Реутов долил себе пива и зашуршал пакетиком с лососем.
— Вить, у парня реальная шиза. — Реутов снова внутренне содрогнулся, вспомнив Никиту. — Стероиды, наркота — все это упало на его от природы неустойчивую психику. Но знаешь что? Он сказал, что пришел к Балицкой, уложил ее в чемодан и сбросил со скалы в воду.
— Убил ее?
— Я сперва тоже так подумал. — Реутов покачал головой. — Я даже не знаю, почему я спросил у него о Балицкой, просто сказал, что была свидетельница, и тут он завелся и начал кричать: она лгала на суде, у Дарины не было подруг или любовников. И я спросил, что он сделал. И он сказал.
— Если он сумасшедший…
— Понятное дело. — Реутов согласно кивнул. — Его слова ни к чему не привяжешь. Но если бы он убил ее, он бы сказал, хотя бы что-то — ну, по крайней мере, он бы сказал, как он убил: задушил там, зарезал, ударил по голове. Но это не прозвучало, он сказал то, что было на самом деле, буквально: я положил ее в чемодан, вывез на Остров и бросил в воду. И еще один момент: уехав из клиники, я заехал на бывшую квартиру Балицкой и повторно осмотрел времянку, в которой она жила. Поддел ножом плинтус, линолеум поднял и под плинтусом нашел следы хлора. Кто-то обработал ее времянку хлорсодержащим веществом. Я спросил у хозяйки, не было ли запаха хлора в то время, когда исчезла Балицкая, и она вспомнила, что во времянку-то заглянула, потому что из открытой форточки почуяла сильный запах хлорки. Но Никита ничего не сказал об этом, он сказал только одно: просто упаковал тело в чемодан и унес. Кто-то сумел убедить его, что так нужно, и он сейчас уже не помнит, что там был кто-то еще, но кто-то там все-таки был, и этот кто-то убил Балицкую и отмыл там все, и это не был Никита. Это был кто-то хладнокровный, умеющий просчитывать ходы, оценивать возможные риски.
— Да, дела. — Виктор вздохнул. — Может, Ладыжников? Он мог все это устроить.
— Ладыжникову не понадобился бы для этого Никита. — Реутов фыркнул. — Тем более что он не допустил бы наличия такого свидетеля.
— Ну, тоже верно. Доложимся генералу?
— Я попросил майора Васильцова одолжить своих водолазов, и сейчас полтора десятка ребят обследуют дно вокруг скалистых мест Острова.
— Прыткий ты, брат, но и я не зевал. — Виктор долил себе пива. — Я связался с Олешко и попросил показать фотографию «уборщицы» из больницы его жене и Нике Булатовой.
— Зачем?!
— Наитие. — Виктор засмеялся. — И что ты думаешь: они обе опознали в ней барышню, которую застали около дома Виктории в Привольном. Татьяна Мисина, подружка одного из оперов, которые допрашивали Викторию, внештатный корреспондент газеты «Суббота». Это она слила в Сеть новость об аресте Виктории, и она же, прикинувшись уборщицей, сфотографировала Викторию в больнице и выложила в Сеть.
— Надеюсь, за ней уже поехали? — Реутов выудил из кармана звенящий телефон, а в это время на столе Виктора загудел старый телефонный аппарат. — Да, слушаю… Отлично, едем уже. Вить, за Мисиной уже выехали?
— И даже нашли. — Виктор вздохнул и положил трубку. — Ну что за нафиг! Мы постоянно на шаг позади нашего убийцы.
— Что?
— Ребята застали ее уже мертвой. Самоубийство, и совсем недавно, тело еще теплое. — Виктор достал из-под стола банку с пивом. — А ты?..
— У западной оконечности Острова обнаружился большой чемодан, в нем останки. — Реутов отнял у напарника пиво и по-братски поделил его, вылив в свой стакан половину. — Васильцов говорит, что чемодан оказался полностью герметичным, а части тела были завернуты в пищевую пленку, упакованы очень плотно.
— То есть…
— Именно. — Реутов одним глотком прикончил пиво и поднялся. — От тела осталось довольно много и мы, возможно, обнаружим там улики. И уж точно узнаем, что ее убило. Поехали, Вить, я за рулем. Ты позвони Олешко, пусть подтягивается, если считает нужным, а я позвоню Бережному. Только здесь надо мусор весь собрать, а форточку открытой оставим, не то вернемся, будет вонять как в пивной.
Виктор кивнул и достал из шкафа пакеты для мусора.
У Павла была привычка все свои дела распутывать до самого донышка. Ему мало было узнать информацию, сама по себе информация часто бесполезна, если не связать ее с личностными факторами участников расследования. Потому что одни и те же поступки и обстоятельства для разных людей имеют совершенно разное значение. И лишь когда привязываешь некую информацию к конкретному человеку, картинка начинает обретать смысл и очертания.
— Надо же, как тебя распиарили, парень. А ведь по сути-то — ну, торговец наркотой и куратор сети борделей, и есть над тобой люди поавторитетнее, но поди ж ты, главное пугало Александровска — Коля-Паук во всей красе. — Павел хмыкнул. — Самое смешное, что кто-то убил и судью, и журналиста, и твою бывшую, но ты этого не делал, и знать не знаешь, кто бы это мог быть, как не знаешь, что из тебя несколько лет намеренно сооружали этакого Бугимена. А ты все удивлялся, откуда берутся слухи.
Павел послал на печать документы и поднялся. Ему хотелось домой, от отпуска остался огрызок, и он хотел провести это время с семьей. Но и бросить сейчас дело он не мог, потому что данные, которые он добыл, ни за что не достать Бережному и его ребятам.
