и долларов. Да и что прочтешь в черных, как зрачок пистолета, точках?

– Всё.

Сцена, разыгравшаяся на Дальнем Юге, вполне достойна Дальнего Запада. И кто решил все проблемы и спас всех? Как и положено в истории про Дальний Запад, кавалерия! Они вылетели на пляж, ощетинившись карабинами и револьверами. И вот уверенный, командный, голос требует:

– Опустить оружие! Да, и вы, мисс. Какого черта здесь творится?

– Лейтенант, вы очень вовремя появились. Эта девица пытается сорвать поставку ценного сырья…

– Этот мужлан пытается оставить флот без…

Снова голос. Другой, совсем другой… но похожая сила иногда слышалась в словах отца и старшего брата.

– Тихо. По очереди. Мисс?

– Сэр, видите корабль? Он набит медью…

– Знаю. Мне передали записку… А вот и автор… Добрый день, Джонс. У вас тут семеро разбойников наседают на юную леди с одним слугой, а вы даже не потрудились достать из кармана коллекционный «Ле Мат»?

– Я все ждал, что они начнут повышать цену. Но так и не услышал ни слова про доллары. И куда катится мир? Но я рад, что ты успел, Юджин.

И вот с коня соскакивает офицер. В петлицах – одна шпала. Всего второй лейтенант, всего лишь ополчения. Но пустой рукав видавшего виды мундира – правый! – говорит лучше всяких нашивок: этот человек успел повидать врага. А его всадники… Старики и мальчишки, а держатся, что регулярная часть. И говорит – правильное:

– На все споры о судьбе груза накладываю запрет. До тех пор, пока вся руда не окажется на берегу. Рабочие будут: я объехал все плантации в часе езды отсюда… Десять процентов, как всегда?

Джонс кивнул. В этом заключался один из секретов успеха: он делился долей. Щедро. Впрочем, на сей раз он услышал дополнение:

– И пять процентов сверху… если удастся вытащить все. Платит… Покупатель. Который выяснится позже.

– Принято.

Оказывается, конкуренты в чем-то могут и согласиться…

Начинается знакомая песня про бронзовые бабахи. Капитан сорит красивыми словами: обтюрация, нарезы, износ ствола – все, что у бронзовых дульнозарядок отсутствует. Мальчики смотрят на яркий мундир почти как девочки – с обожанием. А на нее… Поглядывают. Уши у нее, конечно, немного отбиты на стрельбище – зато полигон научил читать по губам.

– Красивая…

– Ага, но для тебя – стара…

Так-то, мисс заводчица. Так что – переводи взгляд на стариков. Эти ворчат, что проверенное оружие верней. Что нынче многовато вдов… и много женщин тащат на себе хозяйство. Что эта вроде своя, хоть и городская. Но каролинка, а не из какой-то Огасты. И надо бы нашептать командиру, чтоб оставил девчонке немного меди. Армия может предпочитать «Наполеоны», но морской завод кормит людей. Далеких, но соседей. Городскую, но родню…

Однорукий хмурится:

– Все разговоры о судьбе не вытащенного на берег имущества запрещаю. Кто против, может убираться и жаловаться – хоть в Коламбию, хоть в Ричмонд. Это приказ.

Капитан из Огасты разыгрывает удивление:

– Вы мне приказываете, сэр? Позвольте напомнить, я старше по званию.

– Ну и что? Ты на нашей земле, приятель. И поэтому решать буду я. Знаешь, мы тут, в Южной Каролине, два раза приказали убираться куче больших шишек. И за право так поступать платим не торгуясь, – лейтенант похлопал по пустому рукаву, – и, если надо, набавим цену.

Несколько слов. Но недоросли с карабинами вспомнили, чем отличается орел со сломанным крылом от индюка…

Потом стали подходить негры с плантаций, и стало не до словесных битв. Снующие лодки, цепочки людей, передающих мешки с рудой к подводам – через отмель и пляж, по которым не проехать. Крик надсмотрщиков, настороженные взгляды в сторону моря.

И, что страшней всего, – сердитый Джимс:

– Хозяйка, так нельзя. «Кольт» массы Хораса тяжелый, не для ваших ручек. Чем плохи коротышки?

– «Дерринджеры»? Я их забыла… не ругай глупую! Вот и думала – как быть, а Норман как раз притащил муфту. Пригодилась!

Но вот над горизонтом встает жирный угольный дым. Две трубы – или два корабля? Нет, корабль один, но большой. Хорошо хоть не монитор… Над гладью бухты разносится тяжелый раскат. Сейчас в бухте встанет столб от разрыва… Нет. Холостой выстрел. Карабины в руках ополчения смотрят в неправильную сторону. На море, не на рабочих. А что плетка или дубинка надсмотрщика, часто – такого же негра, перед одиннадцатью дюймами северной пушки? Тут и револьвер смотрится несолидно. Да и сами надсмотрщики… как бы ни были свирепы, но под пушками не бывали.

Струсили не все, но мгновения растерянности обратили упорядоченное тело рабочей команды в человеческое стадо, бегущее к берегу. Чужой корабль стремительно растет, толпа врезалась в подводы. Теперь неважно, сколько жизней унесет давка и будут ли это только слуги… Главное – отступить сквозь получившееся месиво не сумеет и дивизия ветеранов, не то что рота ополчения.

Теперь, когда паника началась, беглецов не остановит и блеск отточенной стали. Снова тяжелый гул – и снова нет разрывов. Пугают. Пока им этого достаточно. Ополченец лет четырнадцати, что безотлучно торчит рядом с командиром, важно сплевывает на песок:

– Мазилы…

В глазах восторг и ужас разом. Лейтенант не спешит разочаровывать мальчишку, его взгляд обегает пляж. Полоса песка, спереди море, позади болото. Плохо, но янки пока не видят цели. Работы сорваны, и надолго. Корабль – надежно сидит на мели, его не потопишь. Разбить в куски? Долго, а главный калибр ведет отсчет до заветного выстрела, на котором ему взбредет разорваться. Поэтому патруль уйдет. Отправится дальше вдоль берега. Доложит на блокадной станции, и вот тогда можно ждать других гостей. Бронированных. Которые вполне могут себе позволить канонаду, достаточную, чтобы несколько тысяч тонн руды равномерно разбросало по дну залива.

Впрочем, пока мониторы придымят из Порт-Рояла, паника уляжется. От станции подойдут люди с завода, и не только люди. Сорок восемь лошадей – это, конечно, мало. Очень мало для того, чтобы протащить по разбитой подводами дороге хороший сюрприз для одиннадцатидюймовой слоистой брони…