Корабль прекратил огонь, но не уходит. Вот от темного силуэта отделились черточки поменьше. Шлюпки! Взмахи весел, словно тысяченожки решили идти в ногу…
Корабль прекратил огонь. Ополчение укрылось за подводами, обложилось мешками с рудой, орудует шомполами, подсыпает порох на полки, надевает капсюли на шпеньки. Молодые кентавры горят азартом. Вот один, забывшись, ссыпает в ствол порох из второго патрона. Лейтенант не видел – перебросился несколькими словами с молодцем из Огасты.
– Рядовой, вы зарядили карабин дважды.
Молчат. Смотрят. Ну да: приличная на первый взгляд девица, а первой заговаривает с неизвестными молодыми людьми… А ведь в городе все привыкли.
– Что случилось, мисс? – вот и их командир. Нашел время и для нее.
– Вот этот солдат зарядил оружие дважды. Может разорвать.
– Ясно. Дикки?
– Я…
– Оружие к осмотру.
Крейцер навинчен на шомпол – одним движением. Шомпол в дуло! Пуля на ладони. Порох. Снова пуля…
– Благодарю, вы спасли жизнь одному из моих оболтусов. Но янки скоро подойдут достаточно близко, чтоб в них попасть, мы начнем стрелять – и получим в ответ. Не пора ли вам уйти в тыл?
– Там каша. Спасибо, сэр, за заботу, но здесь уютней. Даже если начнут стрелять по-настоящему.
Лейтенант кивает. Выбор у девушки небогат.
– Понятно. Тогда, мисс…
– Берта ла Уэрта, – она помолчала. Видимо, ждала, что он узнает имя. После паузы добавила: – Из Чарлстона.
Протягивает руку. Не для пожатия, не для поцелуя, серединка на половинку. Что хочешь, то и делай. Ну, что сделает южный джентльмен?
– Юджин Баттерфилд, к вашим услугам. Из «Трех Вязов». Мы, знаете ли, не слишком хорошо знаем городских… «Кольт» – отца, брата?
– Отца.
– Разрешите взглянуть?
Морская модель 56-го года, посеребренные бока, рукоять слоновой кости. Оружие дорогое, красивое – до войны стоило бы не меньше трех сотен… И все-таки – уставное. На барабане выбито: «USN». Номер из первой сотни. Револьвер содержался в порядке, стрелял редко.
– Ваш отец – морской офицер?
– Капитан.
А их в довоенном флоте – по пальцам перечесть. Адмиралов же тогда вовсе не было. Понятно, почему ее в городе знают.
– Оружие для вас слишком тяжело… но не безнадежно. На будущее, если понадобится из него стрелять, старайтесь найти опору. Сейчас, например, вполне сойдет бруствер. Так. Хорошо. Цельтесь в тот мешок. Спуск у этой модели тяжелый, но постарайтесь не дергать…
Фонтанчик песка встал рядом с целью. Берта приуныла:
– Мимо…
– Вы удержали оружие. Сил на спуск хватило. Остальное – практика. Пока же прячьтесь за мешками. Вам незачем подставляться под пули…
И отвлекать офицеров от работы. Берта была согласна, что ей в бою делать нечего, и поначалу честно свернулась за укрытием. Рядом, как утес, воздвигся Джеймс:
– Я постреляю с жентмунами, хозяйка?
А почему бы и нет?
Потом был голос, как высверк стали:
– Можно.
Ружейный треск, такой несолидный по сравнению с привычным голосом бога войны. Она видела лишь приклады, шомпола, обрывки бумажных патронов… Потом пришел ответ – далекий тугой грохот. Не холостой! Близкий удар. Тишина… Вновь треск винтовок. Еще удар взрывчатого молота. Над укрытием – тонкий свист осколков мешается со словами, которые Берте слышать нельзя! Кто-то упал, и правильно было бы – перебороть себя, метнуться на помощь, перевязать. Но… она захлопнула глаза раньше, чем в них потемнело, и только губы вознесли беззвучную молитву. Не за себя, но за того, кому она не в силах помочь по слабости своей… Привычные слова помогли, выстрелы и стоны словно притихли. Берта шептала… и ей было скорее стыдно, чем страшно.
Но голос-клинок отрубил:
– Прекратить огонь.
Тогда она замолчала, чтобы шепот никто не расслышал.
– Они уходят. Пусть спокойно заберут раненых.
Два слова – голос великана. Остальное – обычная речь лейтенанта Баттерфилда:
– Мисс Берта, вы как?
– Хорошо…
Она встала, оперлась о бруствер и принялась рассматривать уходящую к горизонту черточку.
– Я не видела… они были на корабле?
– Парни крепкие, – сообщил Джеймс, – не струсили. Я знаю, хозяйка, что их солдаты крепкие. А что моряки – не знал. Их масса Дэн гоняет… И масса Южин… Вот глупый Джимс и думал – трусы. Оказывается, нет.
– Да, – Берта погрустнела, – я не такая страшная.
– Нет, страшная! Они только не поняли еще…
Со стороны моря донесся раскат. Джимс не привык заслонять собой прежнего хозяина, замешкался – и Берта успела увидеть смерч из песка и дыма, выросший перед бруствером. Ударил тугой воздух, голову дернуло, будто за волосы… Братья в детстве себе такого не позволяли!
Рука сама поднялась к уху – убрать возникшее неудобство. Отдернулась, перепачканная липким, влажным, теплым… красным!
Короткий вскрик, темнота. Холодные капли на лице.