Генерал понравился Павлу — он и правда был тем, кем казался: человеком на своем месте, яростным поборником законности, и Павел думал о том, что Бережного с его бескомпромиссным подходом и неприятием защиты чести мундира любой ценой вполне могут отправить в отставку. И вряд ли его команда останется после этого в полиции, их просто выживут, заставят уйти, а это будет очень плохо для города. И потому он хотел помочь Бережному, и будет впредь присматривать за ним, чтобы подстраховать в случае надобности.
Бережному об этом, конечно, знать необязательно.
Павел собрал бумаги в рюкзак и вышел, вслед ему подмигнули мониторы, перешедшие в автономный режим. Сбор информации не должен прерываться, и система справляется с этим сама.
Зазвонил телефон, и Павел узнал номер Виктора Васильева. С этим парнем у него сложились вполне приятельские отношения, и его подход к делу Павлу очень нравился.
— Паш, мы едем на место самоубийства. — Павел слышал, что Виктор в машине. — Татьяна Мисина, сотрудница Назарова, которая…
— Сейчас буду.
Павел вырулил со стоянки и направился в сторону мостов. Мисина, которая что-то вынюхивала во дворе у Виктории и которую Ровена опознала по фотографии с камеры наблюдения в больничном лифте, несмотря на мешковатый халат санитарки, — но все, что Павел знал о ней, говорило о том, что Мисину кто-то использовал как фланговую пешку, а потом ею пожертвовал. Кто-то обрубает концы, потому что слишком наследил, заигравшись в информационную атаку. Такая атака потребовала большего количества участников, и результатом ее должно было стать преследование Виктории Станишевской, потому что убийство Зайковского на нее повесить не сумели.
— Никакое это не самоубийство. — Невысокий пожилой патологоанатом отчего-то сердится. — Странгуляционная борозда говорит о том, что жертву сначала задушили, набросив шнур сзади, а после подвесили на этом же шнуре, но первоначальная борозда ярче, потому была прижизненным повреждением. Жертва убита максимум полчаса назад, токсикологию я сделаю, конечно, только под ногтями жертвы чисто, пятки тоже не ссажены, а это значит, она не сопротивлялась, а ее конечности не двигались, когда ее душили. Ладно, пакуйте труп, не о чем говорить.
Павел наблюдал, как работают эксперты, как компьютерщики упаковывают компьютер Мисиной, ищут телефон — ему все это уже неинтересно, потому что ответ он уже знает, просто нужно еще немного времени. Но самое главное, что он знает, в каком направлении копать.
— К Бережному с нами поедешь? — Реутов исподлобья глянул на Павла. — Или есть другие дела?
— Поеду, какие сейчас другие дела… — Павел ухмыльнулся, настороженность Реутова его забавляла. — Тут более-менее все ясно, пусть работают эксперты.
— В том-то и дело, что неясно. — Реутов заметно сердился. — Или нарыл чего?
— Нарыл. — Павел повел плечом, на котором висел рюкзак. — Поехали, здесь мы ничего нового не узнаем, а я вас удивлю.
Реутов нахмурился. Вот подозрителен ему этот тип, и все. С чего Виктор с ним почти что закорешился, ему непонятно, потому что от Павла за километр пахнет уголовщиной — не банальным гоп-стопом, а нарушением базовых, так сказать, прав человека.
— Ты меня, Денис Петрович, который день со стороны в сторону поворачиваешь, и все у тебя одна изнанка получается, а человек — вот даже и я, допустим, — человек разный бывает, и разные обстоятельства проявляют различные грани его личности, ты этого не можешь не знать.
— Знаю. — Реутов кивнул. — Ладно, проехали. Давай к Бережному.
Они разошлись по машинам, но Павел, проследив, что Реутов выезжает со двора, вышел из машины и вернулся в квартиру Мисиной. Полицейский на входе его не остановил, эксперты тоже не обратили внимания. Павел, достав из кармана перчатки, открыл платяной шкаф и осмотрел его содержимое. Удовлетворенно хмыкнув, он вышел из квартиры, на ходу снимая перчатки.
Его ждала команда Бережного, и у него было что им предъявить.
У Бережного телефон звонил не переставая. Сотовый он отключил, а звонки в приемной секретарша взяла на себя, и Бережной подозревал, что она впервые чувствует себя счастливой за все время, что он занимает генеральский кабинет.
— Журналисты, мэр, снова журналисты. — Бережной вздохнул. — Звонил Станишевский, угрожал иском за твой, Денис Петрович, разговор с его сыном. Конечно, я объяснил ему, что ты имел право беседовать с Никитой, ведь он совершеннолетний и дееспособный, что еще больше разозлило нашего Отца Года. А так вообще-то нерадостно, господа офицеры, и я надеюсь, что у вас есть что-то существенное. Об убийстве Мисиной я знаю, звонил патологоанатом Норейко. Кстати, он изучил останки, найденные в реке: это совершенно точно Наталья Балицкая, убита точно так же, как были убиты Дарина Станишевская и Зайковский — удар ножом в правую часто торса, снизу вверх. Нож похож на те, что использовались в двух предыдущих убийствах, что дает нам основания утверждать: это один и тот же убийца. Внутри чемодана обнаружены отпечатки пальцев Никиты Станишевского, но врач говорит, что он непригоден для допроса. Мисина удушена, но я думаю, что убийца просто хотел скрыть преступление, а потому изменил modus operandi, так сказать, но убийца все тот же. А у вас что?