— На него и так уже зуб у многих. — Виктор откупорил банку пива. — Поувольнял кучу народу за небрежность или за насилие над задержанными. Кое-кто и реальный срок за это получил, когда такое было? Ну и перед начальством не прогибается.
— Это все может стать формальным поводом, чтобы его снять. А тогда и мы с тобой, Витек, проработаем недолго. При Бережном совестью торговать не приходится, а при новом начальстве все вернется на круги своя, и будет как было. Так что давай, поехали. Тем более что нам сейчас нужна поддержка Назарова, в его руках главный городской новостной ресурс, и убитый Зайковский тоже на него работал. И если мы станем с ним врагами, следствие проводить будет намного сложнее, он нас в своей газете просто размажет, и будет прав, конечно. Но убийца поймет, что прежний номер не прокатил, а нам нужно в считаные дни найти этого гада.
Здание управления встретило знакомой суетой. Дежурный кивнул им и вернулся к телефонному разговору, а в коридоре Реутов поймал на себе заинтересованные взгляды коллег. Видимо, все уже были в курсе.
— Ты заметил, что многие теперь сторонятся нас? — Виктор презрительно сжал губы. — Думают, мы Бережному стучим.
— Идиотов пока хватает, мы на это повлиять не можем. — Реутов пожал плечами. — Но многие остались прежними — значит, понимают, что делает Бережной и зачем это нужно, и одобряют. Тот же Семенов за любого из нас в глотку вцепится.
— Так Семенов тоже «опричник». — Виктор засмеялся. — Мы теперь «опричники», прикинь?
— Да плевать.
Переговариваясь и здороваясь по пути с коллегами, они дошли до кабинета Бережного. Секретарша встретила их взглядом раненой лани — при прежнем генерале в его кабинет не шастали все кому не лень. И теперь в ее должности исчез главный смак: раньше она могла решать, пустить или не пустить посетителя, а теперь могут заходить все, Бережной запретил ей мариновать визитеров в приемной.
В кабинете генерала яблоку негде упасть. Но, кроме Назарова и Ершова, Реутов никого не знает, особенно непонятно, что тут делают три тетки самого что ни на есть гламурного вида, хотя двум из них уже за сорок, выглядят они отлично.
— Знакомьтесь, ребята, мои лучшие сотрудники — подполковник Реутов Денис Петрович и майор Васильев Виктор Сергеевич, отличные сыщики. Если уж они не разберутся в деле, то я и не знаю, кто разберется. Присаживайтесь, господа офицеры.
— Может, чаю?
Полноватая блондинка в голубых джинсах, обтягивающих вполне себе осязаемые прелести, и в синей майке со стразами и цветами, приветливо улыбнулась, пока остальная компания настороженно приглядывается к «лучшим сыщикам». Но блондинка, похоже, уже составила свое мнение, а потому наполнила стаканы чаем и пододвинула корзинку с конфетами.
— А то неизвестно, сколько мы тут прозаседаем.
Голос у нее был девчоночий и звонкий, а плотный немного седой мужик влюбленными глазами следил за ней — у обоих на безымянном пальце одинаковые обручальные кольца, и Реутову ясно, что это супружеская пара. Вторая пара — очень рыжая и кудрявая худая дама в элегантных серых брюках и таком же сером топе и солидный дорого одетый мужчина. Мужчина окинул новых знакомцев внимательным цепким взглядом. Тоже уже все понял о них и одобрил.
Пара у стены, расположившаяся на генеральском диване, — типичные жители пригорода: приглядная синеглазая девица с бесконечными ногами, обтянутыми светлыми джинсами, и высокий подтянутый мужик, коротко стриженный, — скорее всего, бывший военный. Они удивительно подходят друг другу, даже немного похожи между собой. Одежда неброская, но хорошего качества, и дорогая обувь — видимо, вместе рулят небольшим семейным бизнесом и вполне довольны своей незамысловатой жизнью. И как они затесались в эту компанию, непонятно вообще.
Но самой занимательной оказалась пара, сидящая у окна. Сногсшибательная блондинка в длинных локонах, ярком платье и сандалиях на тонких ремешках, ее лицо вполне можно предлагать на обложки модных журналов — что эта цыпа делает здесь? Но взгляд у нее скучающий, а за ним проглядывает что-то холодное, отстраненное и опасное, когда маска на миг сползает.
И муж ее такого же примерно свойства, только его маска на месте, но то, как развита его мускулатура, говорит о том, что парень годами тренировался совершенно особым способом. И спокойный взгляд небольших карих глаз не обманывает Реутова: это человек, которого обучали вещам, о которых он, Реутов, только слышал.
Евгения Назарова Реутов видел и раньше — он иногда выступал по местному телевидению, мелькал и на центральных телеканалах, его приглашали и как эксперта-политолога, и как журналиста, и он всегда говорил коротко и по делу, а его оценки и формулировки всегда были точны — ни добавить, ни отнять.
Реутов встретился глазами с Ершовым, и адвокат подмигнул ему — держись, брат.
— Денис Петрович, ты ознакомился с делом об убийстве журналиста Зайковского?
— Дело в пути, пока не успел. Зато майор озаботился принести из архива старое дело об убийстве Дарины Станишевской, и мы просмотрели его.
