Алена, молчавшая все это время, поднялась и выглянула в окно.
— Смотрите!
Перед больницей собралась небольшая толпа. Люди держали в руках какие-то плакаты, слышались выкрики.
— Что здесь происходит? — Ника растерянно оглядела подруг. — Почему они здесь, зачем? Что все это значит?
— Кто-то их собрал. — Ровена достала из кармана телефон. — Я Пашке позвоню, он должен об этом знать. Ничего, девчонки, мы будем здесь, никто к Вике не прорвется.
Вика укуталась в лоскутный плед и замерла. Желтые георгины качали головами на ветру, в огороде шумела огромная старая груша, а по вспаханной земле, осторожно ступая лапами в рыжих чулочках, шла кошка Мурка.
17
Бережной тщательно изучал документы, присланные Павлом Олешко.
Не то чтоб он не понимал, что с Интернетом и всем, что он несет, приходится считаться, но лишь сейчас, увидев четкий анализ, сделанный Павлом, в полной мере осознал, насколько серьезно можно навредить практически любому человеку, натравив на него безликую интернет-толпу. Люди, прячась за анонимностью, вытворяют то, чего никогда бы не сделали в реальной жизни.
А здесь вроде бы все можно.
И вопрос, знала ли Виктория, что Дмитрий Зайковский — это и есть Морган, устроивший ей травлю, остается открытым. Как открытым пока остается вопрос, кому сейчас понадобилось распространять фотографии изуродованного лица Вики по всем соцсетям и прочим ресурсам.
— Андрей Михалыч, тут к вам…
Голос секретарши испуганно дрожал, и Бережной догадался, кто к нему пожаловал. Он ждал этого посетителя и все гадал, когда же тот сделает свой ход.
Ладыжников вошел в кабинет генерала так, словно бывал здесь много раз, и сейчас просто заглянул в гости к старому знакомому. Его манера по-хозяйски чувствовать себя везде, где бы он ни появлялся, раздражала Бережного невероятно. Извольте видеть — в дизайнерском костюме, каждая складка которого кричала о многих нулях, приписанных к цене, в дорогих летних туфлях, поджарый, невысокий, очень загорелый, он улыбнулся генералу, блеснув безупречными зубами, и протянул руку для приветствия.
— Добрый день, Андрей Михалыч. Не велите казнить, но уж очень нужно было встретиться.
Бережной пожал протянутую руку, понимая, что с ходу конфликтовать с Ладыжниковым не стоит. До этого он видел своего визави считаные разы, и хотя тот всегда был приветлив и предельно вежлив, Бережной чувствовал хорошо скрытую насмешку — ведь годами полиция не могла инкриминировать Коле-Пауку ничего, даже Правил дорожного движения он не нарушал. А между тем Бережной точно знал, что все бордели курируются именно Ладыжниковым, как и торговля наркотиками. Но знать и доказать — это разные вещи, и доказать Бережной ничего не мог. Было много разрозненных точек, которые на первый взгляд не связаны никак, но в целом чувствовалась система с четкой иерархией, но выявить того, кто за всем стоит, было очень сложно, а доказать вообще не представлялось возможным. Коля-Паук контролировал свою паутину с той неспешной хозяйственностью, которая присуща лишь людям, уверенным в своих силах. То, что полиция много лет разрабатывает его, он знал, как и знал, что ничего на него нет, потому насмешка всегда таилась в глубине его глаз.
К тому же в последние годы случилось несколько резонансных смертей, которые выглядели как суицид, несчастный случай, естественная смерть, но за ними тоже маячила фигура Ладыжникова. Эти смерти так или иначе были выгодны ему, но доказательств опять же не было. Ни единого доказательства, что эти смерти не то, чем выглядят. Даже допрашивать в связи с происшествиями некого. Ну, повесился у себя в гараже директор местной радиокомпании, за месяц до этого намекнувший, что деньги, которыми Коля-Паук щедро спонсирует конкурсы талантов, поступают от торговли наркотиками. Или разбился на автомобиле судья, приговоривший одного из «деловых партнеров» Ладыжникова к длительному тюремному заключению за отмывание денег, изъяв при этом в казну все наличные, найденные в офисе этого самого «партнера», — а это было несколько больших ящиков, набитых пачками купюр. Или умерла от банального столбняка бывшая жена Ладыжникова, пытавшаяся добиться раздела имущества и пригрозившая бывшему супругу рассказать о его делах «там, где следует». И вдруг откуда ни возьмись столбняк, и не спасли, да.
Об этом шептались обыватели, это гуляло в Интернете, но сам Ладыжников относился к подобным слухам с юмором, утверждая, что они ему только на пользу, ведь человека с такой смертоносной репутацией никто не посмеет обмануть в делах.
Бережной не раз и не два изучал все, что было собрано о Ладыжникове, и понимал: инкриминировать ему нечего, слухи — это просто слухи, их к делу не пришьешь.
— Здравствуйте, Николай Андреевич. — Бережной жестом предложил гостю присесть. — Неожиданный визит. Видимо, и правда что-то срочное. Так чем я могу вам быть полезен?
Ладыжников сел в предложенное кресло, и враз шутливое выражение сошло с его лица.
— Я пришел к вам поговорить о Вике Станишевской. — Ладыжников поерзал, устраиваясь поудобнее. — Мне нужно понять, что происходит вокруг нее и почему.
— Зачем?