– Мисс Берта? Все хорошо, они ушли…
Значит, можно открыть глаза? На серой ткани платья – черные пятна… Свет снова померк.
Опять дымы. Но флаг! Синий Андреевский крест на алом полотнище! И вообще, чарлстонец не узнает этот корабль, только ослепнув! Выгнутая, как спина недовольного кота, палуба, три наклоненные трубы, невысокая мачта – только наблюдателя держать… Блокадопрорыватель – от киля до клотика. Норман Сторм, как и обещал, явился и несется к берегу, словно за ним морской царь с трезубцем наперевес гонится. Нет, не к берегу… Возле сидящего на мели транспорта останавливается как вкопанный. Летят кошки. Мгновение – и корабли сцеплены намертво, а экипаж принимается опустошать трюмы чужого приза, словно своего. Между тем тали бухают на воду катер. Из трубы рвется дым, потом и огонь: словно спичкой чиркнули. На носу выпрямилась в полный рост фигура в белом. Капитан Сторм на фоне черного облака – как и всякий шторм. Театрально, но эффективно. Хотя промочить ноги ему все-таки придется: причал здесь пока не построен…
Разумеется, хлебнувшими воды туфлями не обошлось. Мистера Сторма обдало до пояса, но подобные мелочи не мешают ему вести разговор, словно на паркете в гостиной общих знакомых. Теплый вихрь комплиментов – какое счастье, что она сумела привести себя в порядок! Спрятала в складке то, что видеть не может, и булавкой заколола. И поврежденное ухо прикрыла. Серьги теперь не для нее. Да и выбор причесок сократился… Между тем Норман, не переводя дыхания, переходит к делу:
– Итак, у вас есть шестьсот тонн медной руды, – капитан просто лучится довольством, – ну, или будет через пару часов. Когда янки вернутся, меня здесь и след простынет. Впрочем, руда эта не моя и никогда моей не будет. Я не собираюсь нарушать закон… Но я намерен взять солидную фрахтовую плату за срочность и за риск. Эти шестьсот тонн все равно что в порту заказчика. Э-ээ… Джонс? Ты что такой мрачный? У тебя что, не взяли груз?
– Нет. Не то чтобы не хотят, но мешают друг другу. А командир ополчения вообще приостановил реализацию… Я бы провосту пожаловался… но этот парень и есть местный провост. Заодно.
– Так, – Норман ухватил ситуацию. Улыбнулся… От такой улыбки мороз по коже. – Значит, я сейчас получу контракт на доставку еще не проданной руды, порто-франко. В порту суд и решит, кому она достанется.
– Шесть тысяч, – отозвался Джонс, – больше не могу. Это и так половина моей скромной доли в том грузе, что утянет твоя скорлупка.
– Мало, – отозвался блокадопрорыватель. – Очень мало… Мне нужно минимум двадцать. Но не от вас, а от представителей правительства. В любой порт, какой они укажут. Точнее, в тот, фрахт до которого окажется выгодней.
У Берты перехватило дыхание. Так вот она, помощь Нормана Сторма! Груз попадет в порт… Только в который? И решение Призового суда оспорить удастся вряд ли. Но даже если удастся – то не раньше конца войны.
Капитан из Огасты – понял. И успел первым:
– Двадцать пять, порто-франко Саванна. Оплата золотом.
За пушки Ричмонд платит, увы, бумагой. Русские деньги – за переоборудование «Невского» – почти закончились. Алексеев не будет торговаться за снаряды, но обдирать союзника как липку? И все-таки… Резервов хватит, чтобы сказать:
– Тридцать, порто-франко Чарлстон.
– Сорок.
Норман улыбается. Скотина! Мог бы хоть морду скорбную сделать… Надо же, на помощь явился! Сорок пять тысяч золотом она не поднимет.
– Мисс ла Уэрта… – улыбка становится извиняющейся. Мерзавец. Пусть и на порог не является! – Меня устроят русские бумаги по текущему курсу. Поверх сорока тысяч золотом, разумеется.
Немыслимые слова! Кто знает, сколько обязательства русского казначейства будут стоить после войны? Хотя… сколько-то будут. В отличие от Конфедерации, Россия, победившая или поверженная, на глобусе останется. А главное, русских расписок у нее накопилось немало…
– Пятьдесят, десять – русскими обязательствами.
Капитан-Огаста молчать не желает:
– Шестьдесят, двадцать – бумагами штата Джорджия.
– Фрахт за леди из Чарлстона, – констатирует Норман. – Дж. Дж., вы были правы. Иногда внутренняя торговля доходнее внешней.
– Для тебя, – ворчит толкач. – Я только что понял – я работаю из чистого патриотизма. И чтобы не отваживать тебя от внутренней торговли. Ты явился очень своевременно. И взял на седьмой части груза столько, сколько я не получу, продав весь…
– Вы что, женские чары посчитали? – капитан-оружейник так горячится, что и джентльменом быть перестал. Да и был ли? В ответ мистер Сторм спокойно, тоном заезжей знаменитости, читает лекцию:
– Я посчитал русский крейсер. Поддержание его боеспособности я рассматриваю как долговременную инвестицию. Если он не будет шалить на угольных путях наших северных друзей, мне придется забыть про шутки вроде сегодняшней. Помимо прочего, действия коммандера Алексеева хорошо поднимают русские бонды… Мисс Уэрта, вы не в обиде?
– Как можно обижаться на акулу, которая тебя съела?
– Что вы, я дельфин и только что приткнул вас к берегу. Просто я веду дела открыто и честно.