— Ваше мнение? — Назаров враждебно глянул на Реутова темными глазами. — Или вы не успели его составить?
— У нас и правда было мало времени, но даже та небольшая часть дела, которую мы с майором успели изучить, свидетельствует о том, что следствие велось небрежно. Не опрошены все возможные свидетели, не собраны должным образом улики с места преступления: из всех улик вообще только нож с отпечатками обвиняемой и ее окровавленная одежда.
— Которые свидетельствуют о том, что не Станишевская наносила удар ножом. — Парень у окна рассматривал Реутова в упор, и Дэн поймал себя на том, что предпочел бы никогда не оказываться объектом интереса этого гражданина. — Отпечатки на ноже свидетельствуют о том, что Виктория держала нож за рукоять так, словно ударила сестру сверху вниз, при этом Дарина должна была лежать на полу, в то время как угол вхождения лезвия говорит о том, что удар был нанесен снизу вверх, причем убийца стоял напротив жертвы, а в этом случае расположение отпечатков было бы другое. И брызги крови, а именно то, как они расположены на одежде Станишевской, свидетельствуют о том, что она не наносила удар, а вынимала нож из раны — как раз это она изначально и говорила, пока адвокат не уговорил ее признать вину. Адвоката привел тогдашний сожитель Станишевской, актер Игорь Осмеловский, из-за которого якобы Станишевская и убила сестру в припадке ревности. Мне сейчас интересно другое: зачем она оформила дарственную на квартиру и машину на имя Осмеловского? Не то чтоб это на что-то влияло, но просто я хотел бы прояснить для себя этот вопрос.
— Когда убили Дарину, Вику не сразу арестовали, просто таскали на допросы. — Синеглазка на диване оказалась обладательницей хрипловатого сексуального голоса. — И уже было понятно, к чему дело идет, они же и не искали никого другого, да еще и пресса масла в огонь подливала, родители выступали перед камерами и требовали немедленного ареста убийцы. И этот гад возьми ей и скажи: родители могут подать на тебя иск и отсудить в виде компенсации морального вреда имущество, а так оно будет в сохранности. Вот Вика и оформила на него и квартиру, и машину, а как ее арестовали, то он ни разу не пришел, поминай как звали. А дом в Привольном она оформила на меня, я ей его обратно передарила весной, хоть она и не хотела. Вот так вышло с имуществом-то, никакого секрета.
— И что, родители стали бы судиться с родной дочерью за компенсацию морального ущерба? — Блондинка, угощавшая чаем, удивленно округлила глаза. — Алена, это же уму непостижимо…
— Еще как стали бы! — Синеглазка, оказавшаяся Аленой, зло прищурилась. — Да они плевать на Вику хотели, постоянно попрекали, что она «неудачный проект» — так они ее называли. Правда, когда у нее начала складываться карьера, вроде бы притихли, а потом что-то случилось, и она ушла от них, уехала жить в Привольное, к бабушке.
— А что случилось?
— Не знаю. Да, Жень, мы не знаем, правда?
— Правда. — Назаров понимал, что должен поддерживать разговор, но ему это было трудно. — Вика имеет очень редкое для женщины свойство: она никогда не говорит о том, что ей причиняет боль или по-настоящему тревожит. Хоть спрашивай, хоть нет, не скажет все равно.
— Но она всегда была в их семье отрезанный ломоть. — Алена раздраженно фыркнула. — Так что когда убили эту мерзкую дрянь Дарину, а Вика оказалась в этом замешана, родители первые начали голосить, что это она убийца, потому что не могла пережить, что Осмеловский выбрал не ее, а Дарину.
— А у них и правда был роман?
Виктор, молча слушавший показания свидетелей, что-то прикидывает в уме, его стакан опустел, а рядом лежала горка конфетных фантиков. Реутов знал, что напарник лучше думает, когда его мозг получает дозаправку углеводами.
— Дело в том, что Дарина была на три года младше Вики, и тощая, как подросток. А этот урод любит молоденьких и тощих. — Алена яростно блеснула глазами. — Недавно приезжал к нам на мойку, так вы не поверите, его пассии лет восемнадцать, кассирша говорила. Заметьте — кассирша сказала, а не Вика! Потому что Вике если плохо, она прячется, отмалчивается, и вообще вот это «на миру и смерть красна» — не о ней. Так что, я думаю, Игорь вполне мог тогда и трахать Дарину, тем более что та всегда пыталась перебегать Вике дорогу — с ее стороны реальны были и зависть, и ревность. Жень, она ведь и к тебе как-то раз пыталась подкатить?
— Пыталась. — Назаров поморщился. — У нас тогда с Викой отношения испортились, и тут эта тощая дрянь: то позвонит, то будто случайно встретит меня на улице, я и не понял сначала, а потом она прямо заявила: зачем тебе Виктория, ей интересна только ее карьера, а мне интересен ты сам. Я даже опешил от такой наглости, но объяснил ей, что даже если она окажется последней женщиной на планете, я скорее самку бабуина впущу к себе в постель, чем ее.
— То-то она взвилась! — Алена засмеялась. — Вике мы об этом не сказали, но сами повеселились изрядно. Так что она могла, конечно, и к Осмеловскому подъехать, хотя вряд ли успешно.