— Странный вопрос. — Ладыжников нахмурился. — Эта девушка мне как дочь. В какой-то степени она мне больше, чем дочь, — я могу сказать, что создал ее. Я ведь не вдруг начал заниматься меценатской деятельностью, Андрей Михалыч. Когда достигаешь определенного уровня благополучия, начинаешь совсем по-иному смотреть на некоторые вещи. У меня есть собственная дочь, которую я растил один, ее мать оказалась не способна воспитывать ребенка, из-за наркотиков она умерла в клинике, променяла свою дочь на наркоту. Но девочку я воспитывал со всей ответственностью, и она хорошая девочка, умненькая и добрая, но — и все. Никаких талантов у Ирины нет, никаких особых стремлений. Ну да она и без этого проживет, ей оно и ни к чему, собственно, и речь не о ней. Просто в какой-то момент я вдруг увидел, сколько вокруг умных, талантливых детей, у которых нет ни единого шанса пробиться в этой жизни из-за бедности. У Вики была другая история: ее семья никак не поддерживала ее, и хотя Валерий мой друг, я всегда осуждал его за такое отношение к родной дочери.
— И вы занялись меценатством, чтобы дать шанс детям?
— Конечно. — Ладыжников пожал плечами. — Обо мне многое говорят, и я признаю, что не святой, — и вы отлично знаете, что все состоятельные люди в нашей стране такие же, как и я, а то и похуже. Как говорится, подкладка толстого кошелька сшита из слез. Но я готов это признать, и я готов хотя бы частично искупить, помогая талантливым детям. Их было много за эти годы, и каждым я горжусь, и каждому помогаю, если требуется, никого не выпускаю из виду, они словно и вправду стали моими детьми. Но Вика и Женя Назаров, и еще кое-кто — это мои первенцы, если можно так выразиться. Победители самого первого конкурса. И глядя на то, как они расправляют крылья, данные им богом, я радовался и гордился, и знал, что на правильном пути.
— Я сейчас разрыдаюсь от умиления. — Бережной тонко улыбнулся. — Поверьте, Николай Андреевич, я все это знаю. И я верю, что в данном случае ваши помыслы чисты, — честное слово, в этом я вам верю. Равно как и очень ценю то, что вы делаете на этом поприще. Но сейчас у нас разговор о Вике.
— Да. — Ладыжников смотрел на генерала прямо и уверенно. — Я понимаю вашу иронию. Правда понимаю. Мы с вами сидим в разных окопах. Но то, что касается Вики… Послушайте, она свое наказание получила. Если, конечно, она убила Дарину. Но…
— У меня к вам вопрос. Вернее, даже несколько вопросов. — Бережной решил, что хватит экивоков. — Почему вы не предоставили Вике хорошего адвоката? Знали ли вы, кто стоит за травлей Вики в Интернете? А также — правда ли то, что у Дарины и Никиты Станишевских были отношения совсем не как у брата и сестры? Что вы мне на это скажете?
Ладыжников посмотрел на генерала озадаченно, и Бережной понял, что некоторые вопросы застали его врасплох.
«Он не знал об инцесте. — Бережной поднялся и включил чайник, расставил чашки, позволяя гостю собраться с мыслями. — И до последнего времени он понятия не имел о травле, и вряд ли до сих пор понимает, что такое сегодня Интернет. В этом плане мы с ним похожи, оба — вымирающий вид».
— Могу я предложить вам чаю?
— Чаю… — Ладыжников покачал головой. — Да, пожалуй, я выпил бы чаю. Спасибо, что дали мне время собраться с мыслями. На вопрос об адвокате у меня есть ответ. Когда все произошло, я был за границей, а мой помощник не доложил мне о ситуации, и когда я вернулся, многое уже нельзя было исправить.
— Только повлиять на решение суда и обеспечить минимальный срок с амнистией, и отсидку на зоне с мягким режимом?
— Да. — Ладыжников хмуро кивнул. — Я не буду отпираться, мы с вами сейчас на одной стороне. Конечно, я постарался обеспечить Вике безопасность в местах лишения свободы, но все же она несколько раз пострадала. К сожалению, я не учел того, что это ее сломает. Тонко чувствующая девочка, очень ранимая, очень открытая ко всему доброму, — и вдруг попасть в такую передрягу, оказаться в колонии, я не учел, что это станет для нее тем, чего она не сумеет пережить. Я тогда этого просто не понимал, а сейчас понимаю. И об этой травле я не знал… Вернее, что-то такое мне докладывали, но я не придал тогда значения. Вы понимаете, все эти игрушки с Интернетом… Да я представить себе не мог, что это повлечет какие-то серьезные последствия! А когда понял, то уже было поздно, вред уже нанесен. Ну а насчет Дарины с Никитой… Я не могу в это поверить. Я знаю семью Станишевских, и, если не учитывать их отношение к Вике, это дружная, сплоченная команда. Быть того не может, чтобы… Да ну! Как вам такое только в голову пришло?!
— Для наркобарона и заказчика нескольких убийств вы слишком щепетильны, Николай Андреевич.
Бережной разлил чай по чашкам и достал вазочку с конфетами.
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Ладыжников смотрел на Бережного сердито. — Первое утверждение спорно, и мы его пропустим, и никаких убийств я не заказывал. Я читал эти измышления в Интернете — они стали появляться примерно тогда, когда осудили Вику. И я понятия не имею, кто и зачем распространяет подобные слухи. Даже если в смертях этих несчастных и есть что-то подозрительное, даю вам слово: я не имею к этому никакого отношения. Послушайте, мы с вами сейчас говорим откровенно… Ну, по возможности. Эти люди мне не мешали, просто досаждали, но все это было решаемо, и сплетни, которые бродят среди обывателей, сначала меня забавляли, а сейчас я думаю, что они могут мне навредить. Знать бы, кто распускает эти слухи…